Заводские настройки - Александра Ручьева
Но зачастую Артём просто слонялся по цеху, приставал к знакомым мужикам с расспросами: «Какая у тебя технологическая операция?», «А глубина резания какая?», «А какой инструмент?» Доставалось от Артёма и нестаночникам, ведь жить же как-то нужно. Не мог он без работы, скучал. Уж лучше, чем в смартфоне сидеть, который Артём так и не удосужился купить: незачем. Голова в порядке, руки-ноги целы, а нормально работать нельзя. Почему так?
Уже забылась та история с болванкой. Сколько стружек награждало ожогами и шрамами – не сосчитать. А сколько ещё будет… Тело жаждало труда. Спортсмен стоял на старте и рвался бежать. Размять мышцы, и вперёд к станку. Загрузить заготовку, запустить машину. Первый круг, второй, третий… Снова и снова, как заведено. Но нет. Пока нет.
Ответственней сотрудника Сальникову в те полгода было не сыскать. Всё делал, что ни скажут. Удобно. Артём играл в эту игру, он хорошо знал правила: зарплату платили, пусть и поменьше, чем обычно, но всё же. Поэтому чего рыпаться? Но так хочется!
Но чем меньше работаешь, тем больше думаешь. Регулярные занятия спортом не уберегли Артёма от больничной койки. Обидно, ведь он сделал всё для своего здоровья. Что это: стечение обстоятельств, генетика, судьба или ещё какая-нибудь чушь, – он не понимал. Это надо пережить. Точно так же, как и удар болванкой. И тогда, он надеялся, что-нибудь поменяется. Может, у него в мыслях, может, в мыслях Сальникова.
Пятнадцатое октября – дата официального выхода на «тяжёлый», вернее, вполне обычный токарский труд. В ночь перед знаменательным понедельником Артём так активно и беспокойно ворочался в кровати, что Тася чуть не отправила его спать в другую комнату. Сколько она переживала, он даже не представлял и старался, как мог, радовать её. Готовил любимую жареную картошку, встречал с работы. Но в ту ночь как будто кто-то открыл портал в его голову: туда лезли мысли, идеи, проекты, планы… Нужно выстраивать маршрут для похода… В общем, не до сна.
Утром пятнадцатого числа бодрый и весёлый Артём спешил на работу. Наконец-то, наконец-то он встанет к станку. Любой резец, метчик или ключ он с лёгкостью мог найти с закрытыми глазами. Благо собственную тумбочку за эти полгода он изучил вдоль и поперёк. Там он хранил не только инструменты, но и обед.
А что ещё оставалось делать? «Здорово, Тёма, с выходом тебя!» – не те слова, что токарь ожидал услышать, но они всё равно заставили его сердце потеплеть. Ведь он был в цехе вместе со всеми. Так странно. Непривычно.
– Так-с, Артём, вернулся! – Венера Ралифовна заметно обрадовалась. – Держи сменное задание. И втягивайся, втягивайся.
– А я и не уходил никуда! Будет сделано, – Артём почти улыбался мастерице.
Так странно. Он же вроде работал, разве что по персональной программе. А вот, «вернулся». За полгода цеховые женщины успели разузнать все её подробности. Где лежал, как туда попал, как восстанавливался. Сочувствовали, жалели – Артёму это было в новинку. Даже после удара болванкой коллеги так не интересовались его здоровьем. Артём привык к постоянному равнодушию, потому выход из комфортной раковины ему давался непросто.
Оттарабанив положенные полгода после операции, Артём так и не смирился с формальным подходом начальства к его положению. Деятельная натура требовала выхода, который нашёлся в спорте.
Артём потихоньку увеличивал количество тренировок по скандинавской ходьбе. Однажды он попробовал выйти на пробежку. Ноги мягко пружинили по асфальту, унося его вперёд, к здоровью. Свежий лесной воздух заряжал на новые свершения. В тот раз он преодолел совсем немного, но зато в нормальном для себя темпе.
А уж после завершения «лёгкого» труда Артём оторвался: полноценные тренировки, походы выходного дня. «Здравствуй, природа-мать, принимай блудного сына!» Он понемногу планировал маршрут большого похода на следующий год. Собирался в восточный Тянь-Шань. Жизнь налаживалась – и это самое главное.
Игрушки
В детстве я любила придумывать и собирать истории. В моей комнате жило много мягких игрушек, и они приглашали меня в свои миры. Вот семейство медведей обустроилось на нижней полке по соседству с моей любимицей, розововолосой лошадкой. Рядом болтали малиновый бычок, слон в колпаке и белая обезьянка. Вот жёлтый заяц прячет морковку от резиновой овечки. Тут же поросёнок хвастается костюмом перед серым псом с длинными ушами. Жили они дружно.
Куклы сидели отдельно. Они мало кого пускали в свой круг. Мне нравилось их наряжать, но больше я любила играть со зверями. И с железками, которые мне приносили родители с работы.
Они трудились на заводе, и я ежедневно слушала разговоры о нём. Что это такое, я не могла вообразить. Всякие Бочкарёвы, Зорины и прочие товарищи превращались для меня в таинственных сказочных персонажей. Мама с папой играли с ними в другом, заколдованном, мире, пока я скользила и падала с ледяных горок в дурацком детском садике «Солнышко». Одно из падений обернулось ниткой шрама на лице и сделанной после фотографией для выпускного альбома. На ней я, насупленная, сердитая, всем своим видом показывала: «Нечего меня со шрамом фотографировать!» Бордовая молния красовалась под правой бровью, не желая исчезать. Правда, тональником её почему-то не замазали, может, и не было у мамы. Шрам превратился в невидимку только спустя пару недель. Но было уже поздно.
Иногда мама приносила мне что-нибудь с работы. В основном обломки образцов из лаборатории. Сначала просто для развлечения, а потом уже объясняла мне назначение каждой фигурки. Я так вошла во вкус, что вскоре начала выпрашивать железные штучки. Сама того не ведая, мама открыла для меня новый мир. Мир железок. И я даже не могла вообразить, насколько они изменят мою жизнь в будущем.
Первыми железными игрушками стали половинки гантельки. Маленькие блестящие фигурки весело перекатывались у меня на ладони. Если поставить их на основания, получатся башни с изломанными шпилями или мачты кораблей. Возможно, половинки могли превратиться в шахматные фигуры, но я не знала, как ими играть.
Следующими мама подарила мне два гладких кирпичика с бороздами на гранях. Вот с ними можно было смело возводить что-нибудь серьёзное. Подставку из них соорудить, например, или вытянуть в башенку.
Однажды мама привела меня к себе на работу в лабораторию. Тогда ещё было можно. Мы миновали огромное здание с белыми колоннами, на котором широкими, выстроенными по линейке
