Питер Терпи - Данила Андреевич Трофимов
На смотровой площадке – холод, ветер. «Город на ладони собора», – подумал Корней и хотел было потянулся за мобильником, чтобы сфотографировать, но вспомнил про окно, аккумулятор, маму и не стал тянуться.
– Видишь тот дом с зелёной крышей? – спросила Аня. – На одном из дымоходов этого дома написано: «О моя муза! Знай, что я очень тебя люблю». И три точки в конце. Вот так и надо любить. Очень.
Корней смотрел на Аню и не мог понять, что здесь такого – это так город влияет, или голова его, или всё то, от чего сбежал, или что? Ему так хочется ей вторить: «Очень».
– Ты – клёвая, – сказал Корней внезапно.
– Я – не клёвая.
– А какая?
– У меня был мальчик. Мы с ним встречались, ещё когда мне было лет шестнадцать. Мальчик этот недавно свадьбу играл, меня пригласил. Когда увиделись, он сказал: «Вот, Ань, ты – живая!» В общем, мне кажется, это хорошее обозначение. А вот какой – ты?
– Слегка поломанный.
Аня ухмыльнулась:
– Тебе просто нужно больше воздуха, чтобы, ну, знаешь, отдышаться. И почаще гулять по крышам. Питер тебе подойдёт: с крышами и спокойный вообще. Я убеждена, что с хорошими людьми должно случаться хорошее, рано или поздно. Так вот, ты – хороший.
– Откуда ты знаешь?
– Предчувствие.
Аня положила руку в карман куртки Корнея, к его руке. Корней улыбнулся. Когда-то давно, в первый раз когда девочку за руку держал, провожая домой, боясь сказать какую-нибудь глупость, потому что вдруг девочка узнает, какой он на самом деле глупый и перестанет тогда он ей нравиться, Корней, как сейчас, просто молчал и улыбался.
Из Исаакиевского они пошли в кафе. «Оно хипстерское немножко, но ты сам увидишь», – сказала Аня. И действительно, еду там подают молодые люди с плюшевыми бородами, кручёными усами и в рейбеновских очках. И вокруг сидят люди с макбуками, пьют чай или кофе из тамблеров. Аня и Корней взяли один поднос на двоих, попросили на первое налить себе две тарелки борща и на второе по две котлеты с картофельным пюре. Корней расплатился, а потом они сели за столик.
– Это моё любимое кафе, – призналась Аня, доедая второе. – У меня тут традиция: как приду – что-нибудь обязательно утащу. Видел, у них там на выходе тележка с яблоками?
– Видел.
– Сопрём оттуда два?
– Нет, ты чего, зачем?
– Да будет весело, вот увидишь. Ты доел? Пошли, давай. Поднимайся!
Аня взяла Корнея за руку, потащила к выходу и стянула два яблока: причём взяла их наскоро, оттого несколько яблок упало на пол. Смеясь, Аня скомандовала: «Бежи-и-им!» И молодые люди побежали, хотя никто за ними не гнался, а когда остановились, Аня спросила:
– Ну что, чувствуешь?
– Что?
– Что-нибудь. Что чувствуешь?
– Такое, – запыхался Корней, – живой.
– Живой? Вот! Вот этого и нужно от жизни! Чувствовать себя живым, а? На, попробуй! – Аня дала Корнею яблоко, а оставшееся у себя потёрла о пальто и жадно укусила. – М-м-м, чёрт! Какое вкусное! Попробуй! Очень вкусное, ворованное!
С сочным хрустом Аня кусала яблоко и Корней делал то же самое. На улице начало темнеть.
– Пока всё окончательно не закрылось, давай зайдём ещё в одно место, – предложила Аня.
– Я готов. Веди меня, куда хочешь.
Свернув с большой улицы, оставив за собой Исаакиевский собор и любимое Анино кафе, они пошли по бульвару. Только что зажглись раскинутые между деревьями гирлянды, и в голове Корнея промелькнуло радостное воспоминание о Новом годе, его любимом празднике, празднике, который всегда давал надежду: вот, в новом году, он по-настоящему влюбится, вот, в новом году, он серьёзно займётся музыкой и напишет песню хитовую, и будет слышно её из каждой помойки. В середине бульвара они свернули налево, дошли до конца, как показалось Корнею, бесконечно длинного жёлтого здания, потом повернули направо, и, не доходя до арки с надписью «Почтамтъ», зашли в дверь. Перед ними раскинулся огромный холл, в центре которого стояло деревянной невзрачной тёмно-коричневой коробкой почтовое отделение.
– Сейчас кому-нибудь обязательно пошлю открытку. Может, тебе? – спросила Аня.
– Нет, спасибо. Лучше кому-нибудь другому.
– Как пожелаешь.
Аня подошла к женщине, сидевшей за стойкой почтового отделения, обменявшись любезностями, купила открытку и марки.
– Я пошлю открытку сестре в Тверскую область, – сообщила Аня. – Давно она от меня не получала ничего.
– Но ведь есть телефон, смс-ки.
– Это всё совсем не то, ты же сам понимаешь.
– Наверное.
– А ты сам никому не напишешь?
– Мне некому.
– Да брось. Всегда есть кому.
– Мне некому.
– Ладно, настаивать не стану. Ты, надеюсь, не против хоть, что я сейчас напишу?
– Нет, конечно.
После того, как Аня отправила открытку, молодые люди вернулись в хостел и зашли в комнату Корнея. Оказавшись на кровати, Корней взял Аню за руки и увидел, что одна рука накрашена, а другая – нет. Аня, смутившись, убрала руки.
– Корней, сегодня у тебя крышный день! – воскликнула Аня. – Давай залезем на нашу крышу, тут тоже офигенный вид!
И снова Аня повела Корнея, но в этот раз из комнаты направо, дальше по коридору, куда он и не заходил ни разу. Там стояла белая лестница, они поднялись по ней и оказались на чердаке. Стоял густой запах плесени и сырого дерева. Выйти на крышу можно было через слуховое окно, которое с шумом отворила Аня.
– Скользко же, мы упадём, – заволновался Корней.
– Я не верю, что мы можем упасть. И ты не верь. Всё будет хорошо. Давай.
Они вылезли. И как будто совсем другой воздух, и ветра никакого нет, и шума нет, ничего нет – спокойствие. Они смотрели с крыши на двор, ветхий и тихий. Корней заметил на крыше противоположного дома чёрную кошку.
– Ань, смотри, там кошка.
– Кошка? Ой, и правда! Кисуля-я-я! Привет! – закричала Аня.
– И что она там делает?
– Как и мы – дышит!
Когда молодые люди спустились с чердака, Аня засобиралась домой. Корней проводил её до метро, они держались за руки, он спрашивал, не может ли
