Аллергик - Данила Андреевич Трофимов
– Вот Мраморный – знаю! – голосила деревенская Танька. – Потому что там родник, чистый-чистый, из-под плиты мраморной бьёт. Если Еська разрешит, до него погоним стадо.
– Посмотрим, – хмурился на коров Елисей, закусывая новую травинку.
Мы вброд перешли речку, взобрались на холм и легли полукругом, чтобы лучше глядеть за скотом. У меня в куртке завалялись конфеты, я предложил:
– Будете барбариски?
Меня как будто и не слышали. Деревенская Таня приставала к Елисею: «Пойдёшь, пойдёшь в «Дашки» в пятницу?» Елисей жевал травинку, водил по земле кнутом, смотрел долго на Ленку и отвечал:
– Как пойдет, может в баню пойду лучше. Или на «стройке» буду.
Солнце начинало припекать. Посвистывал ветер, стрекотала трава.
– Есь, – спросила Ленка, – а коровы не уйдут?
– Не, сейчас они пить хотят. Через пару часов, может, погоним их вниз.
– Вниз? – переспросил я.
– По реке. К водохранилищу.
«А низ у реки – это вправо или влево?» – стесняясь своего вопроса, пытался я сам сообразить.
Потом Елисей достал сигареты «Пегас» из своей спортивки, закурил. Рядом с ним сидела деревенская Танька, она смеялась дурой безостановочно, тоже сигареты достала. У неё стрельнула Ленка, а Танька московская отказалась. Потому что спорт у неё. Она занималась легкой атлетикой, соревнования выигрывала, мостики делала, на шпагаты садилась, ей не до сигарет совсем.
– А мне можно? – спросил я.
– Ага, запалят тебя, а потом нам – пистон! – заметила Ленка.
Елисей, улыбнувшись, протянул мне сигарету:
– На!
Я взял, он кинул рядом со мной спички. Перед Москвой спортивной стыдно мне было чуть-чуть, но уж больно хотелось попробовать.
– Не надо, Дим, – укоряюще глядела Танька.
Но сигарета была уж в зубах моих. Я чиркнул спичкой, надул дымом щеки.
– Ты че делаешь, балда! – засмеялась Танька-деревня.
Ленка тоже смеялась, Елисей продолжал улыбаться. Москва проявляла равнодушие.
– Смотри, – начал Елисей серьёзно. – Тут взатяг надо. Ты берёшь сигарету, говоришь: «А-а-а-а-аптека». Вот на «а-а-а-а» долго вдыхаешь.
Я попробовал, но только начал вдыхать первую «а», как закашлялся. Голову закружило, но это мне и понравилось. Ради этого кружения я выкурил всю сигарету. Горло жгло. Я заел непривычный привкус конфетой.
Коровы двигались медленно, вертели хвостами и редко поднимали головы.
– Дим, а хочешь до Попова леса сходить? – спросила Таня московская.
Лес был дремучий и страшный. Ленка мне рассказывала, что там жил поп, у него церковь своя стояла, а потом он повесился, там же дух его до сих пор ходит, воет. Мне очень интересно сделалось, вдруг увидим его чёрную тень, так что я сразу подскочил:
– Пойдем!
– И Таньку возьмем. Да, Танька? – спросила московская.
– Гулям не будем мешать! – ответила та.
«И где у нас тут гули… Чего они обзываются?» – не понимал я, сшибая кнутом, пока шли к лесу, всё подряд.
– Ребят, а когда поедете домой обратно, меня не возьмёте в Москву? – спросила местная Танька.
Я пожал плечами. Танька Москва-Тамбов – тоже, и молчит. Фиг знает, я не против, у нас квартира хоть и трёхкомнатная, а людно: в каждой комнате по два жильца, если Таньку взять.
– Немного поживу, мне город посмотреть. Может, работать устроюсь. Ем я мало. Если что, свой мешок картошки возьму.
