Сломанный капкан - Женя Озёрная
Выйти за дверь Ташиной квартиры Мира решилась только через неделю, когда получилось нормально замазать синяк на лице. Стыдно было отягощать её — но показываться на люди казалось более стыдным. Ещё хуже было думать о том, что она выбралась целой и почти невредимой.
Спустившись на улицу, Мира остановилась: под ногами был хоть и мокрый, но голый асфальт без снега и льда. Так приятно было ступить на него после нескольких месяцев ходьбы по слякоти и снежной каше — но всё-таки они за это время стали привычными, и их не хватало. Приятно было проснуться и не почувствовать на своём лице недовольный взгляд — и всё-таки без него тоже было пусто.
За прошедший год Мира привыкла к пустоте и поняла, что она не так уж и плоха и не так страшна, а наоборот, даже помогает заметить себя.
Понять, чем ты хочешь наполнить свою жизнь.
И пора было съездить в Сориново и маме обо всём этом рассказать. О том, что она будет жить с соседкой и скоро пойдёт на работу — уж на какую-нибудь. Чтобы самой обеспечивать пса, которого она возьмёт себе из приюта. Про остальное лучше было не говорить, как и про кольцо с аметистом. Когда-нибудь это станет известно, но не сейчас… не сейчас.
— А я хотела тебя на море свозить, как тогда. Соседка твоя с нами не захочет? — спросила мама радостно, наливая чай.
Об ноги тёрся тёплым боком Пират.
— Так холодно же, — удивилась Мира.
— А какая разница, если это всё равно море?
Теперь никакой разницы не было, и Таша захотела, даже несмотря на учёбу. Пока она и мама старались подгадать свои отпуска и пристраивали Пирата, Мира подыскивала себе работу на будущее, разбиралась с билетами на поезд и жильём, где их могли бы принять со Спарком и Несси — Таша тоже не удержалась и забрала свою подопечную из приюта насовсем.
И вот они сидели на набережной. Собаки играли друг с другом неудержимо, даже с каким-то остервенением. Спарк гонялся за Несси, она гонялась за ним, и оба визжали и лаяли. Мама ушла в салон красоты, а Таша разложила этюдник на набережной и начала работать.
Мира сидела на парапете, спустив ноги на гальку, и то и дело оглядывалась — за спиной у неё по длинной, уходящей за горизонт улице шли люди. Так было каждый день, и каждый вечер, и каждую ночь, пока не настала пора возвращаться домой. К концу недели окончательно потеплело, и людей стало совсем много.
Но даже в бурном людском потоке она чувствовала себя чуточку пусто, ведь когда-то думала, что они поедут сюда с Артёмом. А Артёма не было, и теперь так же, как и на практике в Страхове, Мира смотрела вокруг и невольно думала о том, что сказал бы обо всём этом он.
Что сказал бы он о её шляпе. Что он захотел бы купить на рынке. Как он вёл бы себя, забираясь на каменистый холм у пляжа.
А когда солнце, гревшее большой южный город весь день, устало и решило оставить людей без себя, заметил бы он нежные облака, которые будто ложкой разложил по темнеющему небу кто-то неведомый и большой?
Она не знала и решила не узнавать это больше никогда, впервые себе пообещав.
Эпилог
Я прихожу в себя всё в той же комнате с тканевыми стенами, куда меня однажды похитил Миррор. Не знаю, вижу ли этот сон в первый раз, во второй или в десятый — но кажется, что времени почти не прошло и одновременно прошло невероятно много. Я живу и живу один-единственный страшный день, и как бы я ни пыталась проснуться, он всегда одинаков, и он длится и длится. Длится бесконечно.
Он пропитан багровыми отблесками вселенского пожара, который разгорается прямо за стеной. Окон в комнате всё так же нет — я просто это чувствую. Не могу не чувствовать после всего того, что со мной стало, хотя не уверена в том, что это было со мной.
Ведь для того, чтобы в этом убедиться, нужно понимать, где здесь я. Этот бесконечный день с его бесконечным огнём давно уже сожрал то, что когда-то могло быть мной, и утверждать можно только одно: я тоже всего лишь часть вселенского пожара.
А Миррор — лишь часть меня.
Вспоминая о нём, я чувствую его у себя за спиной и оборачиваюсь. Весь бесконечный страшный день нежданно сходится в одну точку, и становится понятно: осталась минута. Только одна.
И хорошо, что сегодня Миррор ко мне ещё более дружелюбен: его лицо-зеркало оказывается не таким мутным, как всегда, и я подхожу, чтобы в него посмотреться.
Но сколько ни пытаюсь увидеть там себя, не могу.
Минута.
Наверное, эта минута дана мне, чтобы понять: я не смогу никогда.
Но пока она не истекла, я всё равно пытаюсь. И прежде чем успеваю поверить, что ничего не получится, из глубины лица-зеркала бьёт тонкий лучик света.
