Десять поколений - Белла Арфуди
Не менее важно было прихорошить и дочерей перед выходом в свет. Никогда не знаешь, где ее заметит потенциальный жених или его мать.
– В доме Авы-ханум соберется вся ее родня. Это наша возможность показать тебя ее невесткам, вдруг сгодишься для одного из ее правнуков. – Подобные речи велись не в одном доме.
Пока женщины сидели в отдельном помещении, стараясь как можно больше хвалить своих дочерей перед теми, кто имел неженатых сыновей, мужчины в соседней комнате обсуждали новые бесчинства в армянских кварталах.
– Говорю тебе, они этого так не оставят. Это не просто какая-то уличная драка, они назвали армян предателями. Мы пока не видим этого, но что-то затевается.
– Нашли место, где обсуждать ерунду всякую. Что бы там между собой они ни делили, нас это не коснется.
– Столько раз нас мусульмане преследовали, мы столько скитались, а именно сейчас ты думаешь, что беда обойдет нас стороной?
– Мы живем здесь уже не один десяток лет. Здесь родились мой дед и отец, это теперь и наша земля тоже.
– Да только они так не считают.
Споры затихли лишь при появлении одной из женщин семейства Бяли. Та, звеня монетами, под весом которых ей явно было тяжело двигаться, стала подавать знаки, мол, пора. Жениху предстояло показаться невесте.
Вместе с матерью Джангир предстал перед бледной Несрин. Она то сжимала, то разжимала руки в кулаки, впиваясь короткими ногтями в ладони. Джангиру, сразу же заметившему ее волнение, хотелось подойти к ней, взять ее ладони в свои и успокоить, пообещав ей счастливую жизнь вместе с ним.
Эда как мать жениха покрыла плечи невесты принесенным с собой платком. Длинная кроваво-алая ткань символизировала переход Несрин из одного рода в другой. Пригнувшись, чтобы будущей свекрови было удобнее, Несрин чувствовала, как ей становится тяжело от платка. Он опустился на нее, словно камень, который ей не поднять.
– Теперь ты наша, – произнесла Ава скрипучим голосом и, прикрыв рот ладонью, стала радостно улюлюкать.
Вслед за ней и другие женщины присоединились к захариту[9]. После одна из них затянула песню, из века в век сопровождающую невест. Тонкий голос лился по комнате, успокаивая Аву, словно колыбельная. Заслушавшись, она отпустила печаль, которую носила в душе последние пару лет. Беспокойство за Джангира и безумие нескончаемых войн больше в ней не жили. Как учили шейхи, если чему-то суждено случиться, того не миновать. Удел мирян – принимать послания Ходэ и жить, не гневаясь на него.
Несрин окружил хоровод женщин. Взявшись за мизинцы, они двигались вокруг невесты под звуки дхола и зурны[10]. Четыре шага вперед, четыре шага немного вправо и назад. Вечный круг жизни. Их плечи поднимались в такт музыке, отчего в комнате стоял перезвон монет. Каждая женщина старалась не выражать эмоций. Об улыбке и речи не шло. Быть скромной и невызывающей полагалось не только невесте. Человеку, незнакомому с обычаями народов Востока, могло бы показаться, что он находится на похоронах, если бы не веселая музыка. От ее мотивов хотелось пуститься в радостный пляс, но надо было держать себя в руках.
После пятого круга Эда втянула в хоровод и Несрин. Невеста, еле переступая в тяжелом платье, думала о том, как сложится ее семейная жизнь. Сколько у них с Джангиром будет детей. Какие они дадут им имена. Кем вырастут эти дети. Перед Несрин была вся жизнь, она ей казалась настолько прекрасной, что приходилось периодически кусать себя за внутреннюю сторону щеки, чтобы не улыбнуться. Вдыхая запахи халвы и медовых печений, наполнявшие комнату, Несрин желала себе такой же сладкой жизни. Пусть Ходэ ее услышит и будет милостив к ней.
Одна из женщин в круге отпустила мизинец соседки и, достав небольшой платок, стала делать традиционные выпады ногами, уходя периодически вприсядку к полу. В руках у нее развевался кусок желтой материи, расшитый по краям красной нитью. Эту женщину звали Порсор-ханум. Несрин сомкнула губы в тонкую линию и втянула в себя побольше воздуха.
Еще недавно Порсор-ханум уверяла всех в округе, что Несрин суждено остаться дома. Песком занесет ее родителей, пока они найдут ей жениха. И уж точно ей не приходило в голову, что к самой невзрачной девушке города, как она звала Несрин, посватается жених, которого она так надеялась заполучить для своей дочери. До Несрин ее слова доносили многие. Она улыбалась в ответ, подшучивая, что ей будет только в радость всегда жить с любимыми родителями. Всегда будь вежлива и плачь, только когда никто не видит. Горькая доля замухрышки.
Несрин снова закусила щеку, глядя на Порсор-ханум. Танцуй, танцуй дольше. Размахивай платком, словно это твоей дочери предстоит войти в дом к Аве-ханум. И, может, тогда Ходэ простит тебя за твое черствое сердце, а твоя дочь станет женой одного из младших правнуков семейства Бяли. Несрин немного стыдилась своего злорадства, пока не поймала на себе завистливый взгляд дочери Порсор-ханум. Двигаясь в хороводе, та оказалась прямо напротив Несрин и испепеляла ее зелеными глазами. Самая красивая езидка округи, которой все любовались, оказалась не такой желанной, как великанша Несрин.
Музыканты резко смолкли, и Несрин, споткнувшись от неожиданности, чуть наступила соседке на ногу. Та, сморщившись, сделала вид, что ничего не заметила. Однако зеленые глаза напротив примечали все. Несрин – не грациозная лань, а громадная неуклюжая корова.
Ава прошла мимо затихшей толпы прямиком к Несрин. Настало время наряжать невесту в золото, принесенное в дар от семьи жениха. Ава принимала от своих невесток браслеты и надевала их на Несрин, пока руки девушки не отяжелели. Женщины вокруг устремили на них свои взгляды, пытаясь понять, сколько браслеты весят. Каждая знала, что Ава-ханум будет щедра, но что настолько – никто не ожидал. После браслетов была очередь связки монет и колец. Перстни украсили все пальцы Несрин, на некоторых их было по два, а то и по три. Рубины, алмазы и изумруды приковывали внимание даже музыкантов, старавшихся сидеть в стороне.
Когда Ава-ханум вдела Несрин в уши серьги, толпа ахнула. Тяжелое золото украшали цветочный орнамент и
