Сломанный капкан - Женя Озёрная
«Так вот ты какой», — сказала бы она себе мысленно и попыталась бы не выдать, что очень его ждала и потому чуточку боится. Сделать вид, что она знает, как нужно себя вести, что говорить и предлагать. К тому же он наверняка говорил и предлагал бы что-нибудь своё — можно было бы откликаться и строить жизнь с ним рядом, лишь иногда вздрагивая, как в то самое первое мгновение.
Стоило только оглянуться теперь и понять, что в углу, как всегда, никого нет. Тяжесть ушла с плеч, и стало вдруг заметно, что вода уже не так горяча, как хотелось бы. Мира вытащила пробку из ванны и напоследок снова легла. Впереди были расспросы, упрёки и этот вонючий минтай.
* * *Теперь дышать в кухне было уже возможно. Мира наложила себе рыбы с картошкой и еле приткнулась в кухонном уголке — мама завалила своими вещами почти всё его сиденье, а стулья опять куда-то запропастились. Сразу же прибежал Пират, которого будто никогда и не кормили, и уселся рядом — видимо, чтобы проверить, не перепадёт ли чего ещё и здесь. Мама шлёпнула влажной тряпкой об стол и стала его протирать — можно подумать, раньше было никак.
— Сдала?
Мира кивнула, ковыряя рыбу вилкой.
— Другого я от тебя и не ждала. — Мама промывала тряпку в раковине.
— А то.
— Я всё смотрю, на тебе в последнее время лица нет.
Сердце пропустило удар.
— Это учёба на тебя так влияет, или… — уцепилась мама.
— Учёба, — отрезала Мира.
— И вчера в три часа свет опять горел. Тоже учёба?
Осталось лишь закивать и набить рот картошкой, чтобы был повод промолчать. Мама тут же отступила и начала разбирать что-то в кухонном ящике. Сама-то она чего не спит в три часа и почему за её светом следит? Говорила же: вот будет тебе восемнадцать, тогда и начнёшь сама всё решать. Ну так вот же — мне уже восемнадцать, и теперь это уже моё дело, сплю я по ночам или нет.
Вот только хорошо было бы на самом деле выбирать, что будет сегодня ночью. Проспишь ли ты сладким сном до утра или вывалишься в полусознание вся липкая, с пересохшим горлом и в полной уверенности, что кто-то стоящий в дверном проёме взглядом припечатывает тебя к кровати. Или и вовсе придёшь в себя на кухне, толком проснувшись лишь от того, что цифры электронных часов алыми полосками врезаются в глаза: ноль три ноль ноль.
А самое главное, никак не узнать, даст тебе передышку вот эта, сегодняшняя ночь — или снова толкнёт тебя в непонятное и чужое, то бьющее под дых, то сковывающее по рукам и ногам. Ты уж как-нибудь выползешь к утру, обессилевшая, и потом весь день будешь вздрагивать, как бы не оступиться — улетишь ведь обратно.
Как Мира вилкой разламывала минтай на кусочки, так и каждая из этих ночей крошила её.
— На, дождался. — Она кинула рыбу в миску Пирата, а тот с благодарностью протёрся боком о её ногу и принялся есть.
Мама цыкнула, глядя, как остатки картошки летят в мусорное ведро:
— И аппетита у тебя что-то не заметно.
Мира бросила в щербатую красную кружку пакетик химозного чая якобы с лесными ягодами и плеснула туда полуостывшей воды из чайника. Лицом посветила — можно и к себе.
* * *Когда Мира уже почти закрыла дверь, в комнату просочился Пират. Последовавший за этим щелчок замка был убедителен: наконец-то её больше никто не тронет.
Никто не спросит, зачем высокими стопками лежат на столе конспекты, папки, скетчбуки. Зачем рядом на полу брошены — пора бы уже завести корзину для них — черновики.
Почему не заправлена постель и как можно пускать на неё кота. И когда, в конце концов, когда ты польёшь цветы.
Выпив полкружки чая, Мира достала из рюкзака потрёпанный ежедневник и открыла его в месте, где лежала закладка. Запись о зачёте по риторике можно было с чистой совестью жирно зачеркнуть, чтобы потом перевернуть страницу.
И чтобы увидеть там напоминалку:
«7.05, 9:45, 37 ауд. Предзачётное по выставочной деят-ти».
Боже, пусть это будет просто теория. Пожалуйста.
И пусть наконец выйдет отдохнуть сегодня ночью, а завтра обязательно получить ответы на свои вопросы — уже наяву.
«Кто ты?» — написала она следующим пунктом и обвела эти слова волнистой рамочкой. Вот и говори теперь.
Завтра её ждал ответственный день, а сегодня был день тяжёлый, и ничего уже не хотелось Мире, кроме как лечь в постель. Открыв напоследок форточку и впустив в комнату сырой воздух, она улеглась и укуталась одеялом. Пират, устроившийся на подушке, свернулся вокруг её головы, и это было последнее, о чём она в тот день помнила.
6
Ну наконец-то он свалил. Артём собрал рукой занавеску на входе в дом и захлопнул дверь, а потом сбросил сумку и стал закрываться на замок. В спину ему упёрлась взглядом бабушка. Она сидела тут, на веранде, и смотрела телевизор, а на плите у неё уже что-то выкипало.
— Куревом откуда несёт, а? — Бабушка принюхалась и с упрёком уставилась на него.
Его и самого выворачивало от запаха сигарет, но заставить Лёху не курить хотя бы при нём было нереально.
— Да этот, баб, — отмахнулся он, заходя в ванную. — Я ж не дурак. У тебя плита.
Намыливая руки у раковины, Артём уставился в зеркало — видок, конечно, потрёпанный. Когда он вышел из ванной, бабушка уже ставила на стол тарелку. В этот раз были макароны с тефтелями — сейчас самое то.
— Ну что? — Бабушка налила в кружку компот.
— Поставили, — довольно ответил Артём и подвинул кружку к себе.
— И много тебе ещё?
— Два, и тогда к сессии допустят.
