Хулиганка и бунтарь - Виктория Александровна Килеева
Дав девушкам ключи от аудитории, Мессалина со строгой ласковостью прошептала:
— Спускайтесь в сто десятую и раздевайтесь — он скоро придёт.
Студентки разразились хохотом.
— Мессалина точно, как сутенёрша, — усмехнулась Люся.
— По-французски «сутенёр» значит «поддерживатель», — вставила Катя.
— Какая гадкая неправда.
Последней парой стояла стилистика современного русского языка, именуемая для краткости ССРЯ или СРЯ в квадрате. Гильотина Витольдовна начала с новой темы.
— Идиомы, — сурово сказала она, обведя студентов взглядом. И в её устах это прозвучало так же укоризненно, как «идиоты».
В этот момент Люся зацепилась колготками за гвоздь — мгновенно побежала стрелка.
— Скотские стулья! — Нервы были на пределе, и это добило её окончательно.
— Никто даже не удивлён, — сухо заметила Катя.
Глубоко в душе Люся почти обрадовалась, что свидание отменилось, ибо на запасную пару колготок её предусмотрительности уже не хватило.
На французскую конференцию Катя отправилась одна, а мрачная Люся поехала домой. Нахальная стрелка довольно скоро преобразовалась в вопиющую дырку, обнажив полбедра и всё колено целиком. Она злобно отписалась Кате:
«Сижу с дырой на коленке. Панкушка недоделанная».
Выйдя на остановке, Люся начала опасливо переходить дорогу — глаза боятся, ноги бегут, рот матерится… Домой она возвращалась перебежками, прикрывая оголённую ногу коротким пальто.
Люся была около своего подъезда, когда сверху, с балкона раздался мужской, полный насмешливого сострадания голос:
— Девушка, вам не холодно?
— Не видите? Мне жарко! — огрызнулась и без того не слишком весёлая Люся.
«Что он, колготок, никогда не рвал? Дурак…»
Люся скучала на теории литературы, едва не засыпая под голос Мелитины Витольдовны, когда от Дениса вдруг пришло оптимистичное смс:
«Люсёнок, буду сегодня в 7!»
— У тебя новый сигнал на смс? — удивилась Катя.
— Ага. Захотелось что-то в жизни поменять.
Настроение мгновенно улучшилось, и даже Гильотина стала переноситься легче. Люся сбежала с последней пары, окрылённая счастьем.
«Я до краёв наполнена любовью,
Я твоим именем дышу…»
Придя домой, она начала делать уборку, эффективность которой осложнялась тем, что вдобавок ко всем «достоинствам» Люся была ещё и изрядной старьёвщицей. Она крайне редко выбрасывала ненужные вещи — например, в горе дисков с нелюбимыми фильмами у неё давно полёживал один с корявой надписью «Странный неоткрывающийся диск».
Кое-как управившись с квартирой, Люся быстро привела себя в порядок и стала ждать. А ждать было нечего.
«Недаром “ждать” пошло от слов “желать” и “жаждать”», — подумалось Люсе.
Устав гипнотизировать телефон, она позвонила сама. Денис не брал. Все её смс были отвергнуты — остались без ответа.
«Не награждай меня тоскливой болью,
Не обмани опять, прошу».
Люся страдала самоедством целый час. Потом убрала его фотографию с фонового рисунка в мобильном и напрасно пыталась изгнать просыпающуюся депрессию шоколадом.
Когда из телефона полилась долгожданная мелодия, Люся задрожала.
— А, это ты, Кать…
— Как настроение?
— Декаданс.
— Чё, не пришёл твой мозгоклюй?
— А по моему голосу разве не слышно?
— Начнём с того, что твой модулированный лепет в принципе не поддаётся адекватной оценке…
Люся заныла в трубку.
— Люська, держись! — сурово сказала Катя.
— Не могу.
— Лысюк, веселей, не кисни капустой! Если ты не посмеёшься над жизнью, жизнь посмеётся над тобой!
[9] Прозвище критика Виссариона Григорьевича Белинского.
[10] Рассказ Александра Бестужева-Марлинского «Выстрел на бивуаке».
-3-
Близилась пора нечеловеческого стресса. Пары закончились, остались только консультации, где бедных студентов заблаговременно стращали государственными экзаменами, не позволяя наслаждаться расцветшей весной. Больше всех запугивала Мессалина Люциферовна — в этом деле она была непререкаемым асом.
«Мессалина достала, чуёба задолбала, — в спешке написала Катя. — Рванём сегодня в “Мандаринку”?»
Звонким весенним вечером уставшие от «чуёбы» Люся и Катя отправились в клуб «Заводной апельсин», больше известный в народе, как «Потешная мандаринка».
— Как конференция с ряками? — равнодушно спросила Люся, когда они уселись за столик.
— Ужасно познавательно. Были французы, швейцарцы, бельгийцы и прочие «иносранцы». Познакомилась с одним молодым лингвистом из Бордо. Красноречие его я, конечно, мало оценила — просто не всё поняла… А что твой фраер?
— Глухо. Трубку не берёт, на молнии не отвечает — сгинул.
— И слава богу. Оказал тебе громадную услугу. Значит, теперь путь к новой любви расчищен от сомнений прежней.
— Нет, Кать. Люди делятся на две категории: одним легче заменить старую любовь новой, другим — проще вернуть старую. Мне — проще вернуть Дениса.
— И зачем ты его только терпишь?
— Множественный оргазм…
— Что?
— …Был у меня только с ним.
Ошеломлённая Катя растерялась. Но ненадолго.
— Ну да. Аргумент, конечно, весомый. Наверное… Просто мне в этой жизни всё достаётся с трудом, и оргазм в том числе…
— Катька, это непередаваемо.
— Верю, — с завистью перебила та, — но это же не причина, чтобы терпеть его издевательства!
— Так я ж Дениса не только за это люблю.
— А ты представь его самые отвратительные недостатки (можешь их даже гиперболизировать), а потом спроси себя: «И это ты, дура, любишь?!»
— Представила, — кивнула Люся. — И всё равно люблю. Слишком я к нему прикипела.
— Привет палате номер шесть! Есть любовь-страсть, есть любовь-жалость, а у тебя любовь-болезнь, и от этой больной любви тебе надо бежать.
— Просто когда я думаю о Денисе, я представляю его абстрактно, эфемерно — в виде его рук, объятий, голоса, просто его присутствия, но только не в виде живого человека, полного недостатков.
— Вот! Ты любишь не его, а свою любовь в его лице.
— Вряд ли. С другими у меня такого не было.
— Хочешь сказать, что в твоей чехарде парней Денис самый особенный?
— Он самый лучший.
Катя вздохнула
