Один день что три осени - Лю Чжэньюнь
– В двух словах всего не расскажешь.
– Человека не воскресишь, сейчас уже поздно о чем-то говорить, – пытался успокоить его Ли Яньшэн.
– Не надо было мне тогда заводить роман с Интао, мы с ней не одного поля ягода, женившись на ней, я тем самым ей только навредил.
– Ты не можешь так говорить.
– Почему не могу? Ведь в нашем спектакле мы с ней играли соперников: она была Белой змейкой, а я – уничтожившим ее Фахаем.
– Жизнь и спектакль – разные вещи.
Тут Ли Яньшэн заметил на траурном павильоне надпись – «Желаем быстрее взойти в царство бессмертных». Перед портретом умершей стоял трехлетний Минлян. Облаченный во все траурное, он хлюпал носам, уставившись на Ли Яньшэна. Ли Яньшэн обратился к Чэнь Чжанцзе:
– О прошлом лучше забыть, главное сейчас – вырастить сына.
– В нашем городе теперь все думают, что это я свел жену в могилу, нельзя мне оставаться в Яньцзине.
– Это все твои домыслы, никто так не думает.
– Мы с тобой и в одной труппе играли, и на одном заводе работали, всю жизнь вместе провели, ты знаешь меня как облупленного.
– Я тебя понимаю, – сказал Ли Яньшэн и добавил, – если захочешь излить душу, только скажи, сходим вместе в «Маршал Тяньпэн», поедим свиных лыток.
Чэнь Чжанцзе закивал головой:
– У меня в Яньцзине только ты и остался, с кем можно поговорить по душам.
К удивлению Ли Яньшэна спустя месяц после похорон Интао Чэнь Чжанцзе и правда взял и навсегда покинул Яньцзинь. Его дядя по материнской линии работал стрелочником в паровозном депо города Уханя, поэтому Чэнь Чжанцзе вместе с трехлетним Минляном перебрался в Ухань. Ли Яньшэну о своем отъезде он ничего не сказал.
В один миг пролетело три года, и от Чэнь Чжанцзе пришло письмо, в котором он сообщал, что снова хочет жениться, поэтому приглашает Ли Яньшэна в Ухань на свадьбу. Письмо пришло в Яньцзинь на адрес бакалейной лавки на улице Дунцзе. Ли Яньшэн, там же прочитав письмо, принялся вспоминать как они с Чэнь Чжанцзе когда-то играли в труппе, как работали на заводе, как вместе ели свиные лытки и много чего еще. Еще минуту назад до чтения письма, ему казалось, что все это забылось, но едва он взял письмо в руки, так все в его памяти разом ожило, так что не поехать в Ухань он не мог. Вечером, вернувшись домой, он завел разговор о своих планах с Ху Сяофэн. Ху Сяофэн теперь была не только пышной в грудях, но округлилась всем телом; по ночам она уже не просила Ли Яньшэна гримироваться под Сюй Сяня, да и сама перестала изображать из себя гибкую змейку. Ли Яньшэн и подумать не мог, что в ответ на его заявление о поездке в Ухань на свадьбу к Чэнь Чжанцзе, Ху Сяофэн резко отрежет:
– Не поедешь.
– Мы же друзья, нельзя не поехать, еще тогда, на похоронах, он сказал, что в Яньцзине у него остался лишь я, с кем можно поговорить по душам.
– Мне плевать, хоронит он кого-то или берет в жены, интересно лишь узнать, на чьи деньги ты собрался в Ухань?
– Разумеется, на свои.
– Раз это свадьба, то и конверт надо будет преподнести?
– Разумеется, и конверт надо будет преподнести.
– До Уханя от нас не близок путь, ты в месяц зарабатываешь около семидесяти юаней, билеты, да еще конверт, это две твоих зарплаты! У меня уже два месяца такая слабость, что я ни стоять, ни сидеть не в силах, при этом я не могу себе позволить сходить в больницу и провериться. И что же, нет чтобы позаботиться о своей жене, ты считаешь, что лучше съездить женить друга!
Ли Яньшэн и подумать не мог, что одно потянет за собой совершенно другое. Спустя несколько лет супружеской жизни подобные ситуации случались все чаще. Опасаясь, как бы Ху Сяофэн не распалилась пуще прежнего, Ли Яньшэн поспешил закрыть эту тему:
– Ехать или нет, это собственно мое дело, – сказал он и тут же добавил, – его дело пригласить, мое дело – принять приглашение или отказаться.
На следующее утро, придя на работу, Ли Яньшэн попросил торговавшего табаком и алкоголем Лао Мэна, чей прилавок находился справа, присмотреть за его прилавком с соевым соусом, уксусом, засоленными овощами, сычуаньским перцем, бадьяном и соленым доуфу, а сам в это время направился к своим бывшим напарникам по театральной труппе, а
