Вся синева неба - Мелисса да Коста
— Мама, запиши в свой ежедневник… Если захочешь пойти со мной.
Он посмотрел «Вопрос на 1000 евро» с отцом, недолго, пока мать рядом поливала свои орхидеи. Потом он забежал к Маржори помочь ей поменять лампочку в люстре в гостиной.
— Но, Эмиль… Не стоило тебе беспокоиться… Три месяца я обхожусь без нее…
Она, кажется, удивилась. Ее муж, Бастьен, много работает. Им пришлось нелегко с появлением близнецов. Они едва сводили концы с концами. У Бастьена мало времени на мелкие домашние работы, и, когда лампочка в люстре испустила дух, Маржори спросила Эмиля, не может ли он при случае зайти заменить ее. Он, конечно, этого так и не сделал. Не то чтобы у него не было времени… Нет, просто все откладывал, это ведь не так важно, целых три месяца. Но вчера зашел. Купил лампочку в супермаркете и отправился к Маржори. Бастьен был на работе. Близнецы полдничали после детского сада. Сестра мыла кухонный стол.
— Я пришел сменить лампочку, — сообщил он.
Маржори принесла стремянку в гостиную. Близнецы стояли внизу и наблюдали, им было интересно. После этого Маржори сварила ему кофе, настаивала, чтобы он поужинал с ними, но он ответил, что не может, ему надо еще зайти к Рено. Он все же дождался возвращения Бастьена, выпил с ним вторую чашку кофе, поговорил обо всем и ни о чем. Потом ушел. Сказал: «Пока». И быстро, очень быстро побежал к Рено. Не время было плакать и распускаться. Ему предстояло еще одно тайное прощание, еще одно лицо надо было запечатлеть, прежде чем он уедет завтра. И он позвонил к Рено с коробкой яиц в руках.
— Мама опять мне их принесла! Две коробки за неделю! Они испортятся. Я принес их вам, чтобы вы их по-быстрому съели.
Рено хотел что-то сказать. Он странно побледнел. Но рядом была Летисия. Она заговорила первой:
— О, как мило! Выпьешь с нами аперитив перед уходом?
Он специально пришел в это время, зная, что Летисия будет дома. Он знал, что Рено не сможет его расспрашивать, отвести в сторонку, расплакаться на его плече. Это было не очень честно — застать его вот так, по-предательски, но Эмиль не хотел прощаний. Он никогда этого не любил. Летисия подала мартини, и они выпили втроем в гостиной. Эмиль взял на руки Тивана, чтобы тот немного покричал.
— Он по-прежнему не любит меня, твой мелкий!
Рено был бледен и молчал. Ничего не говорил. Он догадывался, что здесь что-то не так, что этот визит может быть последним. В дверях Рено попытался его задержать.
— Эмиль, постой…
Летисия уже попрощалась и ушла в гостиную.
— Что это за дела с яйцами? Не держи меня за дурака!
Рено смотрел на него с пронзительной болью в глубине глаз. Эмиль ответил:
— Мне действительно надо идти, старина.
Он коротко обнял его и бегом помчался вниз по лестнице. Рено, выйдя на лестничную клетку, заорал изо всех сил:
— СВОЛОЧЬ!
Потому что он понял. Он знал, что Эмиль убегает как вор, не простившись с ним. Эмиль слышал, как выглянула Летисия, спросила Рено:
— Что на тебя нашло?
Дверь их квартиры захлопнулась. Больше Эмиль ничего не слышал. Он зашел домой за рюкзаком, запер дверь на ключ. Эту ночь он провел в кемпинг-каре, на парковке в центре города, чтобы быть уверенным, что ему никто не помешает. Чтобы быть уверенным, что не нарисуется Рено и не вышибет дверь. Ночь была бессонной. Он не сомкнул глаз.
Эмиль пытается отогнать от себя все это. Еще слишком больно. Он никогда ничего подобного не делал. Интересно, так же больно Жоанне? Не потому ли она не произносит ни слова и у нее совсем потерянный вид? Возможно, для обоих сейчас трудный момент. Не так уж плохо, в конечном счете, что они оба понимают это и потому молчат.
Они останавливаются на площадке для отдыха размять ноги. Жоанна стоит у автомобиля. Эмиль делает несколько шагов к магазину. За несколько часов он многое понял. Многое, чего не знал. Он не знал, что может быть так сладко и так ценно сменить лампочку, увидеть улыбку сестры, посмотреть «Вопрос на 1000 евро» рядом с отцом, чувствовать, как мать хлопочет вокруг своих орхидей, слышать, как плачет мелкий, пока Летисия разливает мартини, а Рено смотрит в окно. Он не знал, как это дорого стоит. Когда ушла Лора, он думал, что у него ничего больше нет, что остались только пустота и незначащие пустяки. Он не видел того, что на самом деле осталось: мелочей, благодаря которым все равно чувствуешь себя любимым, чувствуешь себя живым.
Он глотает слезы, входя в стеклянную дверь магазинчика на стоянке автострады. Есть ему не хочется, но времени прошло немало, и надо купить чего-нибудь на вечер. Голод рано или поздно даст о себе знать. Он выбирает сандвич в витрине-холодильнике, потом идет вдоль полок. Он не знает, есть ли у Жоанны что-нибудь поесть. Решает взять пакет чипсов на всякий случай и два фруктовых пюре. Берет банку с горошком и еще одну с чечевицей. На всякий случай… Будет какой-никакой запас. Добавив к своим покупкам бутылку воды, он протягивает кассирше банковскую карточку.
— Шестнадцать евро сорок шесть, пожалуйста.
На стоянке удушающе жарко. Июльское солнце обжигает. Жоанна сидит на клочке травы у машины, вытянув ноги перед собой и открыв несколько сантиметров бедер. Они бледные — похоже, она в последнее время не загорала. Эмиль подходит к ней с пластиковым пакетом в руке.
— Хочешь поесть? Я кое-что нам купил.
Она поднимает голову и качает ею слева направо.
— Нет, спасибо. Не сейчас.
Жизнь, кажется, отчасти вернулась к ней. Ее фразы стали длиннее. Он садится рядом на траву и спрашивает: «Как ты?», будто они давно знакомы. Она кивает.
— Все хорошо.
Помедлив, добавляет:
— Ты знаешь, где мы заночуем сегодня?
Эмиль пожимает плечами.
— Нет. Я думал остановиться где придется,
