Евгений Козловский - Киносценарии и повести
- Как ты себя ведешь?! - напустился на жену Тамаз. - Как ты себя ведешь?
- Как он себя ведет?! - возразила Ирина. - И где твоя независимость?!.
Ветер бесновался почище хакаса. Они проезжали курортный городок. Одно здание сияло огнями.
- Что здесь? - спросила Ирина.
- Казино, - буркнул Тамаз.
Ирина резко затормозила, сдала назад, вышла, приказывающе-приглашающе кивнула мужу!
- На зеро выпадает раз в тысячу лет! - ужаснулся Тамаз, глядя, как выгребает Ирина из бумажника последние деньги и сует их в кассовое окошечко.
- Это твои деньги? Твои? А обратные билеты у нас, кажется, есть.
- Да пожалуйста, ставь на что хочешь! Только ведь! операция!
- Вот пускай Бог и подскажет!
Крупье произнес положенные слова и пустил шарик. Он поскакал, попрыгал и, по законам жанра, остановился, естественно, на зеро. Крупье погреб лопаточкою груды фишек в сторону Ирины.
- А теперь? - спросил оторопевший Тамаз. - На что ставим теперь?
- А теперь - хватит, - отрезала Ирина, сгребая фишки в сумочку, - поехали!
- Так везет же! - изумился Тамаз.
- Это-то и печально!
05.12.90
На Монмартре было холодно, дул ветер, что не мешало доброму полутору десятку художников со всего, казалось, света сидеть вокруг Ирины и рисовать ее.
Один из них, рыжий, отложив карандаш, сказал:
- Может, хоть улыбнешься? - и, видя, что Ирина не понимает языка, продемонстрировал.
Ирина послушно растянула рот.
- Нет, - объяснил рыжий. - Глазами, - и, бросив в раздражении карандаш, обеими руками ткнул себя в глаза.
Глазами у Ирины не получилось, и рыжий свой рисунок разорвал.
Тамаз тем временем расплачивался с остальными, собирал портреты.
- Развесишь по мастерской, когда я?.. - спросила Ирина, не договорив: умру!
Они стояли во дворике приемного покоя L'Hotel Dieu, растерянные, не зная ли, не решаясь, куда ткнуться.
Вкатила скорая. Санитары понесли носилки, на которых, прикрытая простынею, лежала мертвенно-серая красавица мулатка. Из кабины выбралась женщина-врач, бросила пару слов дежурному и тут обратила внимание на нашу парочку, улыбнулась и, подталкивая узнавание, ударила в ладоши раз-другой в характерном ритме того, пицундского, танца, притопнула ножкою.
- Какие встречи! - сказала, когда и Тамаз, и Ирина, наконец, улыбнулись. - Меня звать Анни!.
Санитар катил по бесконечной древней галерее каталку с мулаткою, которую сопровождала докторица, а Тамаз и Ирина сопровождали в свою очередь ее.
- Дура! - кивнула на каталку Анни. - Не ценит жизни! Вогнала в вену тройную дозу омнопона.
- Омнопон? - вылущила Ирина из невнятной ей французской речи знакомое словцо.
- Mais oui, oui, - улыбнулась врачиха.
- Самоубийца, - пояснил Тамаз. - Грешница. А откуда ты знаешь этот! ну как его?
- Омнопон? - напомнила Ирина. - Сильное обезболивающее. Я папу целый месяц колола. Перед смертью.
- Сама? - удивился Тамаз мужеству жены.
- А у нас пока медсестру дождешь!
- Она говорит, - перевел Тамаз для Анни, выказавшей на лице заинтересованность, - что колола отца, когда он умирал.
- Mais oui, oui! - согласилась та. - Как и во всем на свете, тут главное - доза.
- Она говорит, - сказал Тамаз, - что главное - доза.
- И все-таки удивительно, - кивнула француженка в сторону мулатки. С одной стороны, самообладание: надо ж в такой момент в вену попасть! С другой - непонятная в самоубийце страсть к комфорту.
- К комфорту? - переспросил Тамаз.
- Самая приятная смерть, - сказала Анни. - Сладко засыпаешь. И - эстетичная.
- Она что, уже умерла? - побледнела Ирина.
- Quoi?
Тамаз перевел.
- Пока нет. Может, и вытащим! - качнула врач головою с некоторым сомнением.
- Что она сказала? - напряглась Ирина.
- Что вытащат.
- Нет, перед этим.
- Что это самая приятная смерть. Как будто сладко засыпаешь. И самая эстетичная. Только это она говорит чушь!
"Рено" Анни медленно ехал по главной улице Saint-Genevieve du Bois, Ирина с Тамазом на "ягуаре" следовали сзади.
- И чего мы к ней потащились? - ворчала Ирина. - Сидели б да ждали результатов.
- Раз она сказала, что ей позвонят! Смотри как красиво!
Городок и впрямь был очень собою хорош, и в другой раз Ирина, конечно, заметила бы это. "Рено" свернул направо, наверх.
- Старый город, - перевел Тамаз надпись.
"Рено" остановился.
- Ну вот, - гордо сказала Анни у двухэтажного коттеджа красного кирпича. - Тут я и живу! - И добавила по-русски: - Будьте как дома.
