Разговоры о (не)серьезном - Юлия Поселеннова
Девушка не испытывала по поводу встречи после нескольких лет разлуки никаких чувств, кроме досады. Досада эта, перемежавшаяся с нетерпением все наконец сделать и вернуться в привычную жизнь, свернулась клубком где-то под сердцем и как змея шипела, стоило только Люде подумать о матери хотя бы немного с теплотой. Тут же гадюка-досада начинала нашептывать все, что мать сделала ей, а точнее, не сделала, или сделала не так.
Вот бесконечные слова неодобрения, бьющие в неокрепшую детскую голову мелкой дробью, впивающиеся в нежную кожу шипами. «Вон, посмотри, как Катя хорошо учится, а ты опять тройку получила, да по чем, по алгебре, это же обязан знать каждый. А дочка Марины в музыкальной школе учится, а ты ни одной чистой ноты взять не можешь. А посмотри, как одевается Света, как куколка, а ты — как малолетний преступник». Вот мать критикует каждого парня, а если девушка решила с ним расстаться, встает на его сторону и говорит, что кто тебя еще такую, бестолковую, полюбит. Вот вечные требования соответствовать какому-то идеалу, которого нет в природе, потому что каждый пункт противоречит другому: оделась в платье — шлюха, надела брюки — пацанка.
Да, не сказать, что мать была плохая: не пила, ни курила, вещи покупала, на море свозила. Ах да, море. В первый же день женщина запретила дочери надевать купальник на пляж, и девочка загорала исключительно в шортах чуть выше колена и майке, а то вдруг педофилы. А купаться нельзя было вообще, только в воду по талию заходить, вдруг акулы или утонешь.
Поезд стал ехать еще медленнее, как будто на него, как и на девушку, начали давить все эти воспоминания, и он уже не вывозил, как сейчас модно говорить.
И даже когда Люда вышла замуж и родила дочь, мать к ней не приехала, жалуясь, что слишком далеко, а через скайп не умею. Да, несколько раз она говорила с внучкой по телефону, но та еще слишком маленькая, даже слова еще толком не выговаривает. Да и не общались они почти, так, с днем рождения и новым годом поздравить.
Досада-змея как будто только и делала, что питалась мыслями девушки, и разрослась уже до таких размеров, что у Люды начало предательски щипать в носу и зачесались глаза. Она стряхнула морок, как стряхивают пыль со стола, и полезла в телефон, посидеть в соцсетях.
На перроне было мало народу, приближалась зима, карантин, да и для многих поездки стали невыгодными и ненужными. Люда спустилась с поезда и сразу увидела маму. Она стояла в стареньком пальто и вязаной серой шапке, и вглядывалась подслеповатым взглядом в лица прохожих.
Люда смотрела на нее, и что-то теплое, обволакивающее, как облако, начало заполнять ее сердце, выгоняя змею. Теплое, как парное молоко, которое она пила в деревне, а мать мазала зеленкой ее сбитые до крови коленки, и дула на них, чтобы они меньше болели. Обволакивающее, как свитера и носочки из мягкой шерсти, которые она ей вязала до самых 15 лет, пока девушка не сказала, что она в этих вещах похожа на статую «Рабочий и колхозница».
Мать увидела дочку и подошла к ней немного ковыляющей походкой. В ее глазах стояли слезы. Люда ничего не сказала, просто обняла маму.
Осенний ветер пронес мимо них остатки золотых листьев, оставив после себя голые ветви, готовые распуститься следующей весной.
Прелести многоквартирного дома
Когда мы с мужем поняли, что мечты о частном доме так и останутся мечтами, ибо чтобы заиметь нормальный, отвечающим нашим требованиям, отнюдь не заоблачным, дом, надо либо продать все четыре почки, либо работать до 300 лет, а потом еще 100 строить, потому как найти строителей, которые сделают все с первого раза приемлемо почти как освоить жизнь на Марсе, мы решили не мудрствовать лукаво и купить квартиру в многоэтажке.
Утром выхожу на балкон, попить «кофею» с булочкой, а с соседнего лоджия высовывается мужичонка лет 50, в майке-алкоголичке и затянутый в рюмочку, и спрашивает так вкрадчиво:
— Что, простыли? Уж не корона ли?
Я вздрогнула и чуть не уронила булочку в кофе, а кофе на кафель.
— С чего вы взяли?
— Да чихал с вашей стороны кто-то всю ночь. Акинькиных знаю, они уже переболели, бабуся-ягуся с 45-ой точно здорова, давеча видел, как волокла доски с помойки и не чихала, значит новенькие жильцы.
— Не болеет у нас никто. И вообще, с какого вы вмешиваетесь в частную жизнь. Вы кто?
— Я Степан Михайлович, пенсионер. А вы?
Тут я повторно чуть не уронила и кофе, и булочку одновременно. По дороге возле дома шла вся скрючившаяся до асфальта бабулька и волокла три огромных мусорных мешка больше ее раза в два.
— Она ремонт делает, — не дожидаясь моего вопроса, сказал сосед. — Вот и волочет все с помойки, стройматериалы ищет. Купить-то не за что.
И тут бабулька начинает истошно кашлять и чихать одновременно, не спрашивайте, как ей это удавалось.
— Ой блин, еще заразит. Прощевайте. — Взвизгнул Степан Михайлович и скрылся в своей квартире.
Бабка почихала, покашляла, не выпуская из рук пакеты, и поволоклась дальше.
Ночью мы с мужем смотрели фильм с бокальчиком белого сухого, выходной, лето, как сквозь наушники в уши ворвался истошный детский плач. Мы уже и звук увеличивали, и наушники плотней надевали — ничего не помогло. Час этот плач не оставлял нас ни на минуту. А утром пришла кашляющая старушка:
— Это вы ребенка ночами мучаете?
— У нас нет детей.
— Как это нет, плач от вас шел, — и стала отодвигать меня, чтобы просочится в квартиру, но я стала Цербером на охране нашего покоя.
— У нас никто никого не мучает, но если вы не уйдете, я помучаю вас.
И тут по лестнице стала подниматься молодая женщина с коляской.
— Извините, что не давали вам спать, у Коленьки зубки режутся.
— Еще одна новенькая, — прошипела бабка, зыркнула на меня тусклым глазом и поплелась восвояси.
Собрание дома — это отдельный филиал ада, на который мы не пошли, а только наблюдали из окна. И мы хотели рвануть на помощь, когда та самая бабка полезла в драку к молодой девчонке только за то, что та осмелилась сказать, что цветы у придомовой территории высаживать не будет. Ну ё-мое, 21
