За гранью. Записки из сумасшедшего дома - Андрей Викторович Белов
– Ну что же, Мария Леонидовна, давайте знакомиться. Я ваш новый…
– Я знаю, – решительно перебила его пациентка и, ничуть не смущаясь, продолжила: – Все женское отделение уже в курсе, что у нас новый, молоденький и симпатичный психиатр.
От таких слов Максим сильнее обычного качнулся на стуле – такая у него была привычка – и чуть не потерял равновесие, но удержался и не упал. Он с досадой на самого себя слегка покраснел: по молодости лет он еще не имел достаточного опыта общения с женщинами.
– О! Вы даже еще краснеть не разучились? – смеясь, сказала Мария Леонидовна. – Ну, уж извините, что смутила! Ладно, начинайте! Доставайте ваши тесты для шизофреников. Начнем беседу, только учтите, что я могу ответить и как шизофреник, и как вполне адекватный человек.
– Откуда такая самоуверенность? – спокойно спросил молодой врач. – Может, вы психиатрию изучали?
Мария Леонидовна сделала вид, что не расслышала вопроса, и молча продолжала сидеть, разглядывая кабинет. Подождав некоторое время и поняв, что ответа он не дождется, Максим Максимович, начиная понимать характер этой женщины и внутренне уже признаваясь себе, что взять инициативу в общении будет не так-то легко, уже более твердым голосом спросил:
– Не хотите отвечать на мой вопрос – не отвечайте, забудем о тестах, но в таком случае предложите сами тему нашего разговора, которая вас бы заинтересовала.
– Да мало ли? Например, откуда появляются мысли в голове человека?
– Хорошо! – согласился Максим Максимович, и они начали разговор.
От напряжения и молодого азарта он не мог усидеть на месте и, беседуя, энергично ходил по кабинету, размахивая руками, высказывая свои мысли и приводя аргументы. Тем не менее, он понимал, что говорит не очень убедительно: Мария Леонидовна, спокойно сидя в кресле, одной-двумя фразами сводила все его рассуждения к нулю.
Максим Максимович наконец перестал расхаживать по кабинету, присел за стол и с удивлением заметил, что они с пациенткой поменялись местами: Мария Леонидовна сидела на его месте и, как ему показалось, уютно там себя чувствовала. В этот момент в приоткрывшуюся дверь заглянул Александр Алексеевич. Заведующий отделением быстро оглядел кабинет и с иронией спросил, обращаясь не к врачу, а к пациентке:
– Когда прием продолжать будете, к вам уже очередь выстроилась?
Максим, сделав вид, что не заметил усмешки начальства, тут же ответил:
– Извините, заговорились, сейчас продолжу прием.
Проводив Марию Леонидовну до дверей кабинета, он вышел в коридор, чтобы как-то оправдаться перед начальником, но Александр Алексеевич, улыбаясь, подмигнул Максиму и тихо сказал:
– Я предупреждал: пациентка еще та! Смотрите, не влюбитесь!
Максим Максимович, успокоившись, продолжил прием пациентов, но молодая женщина не выходила у него из головы. И не потому, что она оказалось умнее его в философских вопросах – это было нормально; он был уверен, что в своей профессии – в психиатрии, он в свою очередь знает гораздо больше нее. Что-то вынуждало его продолжать думать о ней, и эти мысли грозили стать навязчивыми. «Так и самому можно оказаться пациентом этой больницы», – усмехнувшись, подумал Максим.
Закончился его первый рабочий день, но он задержался в кабинете допоздна, приводя в порядок бумаги, накопившиеся за день, и вышел на улицу, когда уже начинало темнеть. До своего дома ему надо было проехать всего две короткие остановки на автобусе, но Максим, постояв немного у выхода из больницы, решил пройтись пешком напрямую через городской парк, примыкавший к территории больницы; автобус объезжал его вокруг. Стемнело. Медленно, уже не направляясь к дому, а гуляя по ночным аллеям, он продолжал думать о Марии и неожиданно заметил, что и в городе с его запыленностью можно видеть звезды: вспыхнула одна звездочка, другая, всего он насчитал их пять. «Пусть их мало, но тем они ценнее для человека, напоминая, что в жизни помимо работы есть еще целый мир – бесконечный мир чувств, который открыт для души каждого, и может быть, он гораздо важнее ежедневной суеты и безоглядной спешки куда-то?..» – думал Максим, удивляясь тому лирическому настроению, которое охватило его.
Из-за деревьев выглянула луна, стало светлее, и звезды растворились в ее свете. Максим зашагал быстрее.
Придя домой, он, помня почти дословно разговор с Марией, тут же засел за книги и конспекты лекций, оставшиеся после учебы в медицинском институте. Он хотел понять, откуда же берутся мысли у человека, но запутывался все больше и больше. На удивленный вопрос мамы, будет ли он ужинать, Максим ответил:
– Нет, мам, не хочется.
Спал он беспокойно: ему снилось, как некие мысли в неосязаемом образе то возникали откуда-то, то исчезали куда-то.
– Бред! – сказал Максим сам себе, проснувшись утром.
«Пациентка еще та! – вспомнил он слова заведующего и мысленно согласился с ним: – Да! Пока непонятно: больная она все-таки или нет. Ну что же, будем разбираться, вопросы, интересующие меня, исподволь, но я все-таки задаю, и, сама не замечая того, она на них отвечает!»
Бесед у Максима с Марией Леонидовной было еще несколько, и все они были похожи на первую, затрагивая философско-религиозные вопросы: то о человеческом духе, то о душе… Каждый раз молодой человек, приходя домой, вновь и вновь брался за книги, и, как и в первый раз, это не давало никакого результата – он не находил ответов на вопросы, которые задавала Мария. За две недели Максим немного осунулся и не исключал, что у него может начаться, если уже не началась, депрессия. Он чувствовал, что каждый раз с нетерпением ждет следующей встречи с этой женщиной, может быть, даже любит ее – любит и в тоже время постоянно злится на нее за то, что в каждой их беседе она берет верх над ним. В то же время он уже понимал, что с психикой у Марии не все хорошо и, скорее всего, у нее шизофрения: она выражает свои мысли предложениями, которые частично произносятся в уме, а частично проговаривается вслух, что нередко делает понимание того, что она имеет в виду, затруднительным. Он видел в ее глазах необъяснимую тоску, склонность к депрессии; она часто размышляла о суициде
