Евгений Козловский - Грех

Нинкасновапомоталаголовою.

-- Тогда -- привет, -- и Арифметик распахнул перед Нинкою дверцу. -- Да! -- добавил вдогонку. -- Напомни, в общем, ему, что в задачке, в арифметической, которую я задал, ответ получился: две жизни. А он, будем по дружбе считать, расплатился в электричке заодну. Так что пусть готовится к встрече со своим Богом. Без этихю как егою без метафор. Короче: чтоб соблазнаот нас бегать больше не было -- убьем! Дешевле выйдет. И для него, и для нас.

Нинкахотелабыло сказать что-то, умолить, предложить любую плату, -- только выпросить у Арифметикамонахову жизнь, -- но прежде, чем успелараскрыть рот, машинасорвалась с местаи скрылась в проулке.

-- До Санкт-Петербургаесть? -- Нинкастоялав гулком, пустом полунощном кассовом зале Ленинградского вокзала.

-- СВ, -- ответилакассирша. -- Один, два? -- и принялась набивать наклавиатуре запрос.

-- Аю сколько? -- робко осведомилась Нинка.

-- Сто сорок два, -- ответилакассирша. -- И десять -- постель.

-- Извините, -- качнулаНинкаголовою. -- А чего попрощею не найдется?

Красавец-блондин, перетаптывающийся в недлинном хвосте у соседнего окошечка -- сдавать лишний -- прислушался, положил наНинку глаз.

-- Попроще нету, -- презрительно глянулакассирша. -- Так чт, не берешь?

Нинкасновакачнулаголовою, отошла.

-- Я сейчас, -- бросил блондин соседу по очереди и подвалил к Нинке. -- У меня есть попроще: совсем бесплатный. Но вместе.

Нинкапосмотреланаблондина: тот был хорош и, кажется, даже киноартист.

-- Вместе так вместею

В синем, почти ультрафиолетовом свете гэдээровского вагонного ночникакрасавец-блондин стоял наколенях перед диванчиком, где лежалазамалым не полностью раздетая, равнодушная Нинка, и ласкал ее, целовал, пытался завести.

-- Ну что же это такое?! -- вскочил, отчаявшись, рухнул насвой диванчик. -- Мстишь, что ли? Забилет?! Дакак ты не понимаешь -- одно с другимю

-- Все я понимаю, -- отозвалась Нинка. -- Все я, Димочка, хороший мой, понимаю. И трахаться люблю побольше твоего. Только кайф исчез куда-то. Ушел. И не мучайся: ты здесь не-при-чем!..

Нинкаскучно -- давно, видать, -- сиделанахолодных ступенях парадной.

Загромыхал лифт, остановился. Нинкаглянула: нестарая, очень элегантная дама, достав ключи, отпиралату самую как раз дверь, которая и нужнабылаНинке.

-- Вы -- сережинамама?

Дамамедленно огляделаНинку с головы до ног, что последняя и принялазаответ положительный.

-- Здравствуйте.

-- Здравствуйте, -- отозвалась дама. -- А вы очень хорошенькая.

-- Знаю, -- сказалаНинка.

Дамаоткрыладверь и вошлав прихожую не то что бы приглашая засобою, но, во всяком случае, и не запрещая.

-- Вы застали меня случайно. Мы с мужем живем в Комарово, надаче. Мне понадобились кой-какие мелочи, -- расхаживаладамапо комнатам, собирая в сумку что-то из шкафа, что-то из серванта, что-то из холодильника.

Нинка, едване рот разинув, осматривалаочень ухоженную, очень богатую квартиру, где вся обстановкабылаили антикварной, или купленною завалюту. Компьютер, ксерокс, факс, радиотелефоню Подошлак большой, карельской березою обрамленной юношеской фотографии Сергея.

-- Есть у вас время? Можете поехать с нами. Вернетесь электричкой.

-- А Сергейю -- надеясь и опасаясь вместе, спросила, -- там?

-- Где? -- прерваладамасборы.

-- Ную надаче?

-- Сергей, милая моя, в Иерусалиме.

Нинкавздохнула: с облегчением, что жив, не убили что вряд ли доступен сейчас Арифметику и его дружкам, но и огорченно, ибо очень настраивалась увидеть монахаеще сегодня.

-- И, судя по всему, пробудет там лет пять-шесть. Или я принялавас закого-то другого? Это вы -- его скандальная любовь?

-- Н-наверноею -- растерялась Нинка, никак не предполагавшая, что уже возведенав ранг скандальной любви.

-- Это в от него беременны?

-- Я? Беременна? Вроде нет.

-- Странно, -- сказаладама, продолжая прерванное занятие. -- Вы из Москвы? Ладно, поехали. Там разберемся. Звать вас -- как?..

Ехали они в Ымерседесеы с желтыми номерами. Вел седой господин в клубном пиджаке.

-- Вы у нас что, впервые? -- спросиладама, самалюбезность, понаблюдав, с каким детским любопытством, с каким восхищением глядит Нинказаокно.

-- Угу, -- кивнулаона. -- А это чо такое?

-- Зимний дворец. Эрмитаж.

-- Здрово!

-- А вот, смотрите -- университет. Тут Сережаучился. Полторагода. Навосточном.

Нинкадолгим взглядом, покавидно было, проводилаприземистое темно-красное здание.

Это былатасамая дача, из мансардного окнакоторой выпрыгнулаобнаженная девушка, и, хотя последнее произошло несколько лет назад, дачапарадоксальным образом помолодела, приобрелалоск.

