Снег Энцелада - Эдуард Николаевич Веркин
— Может, свернуть? — предложил Роман. — Он на проселок не сунется… наверное.
— Сунется, — заверил я. — Сунется еще как, даром что белый…
Дальше повышать скорость нельзя, на этих кочках легко уберемся в канаву; «Кайену» все равно, две тонны, энергоемкая подвеска, колдобины глотает не замечая, от него не оторваться.
— Витя, не дури! — попросил Роман. — Что ты творишь?!
Впрочем, я и не собирался отрываться. Елочка плясала под потолком, руль стучал, в багажнике громыхало.
— Витя, хватит…
Я ждал, когда белый начнет мигать дальним.
— Не бубни под руку, — попросил я. — Это весьма отвлекает от нашего расследования…
Я знал, что белый начнет мигать дальним.
— Какое расследование?! — завопил Роман. — Это не расследование, это идиотские гонки!
Бетонка закончилась, мы выскочили на ровный грейдер, отсыпанный серым гравием, здесь я смог прибавить. «Восьмерка» сразу же задрала пыль, «Кайен» растворился в ней.
— Он нас не видит! — крикнул Роман. — Съезжай, Витя!
— Терпение — главная добродетель писателя, Роман. Еще пару километров…
Пары километров не понадобилось — белый выскочил из пыли и стал быстро нас догонять. Роман принялся шарить сбоку от сиденья.
— Монтировка у меня, — сказал я. — И хочу попросить — Рома, сиди спокойно, не дергайся…
Белый начал мигать дальним, все как надо. Замигал, обошел на повороте, оторвался метров на пятьдесят, резко, с киношным заносом развернулся, хороший водитель, и встал мордой к нам.
Я тоже затормозил.
Лобовое стекло «Кайена» не тонировано, но, кто за рулем, не видно. Интересно.
Роман принялся озираться. Надо купить ему саблю, подумал я. Заказать катану, где-то видел рекламу, кованые катаны Златоустовского завода по демократичным ценам, с саблей Роману спокойнее.
— Что делать будем?!
Тысяча второй.
— Надо поговорить, — сказал я. — Это понятно.
Я отстегнул ремень.
— Рома, если что, беги в лес, — посоветовал я. — В лесу не догонят, пару дней отсидишься, потом возвращайся.
Кажется, Роман не понял, что это шутка. Ну, ладно. Пусть.
Я выбрался из «восьмерки» и двинулся к белому, подошел со стороны пассажирского места. Стекло опустилось.
Ну да, примерно так.
Я сел в «Кайен».
Прохладно, сразу потянуло в сон. Хазин сидел, положив руки на руль. Он поправился вдвое и едва помещался на месте водителя. В синем костюме, дизайнерски помятом еще при пошиве. Прическа хорошая, немного съехавшая на сторону. Лицо гладкое и чистое, веки, правда, надутые, отчего глаза похожи на ракушки-каури. Пальцы толстые, с маникюрюм.
— Здравствуй, Хазин, — сказал я.
— Витя, тебе жить совсем насрать?!
Бешено. В мою сторону не повернулся, так и смотрел поверх руля на дорогу.
— Ты на хрена сюда приперся, тебе же говорили!
Хазин ударил пухлыми кулаками по рулю.
— Хазин, а ты от кого стучишься? — спросил я. — Обозначился бы, а то у меня там очередь.
— От того, кто может сильно осложнить тебе жизнь, — ответил Хазин. — Или сильно ее улучшить. У тебя же проблемы в полный рост, Витя!
— Проблемы? Да какие там проблемы…
— Я тебе говорил не соваться в это дело, — прошипел Хазин. — Не соваться! Говорил?!
Я зевнул и почесался.
— А я тоже тебя, Хазин, кое о чем хотел спросить…
— Какого хрена ты здесь?!
