Бумажные летчики - Турбьерн Оппедал
31. А может, в конечном счете имя – это не так и важно.
32. Словарь путешественника: гран-тур, или образовательное путешествие. Когда-то и ты был заперт в матке, где твое тело принимало форму, как металл в плавильной печи. И тогда начался обратный отсчет.
33. Вода струится по телу, теплые капли заползают в уши и рот, как вездесущие муравьи. В XVIII веке, чтобы очистить отрубленную голову от плоти, ее клали в муравейник. Спустя неделю, если дело было весной или осенью, а летом, когда муравьи более активны, всего через четыре дня, они доставали обратно отполированный до блеска голый череп.
Если ты никогда не умел чувствовать себя дома, быстро привыкаешь путешествовать налегке. Оставлять все лишнее. Я поворачиваю кран. Пар заполняет ванную комнату, зеркало и стаканчик для зубной щетки запотели. Мыльная пена и отмершие клетки кожи с водоворотом воды исчезают в сливе.
Пол холодит подошвы ног. Я возвращаюсь в комнату и надеваю заранее подготовленную одежду. На столе лежит перекус – три бутерброда с сыром и колбасой. Бумага обертки кажется прозрачной и будто светится в наполненном влагой воздухе, на фоне снегопада за окном. Как в той песне: Like clouds over fields of May[3].
К моему удивлению, я обнаруживаю, что голоден. Обычно мне не хочется есть перед отъездом.
Неожиданно, но вполне объяснимо. Существует отдельный жанр открыток с изображениями еды. Когда просят перечислить типичные сюжеты открыток, на память приходят памятники, изображения старого города, народные костюмы. На самом же деле одним из самых распространенных и универсальных мотивов является обеденная тарелка. Как в путеводителях всегда имеется раздел о еде и напитках, так и открытки всегда найдут что предложить чревоугодливому космополиту. Все начинается с кухни, свежих продуктов и щепотки вдохновения. Вам покажут Дели через порцию тхали, Лиссабон – через пирожное паштейш де Белем, Каркассон – через жареные говяжьи мозги, а Ханой – через «столетнее яйцо». Съедобно все – просто не везде.
Я проглатываю бутерброды один за другим. Безвкусно. Челюсти перемалывают хлеб и жир, чтобы обеспечить меня энергией еще на день. Язык зубы десны. Из глубины выскальзывает еще одно светящееся пятно – та осень, много лет назад, изысканное блюдо из тушеных в сливках грибов, а потом я очнулся в больнице, с трубкой в пищеводе. На следующий день я смог позвонить матери. Я отравился, рассказал я, меня хотят еще понаблюдать. Следующие несколько секунд она молчала, и я слушал в трубке ее тяжелое дыхание, с присвистом проходившее через узкие ноздри. Пока я ждал ее реакции, прижатый к уху телефон стал скользким от пота. Наконец она положила трубку.
34. Хоть у нас и были общие гены, мы отличались друг от друга, как полюса одной батарейки. У него были светлые волосы, у меня темные. Я был левша, он писал правой. Он обожал кинзу, а мне казалось, что она на вкус как мыло. Когда у вас нет ничего общего, кроме матки, из которой вы вышли, сложно найти тему для разговора. Впрочем, мы могли пересказывать друг другу все пропущенные годы, наверстывать семейную историю.
Как-то раз, когда я пришел к Лакуну в гости, он показал мне два сокровища в рамках под стеклом – фото Ника Кейва с автографом и оригинальный рисунок Джейсона. Я уважительно присвистнул и некоторое время выказывал положенное восхищение. В конце концов я заметил, что изображения побледнели и утратили четкость – может быть, он держал их на ярком солнце? Он улыбнулся и сказал, что это копии. Оригиналы хранятся в банковской ячейке. Ведь может случиться пожар.
Так что, через несколько лет они будут стоить целое состояние? Едва ли. Не больше, чем сейчас. Его глаза сияли, когда он протирал стекло в рамках рукавом.
Словарь путешественника: банковская ячейка. Шкафчик, который делает спички ненужными.
35. Теория невидимых связей оставалась со мной в течение многих лет. Когда я поступил в университет, моя двоюродная сестра нашла мне подработку в самом большом букинистическом магазине в городе – его владелец был ее клиентом. Мне поручали довольно простые вещи: наводить порядок на полках, вытирать пыль (книги притягивают особую пыль, которая собирается в катышки, как ластик), варить кофе, сортировать новые поступления и принимать книги, оставшиеся после умерших. Я рассказал хозяину магазина о своей необычной способности находить в книгах открытки.
Он ответил, что это мелочи по сравнению с тем, что он повидал за сорок пять лет в этом бизнесе. Библиотечная книга окутана дымкой обезличенности, она занесена в электронный каталог, в ней присутствует некая стерильность. Дело тут не только в уважении к общественной собственности – отношения, в которые ты вступаешь с библиотечной книгой, так кратковременны, что не успевают стать по-настоящему близкими. Купленная книга, напротив, становится как бы продолжением тела и привычек своего хозяина. Их рвут, портят, пачкают, в них рисуют каракули. Он сходил за записной книжкой и перечислил кое-что из своих находок: квитанции, закладки из картона, пластика и кожи (и даже одна берестяная с Лестницы троллей), счета из гостиниц, авиабилеты, фотографии детей и домашних животных, рекламные буклеты, рецепты, локоны волос, молочные
