Аллергик - Данила Андреевич Трофимов

Валера никогда мне не звонил. Он приехал через пару минут. Я сел к нему в машину. Он был злой, давил педаль в пол. Вдруг остановился в безлюдном месте.

– Дим, – начал он. – Что происходит?

– В смысле? Ты мне скажи, что происходит.

– Что вы наговорили Саше? Она меня послала только что.

– А я тут при чём?

– Ты же с ней всегда общаешься. Скажи. Обещаю, я бить тебя не буду.

– Меня, – рассмеялся я, – ты вообще себе что навыдумывал?

Валера начал прогонять какую-то дичь.

– Я не понимаю, – сказал я раздраженно.

Он затараторил ещё быстрее.

– Я не по-ни-ма-ю, – повторил я медленно.

Валера фыркнул, вдавил педаль газа в пол, и на повороте мы чуть лоб в лоб не столкнулись с грузовиком.

– Да остановись ты! – я сильно ударил по торпеде, и это, вроде бы, подействовало. – Нормальным будь. Давай пройдёмся.

Мы вышли из машины, и свежий воздух подействовал на Валеру успокоительно.

– Я пришёл к ней поговорить. Она сидела на лавке перед домом. Вся трясётся, с кем-то говорит по телефону. Я подошёл к ней и сказал, что нам нужно поговорить. Сначала она просто не отреагировала, а потом послала меня. Ты не знаешь почему?

– Валер, меня же там не было. Могу позвонить и всё узнать.

– Давай.

И мне пришлось звонить, играть в дипломата, выслушивать мнения сторон, пытаться вести переговоры. Вышло коротко и неудачно. Когда я положил трубку, Валера заявил:

– Она нюхает «порох» с какими-то наркоманами с Поречной. Не знаю, как ты, а я больше никогда и ничего ей не буду делать. В следующий раз, когда она обдолбится, нажрётся – 777-1-777 – телефон такси. Всё, давай, Дима.

– Да, может, ещё помиритесь?

– 777-1-777, – он развернулся и пошёл.

Валера был первым человеком, отвернувшимся от неё, и тогда я не знал, смогу ли я найти силы и не отвернуться от Саши так же, как человек, который был её другом детства, всегда готовым прийти ей на помощь (пусть и иногда за символическую бутылку виски).

– Почему можно расставаться только с теми, с кем у тебя хреновая любовь? – рассуждал Рома. – Почему бы нам просто не сказать ей: Саша, мы тебя бросаем и расфрендить её на фиг.

Мы смеялись, конечно, с каждым разом с Сашей было всё тяжелее и тяжелее, мы знали, что теперь никакая интервенция уже не поможет.

Первый выпускной

Ту девочку с пергаментной кожей потом ждал я ещё несколько лет. У неё был парень, с чёлкой, в сером балахоне и скейтерских тапках или, как их ещё называют, «патрулях». Она встречалась с ним не знаю сколько – долго. Она переживала вместе с ним тяжелые его дни: у него друг, с которым он катался каждую зиму на сноуборде, влетел во время спуска в дерево. И погиб. Я представлял, как они сидят на диване, он потирает устало лоб, а она – рядом, кладёт на его грудь голову и смотрит в пол. Я хотел быть на месте этого парня, пусть у меня тоже лучший друг умрёт, пусть у меня тоже в ушах будут тоннели, пусть будет хоть наводнение, хоть ураган, но только пускай она будет со мной. Я продолжал с ней видеться и всё время говорил: «Это последняя встреча. Разберись с собой, разберись в себе». И каждый раз я приходил к ней и под конец повторял эту фразу, которая уже ничего не значила. А она мне говорила другую, тоже уже ничего не значащую фразу: «Мне нравится быть с тобой». Раньше она меня держала этими словами, каждый раз я очень надеялся, что за ними последуют и другие слова, будет сказано фантастическое – «люблю». Она меня понимала, я её, кажется, – тоже. «Ты живёшь так, как будто за тобой смерть гонится», – говорила она мне. Но потом я изменился, разошелся с лучшим другом и перестал употреблять. Больше смерть за мной не гналась. Первая же школьная любовь вспышкообразно жила до выпускного моего класса. Она пришла ко мне на выпускной, мило говорила со мной, радовалась, смеялась, пила шампанское в доме моей одноклассницы, обнимала меня, а потом попросила проводить. И я проводил. Мы гуляли по тёмному городу, слушали, как молодые листья на деревьях шумят. «С тобой всё ещё лучше всех молчать», – сказал я. Она рассказывала про своего парня в балахоне. Ваня должен был пойти с ней в больницу. Когда они вышли из метро, он потерялся, и они проходили впустую полрайона. Она всё говорила: «Как я могу быть с человеком, который говорит мне, что знает, куда идёт, но при этом не знает, то есть меня обманывает даже в самом простом? А ты всегда знал, куда идёшь». Мы подошли к её дому, встали около подъезда. Она смотрела на меня. Я пожелал ей спокойной ночи, поблагодарил за то, что она пришла на выпускной и поехал домой.

Бабушка на кухне

Я остался с бабушкой один дома в первый раз. Недавно мама научила меня пользоваться домашним телефоном. Каждый раз, когда мне хотелось услышать маму, я звонил ей на работу, дышал в трубку и проговаривал:

– А Анастасию Сергеевну можно?

На другом конце доброжелательно отвечали, что, да, можно, только надо подождать. И я ждал. Приходилось, правда, сидеть на телефоне по пять-десять минут, слушать треск и чьи-то глухие голоса в трубке, но мне нравилось. Я маме звоню, она где-то там далеко, а всё-таки близко. Чувствовал себя важным и серьёзным: я же у телефона. Мама приходила, и я ей рассказывал всё, что со мной приключалось в школе, на улице, дома – везде:

– А нас с Виталиком учительница назвала лучшими друзьями. А сегодня Денис на улице подобрал буханку хлеба. И съел и начал всем показывать, что он пьяный теперь. Мам, я игру до пятидесятого уровня прошёл, представляешь!

Мама выслушивала терпеливо, а затем говорила «Ну хорошо!» и шла работать дальше. Она работала медсестрой в реанимации инфекционной больницы, рядом с нашим домом.

Я сидел дома, играл в Dendy, никого не трогал, а тут из кухни жуткий грохот. На четвереньках я прокрался в коридор и увидел бабушку на полу. Она лежала и не двигалась. Я забоялся: а вдруг умерла, вдруг сейчас в квартире труп – и что же мне делать с трупом? Где моя бабушка? А вдруг она оживёт или её дух, приведение поселится теперь в квартире и будет меня пугать по ночам… Бабушка пошевелила головой, издала неприятный звук и перевалилась на бок.

Я позвонил маме на работу:

– Здрасьте, а Анастасию Сергеевну можно?

– Сейчас…

Мама только сняла трубку:

– Бабушка лежит на кухне.

– Как лежит?

– Я не знаю.

– Она шевелится, дышит?

– Да, она упала, но сейчас лежит на боку и спит.

Мама выругалась:

– Пьяная…

Неужели все люди, когда пьяные, такие? Но вот дед, когда приходит из гаража, он же