Три креста - Григорий Александрович Шепелев
– Что тебе снилось, кок? – поинтересовался Стивен, когда Клермон был разбужен и обводил всех мутными, перепуганными глазами, не поднимаясь с пола, – ты только что верещал во сне о какой-то чаше, в которую наливают кровь.
– Вообще ничего не помню, – жалобно простонал Клермон, опуская голову, – я устала! Мне очень страшно! Я хочу спать!
С горем пополам подкрепившись, матросы также уселись на пол и начали рассуждать о шторме. Дэнисен заявил о большой удаче – если бы бриг к моменту начала шквала уже покинул пролив, то попал бы в ад, ибо океанские волны при таком ветре куда как выше.
– Это немыслимо! – пропищал Клермон, по-прежнему обнимая ножку стола, – я не представляю, как волны могут быть ещё выше!
– При урагане волны могут быть высотою с мачты, – заверил Том, – я такие видел.
Стивен на этот раз промолчал, поскольку его мутило. Энди взялся было рассказывать, как однажды акула благодаря волне на его глазах съела альбатроса, летевшего выше мачт, но все поглядели на него так, что он растерялся и оборвал рассказ свой.
Прошли ещё одни сутки. Тучи рассеялись. Ветер начал стихать, и было добавлено парусов на мачты. Волны пролива вспыхивали на солнце, как изумруды. Берег Австралии был по-прежнему виден с правого борта. Высота волн несколько уменьшилась, и Клермон вернулся к своей работе. Леди Джоанна взялась ему помогать. На её лице был синяк – в самый разгар шторма, когда корма задралась, несчастная женщина налетела лицом на угол стола. Синяк был так страшен, что у Клермона нашлась пара нежных слов для миледи.
– Что будет дальше? – спросил он после обеда у Дэнисена, стоявшего за штурвалом, – после пролива?
– Самое страшное будет, – зевая, бросил матрос, – Большая коралловая гряда. Это рифы. Там погибает каждый второй корабль.
– Мы не погибнем, – спокойно сказал Клермон, – я в это уже не верю. За рифами будет что?
– Тихий океан.
Волны успокаивались три дня, да так до конца и не успокоились, ибо ветер, хоть и не шквальный, с Индийского океана продолжал дуть. На четвёртый день, когда солнце было на середине неба, капитан с помощью хронометра и секстанта производил вычисления. Эдвардс, стоя на капитанском мостике, через зрительную трубу оглядывал побережье. Потом они совещались, сидя над картой. Вечером капитан велел перенести кливер и положил руля на юго-восток, чтобы обогнуть континент и пройти левее Новой Зеландии. Сперва, правда, нужно было преодолеть коралловую гряду, опасность которой Дэнисен в разговоре с коком слегка даже преуменьшил. Но путешественникам опять повезло – ветер дал возможность уверенно маневрировать, и часов за шестнадцать всё тот же Дэнисен, капитан и Эдвардс благополучно вывели бриг в третий океан.
Наступила ночь. Она была очень звёздная и спокойная. Судно делало семь узлов при боковом ветре. Всю эту ночь Клермон провёл с капитаном, а Энди – в камбузе. Там, конечно, была и леди Джоанна. Перед зарёй молодой матрос её вытолкал, и она, пошатываясь, спустилась в кают-компанию. А когда взошло солнце, подвахтенный с мачты крикнул:
– По левому борту – шлюпка!
Глава двенадцатая
Акулы
Весь экипаж столпился у борта. На этот раз капитан успел схватить подзорную трубу раньше кока, вместе с которым взбежал на верхнюю палубу. Капитан был одет, умыт и причёсан, а кок застёгивал на бегу штаны, хлопая глазами, в которых не было признаков прояснившегося сознания. Из кают-компании поднялись на палубу Эдвардс и леди Грэмптон, также одетая лишь слегка, с синяком под глазом и сонная. Небосклон сиял во всю свою ширь. Ни одного облачка не было. Континент остался за горизонтом. Шлюпка, качавшаяся на пенных волнах, была в полутора милях к востоку.
– Дьявол бы меня взял, – произнёс ван Страттен, поймав её в объектив и стиснув трубу своими длинными пальцами так, что те побелели, – дьявол бы меня взял, повторяю я, если в этой шлюпке – не женщины!
Все застыли. С Клермона сон мгновенно слетел, а леди Джоанна сморщила нос, который чуть-чуть обгорел на солнце.
– И сколько их? – спросил Эдвардс.
– Две! Обе – в белых платьях. И, кажется, молодые. Ну да, совсем ещё девушки!
– Больше в шлюпке нет никого?
– Больше никого, клянусь сатаной! И вёсел в ней нет. А кругом – акулы. Чтоб я подох! Лева руля, Джонатан! Спустить шлюпку!
Второй приказ капитана боцман велел исполнять троим хвастунишкам – Энди, Тому и Стивену. Пока первые двое и помогавший им Роберт возились с талями, Стивен сбегал в кают-компанию за мушкетом, чтоб с его помощью отпугнуть акул. Другие матросы, тем временем, брали рифы на парусах. По просьбе леди Джоанны ван Страттен дал ей трубу. Увидев, как вытянулось её лицо, когда она навела объектив на шлюпку, Эдвардс смекнул, что девушки миловидные. Заскрипели тали. Самая маленькая из шлюпок с палубы корабля опустилась в воду. Том сел за вёсла, а Стивен встал на носу с мушкетом. Энди, со второй парой вёсел расположившийся на корме, весь сиял от счастья. Ещё бы – ведь ему предстояло провести с девушками не менее получаса, пока этот дурак Стивен будет гонять акул, а Том – грести к бригу на первой шлюпке! Как только та отошла от борта, рулевой Джонатан развернул корабль носом к ветру, и бриг лёг в дрейф.
Клермон, отобрав трубу у своей возлюбленной, стал следить, как шлюпка с матросами приближается к шлюпке с девушками. Те, сидя бок о бок, жалобно обнимались, и, очевидно, вскрикивали, когда то один, то другой громадный плавник показывался из волн около их шлюпки. Но вот раздался мушкетный выстрел, за ним – второй. Это Стивен начал охотиться на акул. Конечно, поубивать-то он их не мог – для этого их необходимо было просто изрешетить, но он такой цели даже и не преследовал. Получив каждая по пуле, хищницы скрылись. А потом шлюпки соприкоснулись бортами, и Энди с вёслами перебрался к девушкам. Вставив вёсла в уключины, он погрёб к кораблю. По всей вероятности, между ним и его прекрасными пассажирками завязалась дружеская беседа. Стивен и Том плыли вслед за ними на другой шлюпке.
– Энди – дурак, – заметил Клермон, внимательно наблюдая, – это ведь знатные девушки, сразу видно. Куда ему!
– Это две француженки, – заявила леди Джоанна. Все с любопытством уставились на неё.
– Откуда вы это взяли, миледи? – спросил ван Страттен.
– Мне ли не знать! – усмехнулась дама, – я по одной улыбке очень легко отличу француженку от испанки, немки и англичанки.
– Разве они улыбались, когда вы на них смотрели, мадам?
– Наоборот, плакали. А глаза плачущей француженки – это то, что я уж
