Не такой как все. Ведьмы - Александр Пышненко
После третьего письма, я пришел к выводу, что нет смысла в этой переписке. Я не мог гарантировать ей передышку возле меня, пока будут налаживаться отношения внутри ее самой. Скоро она и сама это поняла, что история не имеет сослагательного наклонения.
… Начало осени, выдалось очень теплым. Я зашел в Крещатый парк. Глядя на холсты художников, я думал о ней: о том, что мой рассудок уже никогда не примирится с моими чувствами к ней. Он многое может простить другим, в том числе и женщинам (уже много раз прощал) — а ей: нет. Рассудок учил меня многому, что необходимо было такому инвалиду, потерявшему в жизни — свою любовь.
На следующий год, НН повторила новую попытку сблизиться. Она возобновила переписку. Но рассудок не позволял мне соглашаться на какие-то компромиссы.
Мне нужна была муза, а не подделка под нее.
«Мы все в эти годы любили, Но, значит, Любили и нас», — так заканчивается поэма С.А.Есенина. Так заканчивается и этот рассказ о первой любви.
Вместо эпилога
…С Хрещатого парка, Человек пошел по аллее в Городской сад, мимо стадиона «Динамо» перешел Мариинский и вышел Грушевского, и по ней, уже — до станции «Арсенальная».
Человек вошел в вагон метро… и обомлел… «Мать честная! да как они схожи, и хоть снова записки пиши», — есенинские строчки, «выплывают из мрака». В вагоне метро — НН со своей подружкою. Его первая любовь!
Девушка была похожа на нее — словно две капли воды. Только сопровождающая ее девушка, выглядела по-иному. Не такая, как из его прошлого. Эта — рыжеволосая. У его воспоминаний — естественного, затемненного цвета волос
Но, как они были похожи! Поразительное подобие! Хоть записки пиши!
Девушка посмотрела на военного человека. Смотрела через голову подружки, как через прожитые годы… Что ей было до пятидесяти шестилетнего человека, только что вернувшегося с войны?
Одетый в военную форму мужчина, должен привлекать хорошеньких женщин. Все правильно; шла война, и мужчины должны воевать. Он, по прежнему, не такой как все. Потому что, такие как все — в Украине не воюют. Такие как все, голосуя за рецидивистов и проституток, выбирают их себе в поводыри вражеских агентов, приглашая супостата на свою территорию.
…Девушки покинули вагон на «Дарницкой», а он проследовал еще одну остановку — до «Черниговской»…
Автору остается только поблагодарить прекрасную незнакомку за дорогие его сердцу воспоминания, которые послужили ему для написания этого рассказа.
* Финал этой примерной мелодрамы, выдался драматическим. Мамонша, не обретя к богатствам свекрови, любви (вот уж чего нельзя купить не за какие коврижки), — по всей видимости — научилась: как быть «первой дамой на селе», не утруждая себя узами Гименея, воспроизводя точную копию ее отношений с альфа-самцами; занимала завидную чиновничью должность (как, собственно, и свекровь), в то время, как Кальсон, сексотил в бывшей гэдээр, на путинскую разведку; настучав там на целую «Волгу», которой и задавил свою попутчицу, когда та возвращалась из своих похождений, — был, как и водится в сексотской юриспруденции: «оправдан», — и, в сложившейся в Украине сложной политической обстановке, был «направлен» для выполнения важных агентурных заданий (Вроде, бы, в Харьков). Где, как раз ожидали подхода «русской весны».
26 сентября 2017 года
II. Из кальсон Дзержинского
Все мы вышли из „Шинели“ Гоголя»
(Из беседы Ф. М. Достоевского с французским критиком М. де Вогюэ)
1
С прожитых вершин — видится многое; если не все.
Родители делают все от них зависящее, чтобы их потомство развивалось в социально полноценных членов сообщества, даже если это противоречит общему смыслу существования всего рода человеческого; в государствах тоталитарного — "каннибалистического" — подобия.
Лишь Высший Космический Разум заботится о творческом начале в своем земном воплощении, определяя ему, дальнейший путь.
Новый рассказ, начинается с определения «божественного» в творчестве. У всякого напоминания об ушедшем времени, существует прообраз ближайшего будущего. Когда сек. соты и стукачи становятся настоящим страны.
…Однажды, во втором классе одного, «ненормального» класса, случилось прибавление в лице еще одного первоклассника-головастика: к тринадцати особям мужского пола, присовокупилось еще одно творение родителей предвоенного выпуска, детство которых было опалено войной. Эти родители жили, в подавляющем большинстве своем, выживали без своих родителей, поскольку многих забрала пиррова победа в только что прошедшей кровавой бойне. (Противоположный пол, в этом классе, представляли собою только пять женских лиц). С таким мрачным гендерным перекосом, очередное советское поколение, сделало вескую заявку на будущую войну. Состав девчонок, периодически, варьировался — на одну и другую особь. Арифметически, эту перманентность не сложно изобразить, взяв в основу картинку в их первом учебнике арифметики: с цифрами-воробушками-девчонками, рассевшимися на ветках-годах-классах: 1968… 1976, — и, соответственно: 4… 5…4… 3. 14/3 с таким балансом они закончили Х… восьмилетнюю школу.
Середышкин Коля — воплощение ангелочка во плоти, срисовавшегося с советского воспитательного плаката: расплющенный носик еще не портил светлый образ образцового советского школяра и патриота на его личике. Он был как все, читал советские книжки, а позже стал забрасывать одноклассников пропагандистской макулатурой, которую через завербованную с помощью члена, мать, передавал альфа-сексот Бар — ков. Они вместе работали в сельском совете: он — председателем, она — секретуткой.
Коля был большеголовый, как и все мы, в столь юном возрасте. Одет он был, как и все мы, тогдашние ученики, в начальных классах: в костюмчик из толстого голубого сукна, в брюках которого, вместо ширинки, был открывающийся клапан (который надо было опускать вниз, при справлении малой нужды).
Колька НЕ ходил в спортивных трико с оттопыренными пузырями на коленках, как его фигуристая мать (обстоятельная женщина, как воплощение навязываемого — советским кинематографом — стилем, если быть строго привязанным к тому времени), — и как две капли воды, похожий на свое дитя, отец.
Отец принадлежал к тому поколению, отрочество которых, опалено только что отгремевшей войной. Стойкая пристрастие ко всякого рода взрывоопасным находкам и к оружию, сохранила о нем много мифов в односельчан. Многим, подобные увлечения, правда, стоили жизней. Старший Середа — выжил. Хотя,