Я пожал плечами, а она рассмеялась громко, неестественно-болезненно. Конечно, у ней дома сейчас совсем грустно: две сестры и мать в однушке поселковой четырёхэтажки вместе с ней помещаются. Отец её повесился в деревенском доме на чердаке. Он был музыкант, записал альбом, отпечатал тираж на кассетах. Помню, на обложке красовались желтые розы, а название – что-то про купола. Слушал на магнитофоне и радовался, какие песни хорошие написал Танькин отец, и как хорошо поёт тетя Вика, её мать. С долгами отец не смог расплатиться. Так и повесился.
– Я спрошу у мамы, Тань, – сказал я.
Вдруг недалеко в траве я заметил здоровый, мелового цвета камень. Начал пальцами показывать в ту сторону девкам. Подошли мы, а оказалось – гриб. Рядом ещё два таких же здоровых.
– Ядовитые? – спросил я.
– Да какой! – отрезала деревенская Танька. – Бери в дом, бабка ужарит.
Я сорвал два, ещё один оставил. Пускай плодит вокруг себя таких же.
До самого Попова леса решили не идти уже, вернулись на пастбище.
– Гули-гули-гули! – хохотала Танька, глядя хитро на Елисея с Ленкой.
В обед мы под теньком ели бутерброды и варёные яйца. С московской Танькой бегали наперегонки до мраморного оврага, набрали там бадью воды из родника. Проигравший, то есть я, пёр бадью до пастбища. Елисей делился со мной «Пегасом», от него всё так же кружилась голова и вкусно пахли табаком пальцы. Работа пастуха казалась спокойной, потому что сами коровы были ленивы и благостны, почти не сходили со своих мест, тупо жуя траву.
К вечеру, когда заоранжевело небо, мы погнали скот обратно, и, проходя мимо дома, я решил закончить службу пастухом досрочно. Елисей пожал мне руку, улыбнулся. Таня деревенская бросила «покедова» и отбила пять. Лена пошла дальше с ними, а Таня московская пошла со мной. Я спросил у неё:
– Чего Ленка осталась?
– У неё особый интерес.
– Какой?
– Потом поймешь.
Я достал барбариски и поделился с Таней. Съел конфету, чтоб не пахло от меня сигаретами, и вошёл в дом. Бабке вручил торжественно два громадных гриба, она порадовалась и навалила мне тарелку макарон и положила две сосиски. Я залил всё это дело кетчупом, начал есть, слушая телевизор, вещавший из соседней комнаты «Поле чудес». Мне понравилось быть пастухом.
Интервенция
Второй месяц пошёл, как она рассталась с Костей: он просто не пустил её домой, ей пришлось идти пешком к родителям, а потом он привёз её вещи, когда представился лучший момент.
Мы шли к ней втроем. Ветер поднимался холодный, выл.
– Нет-нет-нет! – шептал Валера. – Здесь точно не пойдём!
– Рома с ней уже идёт в сторону парка. – заметил я. – Не успеем, надо сократить.
Мы повернули за угол и увидели Сашу и Рому, идущих вдоль дороги в парк. «Хорошо, что Саша плохо видит», – подумал я. Мы обогнули дом и оказались уже позади них.
– Как будто на «стрелку» идём, – заметил Валера.
– Или в казаки-разбойники играем, – добавила Лена.
Саша и Рома подходили ко входу в парк. Мы ускорились и догнали их. Первым Саша заметила меня, но, похоже, не сразу признала.
– Привет! – сказал я.
– Ого! – наигранно произнес Рома. – Как неожиданно.
– Ага… Пойдем присядем, – предложил я.
Впятером мы подошли к скамейке.
– Сядь, Саша.
По левую руку от Саши села Лена. Мы с парнями остались стоять.
– Итак, Саш, – после недолгой паузы заговорил я. – Как видишь, сегодня у нас состав не совсем обычный. Это первая в твоей жизни интервенция. Надеемся,
