Наталья Решетовская - Отлучение (Из жизни Александра Солженицына - Воспоминания жены)
Обнимаю и целую Вас! Ваш Солженицын"2.
1 Солженицын А. - Решетовской М. К., 12.07.70.
2 Солженицын А. - Твардовскому А., 07.07.70.
В то время, когда писалось это письмо, меня не было с мужем. Я снова предприняла поездку, на этот раз в Прибалтику - повидаться с друзьями и родственниками, развлечься и для мужа сделать полезную работу.
Наварив несколько банок клубничного варенья, я с легкой совестью покинула Борзовку, оставив Александра Исаевича заниматься второй редакцией романа.
В Прибалтике я пробыла около трех недель. Остановилась я в тот раз у Ольги Юрьевны Зведре, которая жила уже теперь не на хуторе Эглитас, а в самой Риге. Когда-то пробыв несколько лет в лагере, она давно была реабилитирована, а сейчас получала персональную пенсию и пользовалась всеми привилегиями старых большевиков. Так, на лето в ее распоряжении была еще комната в дачной местности, на Рижском взморье, где она меня и поселила, иногда ко мне наведываясь.
В плохую погоду я перечитывала те материалы времен Октябрьской революции, которые Ольга Юрьевна подготовила для моего мужа. Ведь она должна была стать одним из персонажей его романа. Александр Исаевич хотел назвать ее Вандой, а Ольга Юрьевна не любила этого имени и просила назвать ее как-нибудь иначе. А в хорошую погоду я бывала на пляже, в кино, навещала своих дальних родственников - Наумовых, также живших в Лиелупе, только по другую сторону железной дороги и поближе к реке. Повидалась в тот раз и со своей подругой по аспирантскому общежитию Надей Кравченок. И Наде, и Нине Наумовой много рассказывала о нашей неспокойной, но очень насыщенной жизни. С Ниной (она очень большой души человек!) делилась и своими огорчениями из-за все большей тяги моего мужа к творческому одиночеству. Ей же читала и те письма, которые получала от него.
Впрочем, письма те, казалось, совершенно опровергали мои жалобы. Они были неизменно ласковыми и какими-то очень близкими, задушевными, своими...
От 5 июля: "Сегодня - очень грустненько без тебя в "Сеславине". Теперь понимаю, почему тебе здесь была "одиночка", когда приехала из Борзовки. Из-за разрухи и беспорядка тут вообще тоскливо. Ночью спал только 4 часа (вчера мысленно проводил тебя в 23.30) - и день пошел кувырком. Воздуха нет, работать не могу - жду не дождусь часа, когда можно ехать к себе...
Твой С."
Следующее - от 6 июля - с милыми моему сердцу подробностями быта, часто только нам двоим и понятными:
"...Вот уже второе письмо... В Борзовке так хорошо после летнего "Сеславина"! С клубникой пока справляюсь - снял трехдневный и однодневный урожай: две красных вазочки, две зеленых; успешно поедаю с молоком. Думаю поэтому, что справлюсь и дальше. Твой походный холодильник прекрасно оправдал себя в дороге (я еще в церковь заезжал и простоял вечерню)...
Мышки не поймались, но не съедена и приманка. ...под утро слышал, как скребла тихо и мило.
Завтра думаю ехать баллоны1 менять... - и брошу это письмишко.
Целую! Будь много на пляже!"
1 Имеются в виду маленькие газовые баллоны.
От 13 июля: "Дорогая..! Опять надо ехать баллоны менять: прошлый раз кончились перед носом, эту неделю тяну на единственном баллоне. Зато брошу тебе письмо.
От мамы получил сперва копию, потом подлинник ответной теплой телеграммы Александра Трифоновича. Отправляю ему теплое же письмо, дружба восстановлена (в который раз!).
Эту субботу соседей не было, я только начал блаженствовать - ан явились поздно вечером и уже во сне разбудили меня своим радио. Но воскресенье прожили сравнительно благополучно.
С клубникой справляюсь, хотя, конечно, жалко, что не будет больше варенья. Вот-вот начну грызть горошек. Погода сегодня испортилась, и, по слухам, по радио судя, у вас тоже. Ходи на концерты и в кино. Давления не ощущаю, живу нормально, перенес насморк...
Не забыть бы с С(ергеем) И(вановичем) посоветоваться, не сделает ли он нам малюсенького погреба, большой ли нам надо! - и вся проблема.
В ТУ субботу проведем с тобой утренние часы в "Сеславине", а с полудня махнем через магазины - в Борзовку - сразу же, к вечеру".
(У нас было условлено, что я вернусь к субботе, т. е. к 26 июля).
И последнее, от 16 июля:
"...Как ты там? Жалко, что мы не договорились, чтоб ты написала мне до востребования, что ли, ничего о тебе не знаю. ТРЕТИЙ раз приехал баллоны менять - и тщетно! Остается: рано утром в субботу попробовать в Ж(аворонках). Поэтому и поедем в СУББОТУ УТРЕЧКОМ.