Ирина лежала поперек широченной кровати в гостевой комнате и переключала телевизионные программы туда-сюда. В дверях появился Тамаз:
- Ты точно не хочешь есть?
Ирина только качнула головою.
- Ты б видела, что за ужин приготовила Анни! Оливки, фаршированные анчоусами! Форель с луком! Маринованная лососина! А какое вино! А у тебя как назло пропал аппетит!
- Ты издеваешься надо мною, Тамаз, да? - спросила Ирина.
- Почему издеваюсь? Ах! Я совсем забыл сказать: звонили из клиники. Ты совершенно здорова! Слышишь! Совершенно здорова! - и Тамаз бросился к Ирине, поднял ее на руки, закружил.
Улыбающаяся Анни стояла в дверях:
- Не так уж и совершенно! Ты забыл, что ей надо обратить серьезное внимание на гланды?
06.12.90
Преклонив колени, Ирина поставила свечку перед ликом Богоматери.
У придела, недалеко от дверей, замерла старушка в черном, и, когда Ирина вышла на залитую солнцем улицу предместья к поджидающим ее в "ягуаре" с открытым по случаю хорошей погоды верхом Анни и Тамазу, последовала за нею.
- Простите, барышня, - сказала по-русски, но с легким каким-то налетом акцента. - Как там в Москве? Неспокойно, да? Не опасно съездить?
Рядом со старушкою стояла девушка лет двадцати: внучка ли, правнучка, и жадно, напряженно вслушивалась в получужой язык.
- В Москве? - и Ирина улыбнулась. - А я, знаете, никогда в жизни в Москве не была. Мы из Тбилиси, правда, Тамазик?! - крикнула вдруг на всю улицу и расхохоталась.
- Так вот он какой, Париж!.. - Ирина стояла у Триумфальной арки и смотрела на залитые ярким желтым светом, обдуваемые искусственным предрождественским снегом сказочные Елисейские Поля, на десятки стройных, высоких, в разные цвета выкрашенных еловых деревьев.
- Ты так говоришь, - отозвался Тамаз, - будто впервые его видишь.
- Конечно, впервые! Конечно, Тамазик, впервые!
В модном салоне Ирина с помощью двух продавщиц примеряла один туалет за другим: все шли ей, каждый менял до неузнаваемости, но только, кажется, прибавлял красоты и обаяния.
Иринины облики мелькали перед Тамазом калейдоскопом так, что аж голова шла кругом!
09.12.90
Катиться вниз было страшно и весело; сильно, правда, бросало из стороны в сторону, и так вдруг бросило на небольшой пригорок, что отвернуть, отклониться не получилось.
Лыжа наткнулась на лыжу, ускакала, освобожденная автоматическим креплением, Ирина полетела кубарем, зарылась в снег.
Но Тамаз уже был тут как тут: лихо вспорол белую целину прямо перед женою.
А она улыбалась, обметая варежкою выбившиеся из-под шапочки волосы. Тамаз повалился рядом, принялся целовать Ирину.
Она отбрыкивалась, счастливо хохотала, пока вдруг не попала, затихла: это были те же самые кони, только карета стояла уже на полозьях и вместо выгоревшего ковра осенней травы расстилалась кругом белая целина.
Шевалье на своем вороном ускакал далеко вперед, и теперь уже дама пыталась его нагнать, покрикивая на кучера. Шевалье даже не оборачивался.
- Herr Awchlediani! Herr Awchlediani! RuЯland! - голос отельного служителя не вдруг пробился в сознание Ирины сквозь топот коней: служитель стоял наверху, возле игрушечного шале, держал на отлете трубку-радиотелефон.
И, хотя звонок из России мог означать что угодно, самое приятное тревога кольнула Ирину.
Тамаз тоже встревожился: бросил жене лыжи, закарабкался наверх. Ирина не поспевала.
Когда же выбралась к гостиничке, Тамаз уже переговорил: служитель с телефоном как раз исчезал в дверях.
- Маме очень плохо, - объяснил Тамаз. - И еще: проект на конкурсе провалили!
12.12.90
Такси остановилось возле тамазова родительского дома под вечер. Ирина наладилась выходить.
- Погоди, - сказал архитектор. - Видишь ли! - и замялся. - Я очень надеюсь - ты не обидишься. Но давай я лучше схожу один. А? - и как-то заискивающе заглянул Ирине в лицо. - А ты поезжай в мастерскую! Видишь ли! - повторил. - Наши, грузинские дела. Не все тут так просто! Ну?.. Я или заеду за тобой, или позвоню. Или пришлю кого-нибудь!
- Но, может! - гордость боролась в Ирине с тревогою, обида - с любовью, - может, я подожду в машине?
- Не надо, - качнул головою Тамаз. - Все равно ничего хорошего из этого не выйдет. Поезжай, - и слишком как-то резко выбрался из такси, скрылся в парадной.
- Тамаз! - крикнула Ирина вдогонку отчаянно. - Тамаз! У меня даже денег нет - расплатиться.
Хлопнула, ухнула подъздная тяжелая дверь.
- Он оставил, - сказал водитель, не оборачиваясь. - Поехали.
