Девяностые. Север. Повести - Владимир Маркович Гринспон
Поначалу мы резвились в воде, продвигаясь всё дальше от берега, перекидывались мячом, ныряли на дно с маской. Но по мере удаления от берега энтузиазм спадал, подкрадывалась легкая пока усталость. Всё чаще приходилось отдыхать, хватаясь руками за камеру или подсовывая под пузо мячик. И когда мы уже отплыли километра за четыре от берега, и прошло часа три нашего путешествия, до нас начало доходить сознание неисполнимости этой авантюры. Никто не хотел сдаваться первым. Пришлось мне включить аргументы за немедленное возвращение. Их я смягчил тем, что уже солнце скоро сядет, и возвращаться с того берега придется ночью…
Да, согласились друзья. Надо было утром рано отплывать. Конечно, все уже поняли, что дистанция нам не под силу, но предложенное мной объяснение устроило самолюбие всей компании. Иногда, уже зимой, вспоминая наш заплыв, кто-то и посетует:
— Надо было утром пораньше…
Музыка
Теплый, летний Измаильский вечер. Сквер по центру проспекта Суворова. Старый, кряжистый дуб. Ему явно более ста лет. С дуба несутся громкие, истошные голоса. Прислушавшись, можно разобрать слова и мелодию шлягера конца пятидесятых годов, песни из кинофильма «Человек амфибия» — морской дьявол. Это был, наверное, первый отечественный рок-н-ролл. И орали мы его самозабвенно под аккомпанемент двух гитар. На одной наяривал я, на другой мой сосед по дому Витька Моргун. Так мы удовлетворяли естественную в молодые годы жажду громкой, ритмичной, заводной музыки.
С музыкой я дружил. Не занимался ей профессионально, но с удовольствием слушал, подпевал, даже пытался сочинять мелодии. Папа у нас играл на мандолине, домре, гитаре. Играл как любитель, но довольно профессионально. В студентах даже занимался в оркестре народных инструментов. Помню, как он виртуозно исполнял на мандолине Турецкий марш Моцарта. Но больше всего он любил петь, аккомпанируя себе на семиструнной гитаре. О шестиструнной тогда еще не слышали.
Нам с братом тоже хотелось научиться играть. Начали мы с мандолины. Отец показал нам основные приёмы и правила и ушел в очередной рейс. Так что приходилось заниматься без наставника. Первую мелодию я сыграл «Во саду ли, в огороде». Потом пошло полегче и через два-три месяца я имел в репертуаре несколько несложных пьес. Но мандолина была успешно заброшена, и предпочтение было всецело отдано гитаре. Чтобы петь популярные тогда песни достаточно было трех минорных и трех мажорных аккордов.
Поломав пару месяцев пальцы, мы их худо-бедно освоили и могли уже подбирать аккомпанемент к песенкам. Сосед наш по дому Витька занимался в Музыкальной школе по классу баяна и еще очень хорошо играл на концертной балалайке. Он знал ноты и приходил на помощь нам в затруднительных случаях. Мы с ним даже в школе на вечерах самодеятельности давали пару номеров, я на мандолине, а он сопровождал на гитаре.
Конечно, мы впитывали в себя все новые песни, пели их сами, покупали пластинки. Познакомились и с западными образцами, хотя тогда услышать буги-вуги или рок-н-ролл по радио было невозможно. Партия и правительство тщательно оберегало молодежь от тлетворного влияния запада. Но «протечки» этой культуры всё-таки случались. У нашего соседа по двору Валика Лисовского отец плавал на китобойном судне в составе флотилии «Слава». Уходили они в моря поближе к Антарктиде на 8–9 месяцев. После одного из плаваний отец привез Валентину несколько долгоиграющих пластинок с американскими танцевальными мелодиями. Тогда на такой пластинке помещалось до 25 песен или мелодий. На одной были танцы и песни в стиле Буги-Вуги, на другой Рок. Одна пластинка была целиком из песен Элвиса Пресли. Многие мелодии с тех пластинок были и в нашем репертуаре, и иногда, наряду с советскими, разносились с любимого дуба.
Как везде и всегда в школе были уроки пения, школьный хор. В хоре я с восьмого класса уже был запевалой, когда у меня прорезался уверенный баритон.
Как-то отец позвал меня на кухню, там на стенке висел радиоприёмник.
— Послушай, какую прекрасную вещь передают.
Я прислушался. Это была не эстрада, не народные инструменты. Но мелодия увлекала и легко укладывалась в голове. Это была Венгерская рапсодия Ференца Листа в исполнении симфонического оркестра. Такая музыка произвела на меня очень сильное впечатление. С тех пор, наряду с легкой музыкой, я с удовольствием слушал и классику. Сначала отец рекомендовал мне легкие для понимания, популярные произведения, затем я сам начал покупать пластинки, расширяя области привязанностей. Полюбил оперные арии, музыку к балетам, симфонии и инструментальные пьесы. В Измаиле был довольно скромный отдел грампластинок в Центральном Универмаге. Большинство любимых мелодий я находил в поездках на соревнования в больших городах.
Большое впечатление на меня произвел американский фильм Рапсодия с Элизабет Тейлор в главной роли. Банальная сама по себе драма проходила в среде музыкантов и сопровождалась отрывками великолепной музыки. Главными героями фильма были скрипач и пианист, и музыкальные вставки были из этих областей музыки. После этого у меня в коллекции появились и второй концерт для фортепьяно с оркестром Рахманинова и первый — для скрипки и оркестра Чайковского, и цыганские напевы Сарасате… Одной только вещи, потрясшей меня своей волшебной мелодией, я найти не мог долго, года два… Это был первый концерт для скрипки с оркестром Мендельсона.
И вот просыпаясь утром в свой День Рождения на 15-летие, я услышал, что из радиолы льется моя любимая мелодия. Достал, всё-таки отец пластинку! Всю жизнь помню охвативший меня восторг и считаю этот подарок самым дорогим за все дни рождения, Хотя — нет. Самый дорогой подарок я получил в день своего 29-летия. Так совпало, что именно в этот день моя любимая жена вынесла из роддома и вручила мне доченьку Маргаритку.
С неаполитанскими песнями я познакомился с пластинки Александровича и чудо мальчика Робертино Лоретти. И сейчас многие помню и напеваю. Русские романсы мне открыл Георгий Виноградов в сопровождении лучшего советского гитариста Иванова-Крамского. Оперные арии я разучивал с Георгием Отсом, Борисом Гмырей, удивительным Павлом Лисицианом.
Так что с музыкой было связано очень много приятных мгновений моей жизни. Даже учиться в институте музыка помогала. В студенческие годы в Одессе я часто бывал в Филармонии на симфонических концертах, в Оперном театре. Одесса не зря имеет славу одного из известных на весь мир музыкальных центров и кузнице скрипачей. Проявлял я и свои скромные вокальные данные в институтской художественной самодеятельности, но об этом в следующих новеллах.
Мёд
Был у нас в классе Толик Москаленко. У его родителей была своя пасека. Мы