Если тебе очень захочется домой раньше - приезжай с четверга в Борзовку. Собственно, в "Сеславино" почти и делать будет нечего, в тот же день надо бы вернуться... Даже жаль, что столько клубники уходит просто в брюхо - сколько б это варенья было! - грандиозный урожай! И смородина катастрофически поспевает, но еще недельку опадать не будет. И Ирина Никифоровна1 предлагает крыжовник варить, пока он не дозрел...
А если тебе хорошо - догуливай и докупывайся, увидимся в ту субботу утром.
Крепко целую! Твой С.".
1 Соседка.
Я снова и снова перечитываю получаемые от мужа письма. Разве это не письма мужа к жене, с которой он накрепко связан?.. с которой ему хочется делиться и самым главным, и теми чисто житейскими мелочами, которые больше никому не интересны, кроме них двоих?.. которую ждет и он сам, и поспевающая смородина, и недозревший крыжовник?.. И мне стало очень тепло на сердце от этих писем. И уж, конечно, я не преминула воспользоваться тем, что муж предложил приехать не к субботе, а в четверг, прямо в Борзовку.
Совсем незадолго до своего отъезда, гостя на даче у Нади Кравченок, я услышала в вечерней передаче Би-би-си, что большая группа французских писателей, ученых и деятелей искусства во главе с Франсуа Мориаком предложила присудить Нобелевскую премию по литературе Александру Солженицыну за повесть "Один день Ивана Денисовича". Передача эта была повторена и на следующий день, а 22 июля "Голос Америки" сообщил об интервью, которое дал корреспондентам "Тени Запада" профессор Рожье, входивший в состав этой группы. Его содержание: Солженицын - величайший писатель современности, равный Достоевскому. Кроме того, он обладает огромным мужеством - это является также поводом для выдвижения его на Нобелевскую премию. Ему была предоставлена возможность выехать из страны, однако он не воспользовался ею, так как, оставаясь в своей стране, он лучше сумеет убедить ее руководителей в необходимости устранения цензуры и прекращения помещения инакомыслящих в тюрьмы и психиатрические больницы. Если Солжени-цыну будет дана Нобелевская премия - этим будет достойно оценен его выдающийся талант и подтверждена необходимость свободы мысли в обществе.
Интересно, как Александр Исаевич воспринял все это?.. В феврале это предлагали английские и норвежские писатели, а теперь - французы. Такого еще не бывало! Обычно выдвижение на Нобелевскую премию гласно не делается.
23 июля, после 3-недельного отсутствия, я возвратилась в Борзовку. Последние дни моего пребывания на Рижском взморье погода была холодной и дождливой, и я, в своих легких летних платьях, естественно, простудилась. Приехала с ангиной. Поскольку Александр Исаевич не знал ни дня, ни тем более, часа моего приезда, он не мог встретить меня с машиной на станции Нара. Пришлось добираться на такси.
Я застала мужа на маленькой веранде, завитой диким виноградом, за столиком на белых березовых ножках. Он сидел там потому, что после дождя на "набережной" Истьи было сыро.
Заметив меня, Александр Исаевич отложил в сторону ручку и быстро поднялся. Но тут произошла какая-то заминка: не тотчас поспешил мне навстречу. Я не увидела улыбки на лице, зато успела заметить в глазах особенное сознание собственной значительности. Может быть, оттого, что его выдвинули на Нобелевскую премию? А может, мне это просто показалось. Ведь он писал. И ему всегда бывало трудно выходить из мира, в котором жил с литературным" героями... Отсюда и отрешенность... Опять отрешенность...
То, что я сразу пожаловалась на болезнь горла, как-то оправдало скованность нашей встречи. Посочувствовав мне, муж тут же сказал, чтоб я сразу же начинала лечиться. Ведь в ближайшие дни мне нужно ехать в Рязань за мамой: уже повелось отмечать ее именины в Борзовке.
На следующий день, превозмогая все еще сильную боль в горле, стала приводить в порядок комнаты, возиться на грядках, а с ягодами мне одной не справиться, займемся ими вместе с мамой!
А еще на следующий день Александр Исаевич съездил на машине в "Сеславино" и в Москву. В "Сеславине" у него назначена встреча с мастером, Сергеем Ивановичем. Наметили с ним, где именно Сергей Иванович возведет помост со столом и скамьями в глубине участка, чтоб и там, как в Борзовке, у Александра Исаевича было место для работы на свежем воздухе. Муж привез из Москвы к маминому 80-летию купленные в "Березке" рыбец, красную икру, консервированную ветчину, очень меня этим растрогав.
Как только я почувствовала себя здоровой, съездила в Рязань за мамой. Приехали мы с ней в Борзовку 28 июля среди дня. Александр Исаевич встретил маму очень приветливо. Но тут же сказал о необходимости немедленно собирать черную смородину: осыпается! Все же в этот день мы ею занимались мало. Мама должна была отдохнуть после поездки, а я - сготовить обед.