Я не удивился Хазину, но личного его появления не ожидал, во всяком случае так скоро. Молниеносный Хазин.
— Ты что здесь делаешь? — уже спокойнее спросил Хазин.
— Я? Странный вопрос, Хазин. У тебя память отшибло?
Хазин опустил окно, иронически сплюнул.
— Только не говори, что ты пишешь книгу.
— Именно, — сказал я. — Книгу. Как говорил один наш общий знакомый, книги сами себя не напишут.
— Витя, ты за дурака меня не держи, я тебя знаю! Ты же бесплатно жопу не оторвешь… А! Я, кажется, понял, что ты здесь делаешь, Витя!
Хазин расхохотался, дергая, словно захлебываясь, горлом.
— Я все понял! Повышаешь капитализацию, так, значит?!
Я не ответил.
— Витя, какие жалкие ужимки, я надеялся, что ты поумнел за эти годы…
Постарел. Лишний вес старит, пусть щеки и гладкие.
— Зато ты, как я вижу, поумнел с запасом. Кстати, у тебя остались фотографии? Ты тогда снимал все подряд, помню, обещал скинуть.
— Какие фотографии, Витя? У меня нет никаких фотографий, они же у тебя оставались на ноутбуке…
— На ноутбуке?! Так ты же его и спер, Хазин!
— Я спер?! У меня у самого все сперли! Все камеры, все объективы! Все!
— Какая неудача, — посочувствовал я.
«Восьмерка» поморгала фарами.
— В машине, конечно, Шмуля? — спросил Хазин.
— Роман.
— Зови!
— Ты гормонозаместительную терапию не пробовал?
— Зови, говорю!
Хазин попытался сделать голос угрожающим, но получилось лишь истерическим.
— Это в твоих интересах, Витя, — пытаясь взять себя в руки, произнес Хазин. — Зови танцора!
Хазин тоже поморгал дальним светом, и это привело к неожиданному результату — Роман выскочил из «восьмерки» и быстро скрылся в лесу. Хазин поглядел на меня.
— Испугал человека, — пояснил я. — Развел тут девяностые, придурок.
— Девяностые?!
Хазин колыхнулся за рулем, машина качнулась.
— Ты что, окончательно отупел в своем Геленджике?! — заорал Хазин, забрызгав лобовое стекло. — Если ты сейчас ко мне не прислушаешься, девяностые покажутся тебе раем!
Я опустил стекло со своей стороны.
— Ты не представляешь, что здесь происходит, не представляешь… — доверительно прошептал Хазин. — Не представляешь…
Он схватил меня за руку.
— Но пока мы можем его остановить, пока еще не поздно…
— Всегда хотел узнать — куда ты в прошлый раз делся? — поинтересовался я. — Ты так упоительно переобулся в прыжке…
Злость. Я вдруг понял, что Хазин — единственный человек, на которого я злился так долго. И, похоже, злюсь до сих пор. Позорно. Нет, на самом деле позорно, я столько лет сержусь на кретина, который даже не был моим другом.
— Старина Хазин понял, откуда дует ветер, и прозорливо прильнул к державной сиське! И все эти годы усердно работал лапками! Ты взбивал сытные сливки и слизывал жирные пенки…
Вероятно, со стороны это смотрелось как зависть. Хорошо, что никто не видит, если бы Аглая сейчас меня увидела… Хорошо, что не увидела.
— Это Светлов, — сказал вдруг Хазин.
— Что? — не понял я.
— Светлов. Это был он. Ты не представляешь, что тогда здесь случилось…
Хазин ослабил галстук и растянул пальцем ворот рубашки. Дышал он тяжело и с жестяным сипением, словно в горле распустился дырчатый фильтр.
— Не представляешь… Если его не остановить…
Хазин задышал тяжело и часто, достал из бардачка синюю бутылочку воды, сорвал пробку и стал пить. Вполне себе комично — бутылочка маленькая, а Хазин огромный,
