Бумажные летчики - Турбьерн Оппедал
До сих пор не могу избавиться от мысли, что этим я как-то подвел отца.
25. У всех имеется история об открытке, которая дошла до адресата только пару поколений спустя. Мой троюродный брат, который много лет подряд подрабатывал летом на почте, рассказал, что такое отнюдь не редкость. На почтамте в Осло ему попадались письма, отправленные, к примеру, из Южной Африки в Намибию. Люди часто перебарщивают с клеем на почтовых марках, усмехнулся он. И они прилипают ко всему подряд.
Все, что можно прочесть, подлежит обмену. Однажды в Мехико я отдал свою книгу одному норвежскому студенту, который приехал туда по обмену. В качестве закладки в нее был вложен счет из кафе «Шахерезада» в Мельбурне. Получается, что книга совершила путешествие из литовской типографии в норвежский книжный, а оттуда в Австралию. Дарственная (на ломаном англо-норвежском) на титуле была сделана в Сиэтле два года спустя. Сам я нашел эту книгу в горном домике в национальном парке Ютунхеймен. Выходит, что какими-то непостижимыми путями она вернулась в Норвегию.
Напрашивается сравнение со спутниками или кометами, которые возвращаются к нам каждые сто лет. Рано или поздно всякий предмет снова появляется в поле зрения.
26. К примеру, как-то раз дедушка решил нарубить дров. Это был обычный осенний день, тонкая пленочка инея на чурбане уже растаяла, кто знает, может быть, и это сыграло свою роль, но, как бы то ни было, именно в этот день дедушка промахнулся мимо полена и размозжил топорищем большой палец на правой руке; это была не бог весть какая травма, в те времена на такие вещи не обращали внимания, его подлатал врач, и он продолжал все так же рубить дрова в следующие сорок лет, хотя ноготь сохранить не удалось, и кончик пальца напоминал яблочный огрызок; в ту же зиму выяснилось, что его жена ждет ребенка – моего дядю, – и это многое объясняет в нашем семейном темпераменте, потому что, когда он родился, оказалось, что у него отсутствует ноготь на большом пальце правой руки и его кончик напоминает бесформенный огрызок яблока, что, вероятно, повлияло на развитие у дяди одержимости мыслью, что он является частью невидимой сети, что вся история, до последнего шрама, до последнего лопнувшего кровеносного сосуда, представляет собой живую информационную систему, по своему охвату и скорости событий превосходящую все, что мы можем себе вообразить.
27. Он появился в моей жизни, когда я учился на последнем курсе колледжа. Я открыл потрепанное издание «Черных мыслей» Андре Франкена и обнаружил между страницами миниатюрного дракона из бумаги – с хвостом и аэродинамическими крыльями. Аккуратно развернув его с одного края, я разглядел изображение северного сияния над мысом Нордкапп – разумеется, это была открытка.
Я решил разыскать его. До сих пор вижу, как он стоит в двери. Он был как я, только совсем другой. Лицо прозрачное, как обезжиренное молоко, и все в веснушках. На нем был длинный свитер c зигзагом, как у Чарли Брауна. Когда я показал ему дракона, он спросил, где я его нашел. Ответ поразил его – он и не подозревал, что кто-то из его сверстников тоже любит бельгийские комиксы. Его родители пригласили меня на ужин; сидя за столом, мы искали между нами другие сходства. Может быть, ты мой потерянный брат, схохмил я. Это вполне возможно, ответил он. Оказалось, он не знал, где теперь находится его биологическая мать. Когда я назвал мамину фамилию, смех за столом резко оборвался. Он уставился на меня, а солонка в его руке застыла над тарелкой супа.
Так я встретился с моим братом.
28. Мама сказала, что ничего не помнит. И мне, и ему это показалось неправдоподобным. Ладно если мужчина не в курсе, что стал отцом – такое случается сплошь и рядом, но чтобы женщина? Девять месяцев беременности и сопутствующие изменения в теле просто испарились из ее памяти?
Мы как могли вытягивали из нее признание. У нас и в мыслях не было осуждать ее, что бы там ни случилось. Супружеская измена, насилие, инцест или обыкновенное безразличие. Бесполезно. Она так и не смогла вспомнить, что за три года до моего рождения, за два года до встречи с моим отцом она родила сына. И потеряла его. Мы спросили, не кажется ли ей странным, что не осталось никаких следов. В ответ она рассказала нам историю о французском лексикографе, который потерял целую букву из-за чересчур усердной уборщицы.
С того дня я называл его Лакун.
29. Спросить, конечно, уже не получится, но у меня есть собственная гипотеза. Возможно, это генетический сбой, наследственный изъян в моей семье, критическая ошибка в мозге, где-то между миндалевидным телом и гиппокампом.
Поразительно, скольких фрагментов недостает, это бередит мое любопытство. Целые месяцы и годы истираются в памяти до такой степени, что кажется, будто их и вовсе не было. Словно старая кинопленка, которую крутили в проекторе слишком часто. Однако остались железные доказательства – отметки в календаре, собранные впопыхах памятные вещицы из детства, университетской жизни и рабочих будней. Места, в которых я будто бы побывал, но которые не могу вспомнить. Это не типичная легковесность жизни в социал-демократическом обществе, не неловкое молчание в ответ на вопрос, где ты был в прошлый вторник, – это огромное, безымянное Ничто, которое просачивается в мозг. Весьма утомительно.
Не имея истории, ты не можешь заявить права на личность. Когда не знаешь, что есть Я, приходится отправляться на поиски. Отбрасывать все, что им не является. Избавляться от всего лишнего, шаг за шагом. И тогда, быть может, обнажатся несущие конструкции.
Иногда мне снится, что в животе у меня невидимая дыра. Когда я хочу почесаться, палец проскальзывает внутрь, и, засунув его поглубже, я вдруг замечаю, что всей руки не видно. Я проталкиваю ее в живот до тех пор, пока боль не становится нестерпимой. И это хорошо. В тот момент, когда я почти дотянулся пальцем до кнопки запуска, я просыпаюсь.
30. Одна из интересных особенностей ступы Боробудур