Седой водитель Ымерседесаы в дальней комнате говорил по-немецки о чем-то уж-жасно деловом с далеким городом Гамбургом, кажется, о поставках крупной партии пива, аНинкас дамою сидели, обнявшись, намедвежьей шкуре у догорающего камина, словно две давние подружки, зареванные, и причинаих несколько неожиданно внезапной близости прочитывалась наподносе возле и наизящном столике за: значительное количество разноцветных крепких напитков, большей частью -- иноземного происхождения.

Впрочем, сережину маму развезло очевидно сильнее, чем Нинку.

-- Я! понимаешь -- я! -- тыкаладамасебе в грудь. -- Я во всем виновата. Сереженькабыл такой хруп-кий! Такой тон-кий!.. Дев-ствен-ник! -поднялауказательный перст и сделаламногозначительную паузу. -- Ты знаешь, что такое девственник?

-- Не-а, -- честно ответилаНинка.

-- Ты ведь читалаЧехова, Бунинаю ЫМитиналюбовьыю

-- Не читала, -- меланхолически возразилаНинка.

-- А у меня как раз, понимаешь, убийственный роман. Вон с этим, -пренебрежительно кивнулав сторону немецкой речи. -- Странно, да? Он тебе не понравился! -- погрозила.

-- Понравился, понравился, -- успокоилаНинка. -- Только Сережа -- все равно лучше.

-- Сережалучше, -- убежденно согласилась дама. -- Но у меня был роман с Отто. А Сережавернулся и застал. Представляешь -- в самый момент! Даеще ию Ну, как это сказатью Как кобылка.

-- Раком, что ли?

-- Фу, -- сморщилась дама. -- Как кобылка!

-- Ладно, -- не сталаспорить Нинка. -- Пусть будет: как кобылка.

-- А я так громко кричала! Я, вообще-то, моглаб и не кричать, но я же не знала, что Сережаю

-- А я, когдасильно заберет, -- я не кричать не могую

-- И всё. Он сломался. Понимаешь, да?

-- Ушел в монастырь?

-- Нетю сломался. Он потом ушел в монастырь. Перед самым судом. Но сломался -- тогда. Я, значит, и виновата. Он, когдахристианином сделался -он, конечно, меня простил. Но он не простил, неправда! Я знаю -- он не простил!

-- Перед каким судом?

-- Что? А! Приятели вот сюда, -- постучаладамав пол сквозь медвежью шкуру, -- затащили. Напоили. Мы с его отцом как раз разводились, дачу забросили, его забросили. А он переживалю Хочешь еще?

-- Мне хватит, -- покрылаНинкарюмку ладонью. -- А вы пейте, пожалуйста.

-- Ага, -- согласилась дама. -- Я выпью, -- и налилаконьяку, выпила.

-- Ну и что -- дачу?

-- Какую дачу? А-аю Девицаот них сбежала. В окно выбросилась. Вообще-то, раз уж такая недотрога, нечего было и ехать. Правильно? Голая. Порезалась вся. А былазима, ветер, холодною Ну, онакуда-то там доползла, рассказалаю Ей ногу потом ампутировали. Вот досюда, -- резануладамаребром ладони по нинкиной ноге сантиметранатри ниже паха.

-- И Сережкавсех заложил?

-- Зачем? -- обиделась дама. -- Зачем ты так говоришь: заложил? Зачем?! Он потрясен был!

-- Пьяный, вы же сказали!

-- Не в этом дело! Тут ведь бардакю И все такое прочеею Каково ему было видеть? Его вырвало! Оню он просто не умел врать! Вообще не умел! И виноватаво всем яю -- Дамарыдала, все более и более себя распаляя: -- Я! Я!! Я!!!

-- Пораоттохнуть, торокая, -- седой элегантный Отто уже с минуту как закончил говорить со своим Гамбургом и стоял в дверях, наблюдая, акогдадамаввинтилась в спираль истерики, приблизился.

-- Пошел вон! -- отбивалась дама. -- Не трожь! Я знаю: меня уложишь, асамю -- и ткнулав Нинку указательным. -- Угадала?! Ну скажи честно: угадала?!

-- Дане дам я ему, успокойтесь, -- презрительно возразилаНинка. -- Я Сережу люблюю

-- Итёмте, итёмте, милая, -- Отто уводил-уносил сопротивляющуюся, кривляющуюся даму наверх, в мансарду, аНинке кивнул с дороги, улучив минутку: -- Комнататля гостей. Располагайтесь.

Нинкапроводилаих мутноватым взглядом, налилаконьяку и, выпив, сказалав пустоту:

-- Все равно вытащу. Подумаешь: Иерусалим!..

Они чинно и молчазавтракали напленэре. Что по Нинке, что по даме вообразить было невозможно вчерашнюю сцену у камина.

-- Also, -- сказал Отто, допив кофе и промакнув губы салфеткою, извлеченной из серебряного кольца. -- Я оплачиваю бизнес-класс то Иерусалима, твабизнес-класса -- назад. И тве нетели шисни пою -- прикинул в уме -ютшетырестамарок в тень. Фам твух нетель хватит?

Нинке стало как-то не по себе от столь делового тона: получалось, что ее нанимают для определенной унизительной работы. Тем не менее, Нинкакивнула.

Дамазаметилаее смятение, попыталась поправить бестактность мужа: