Н Буренин - Памятные годы (избранные главы)
Литературу товарищи получали, конечно, в моей комнате. Елена Дмитриевна должна была раздеться. Штремер и я стали лицом к окну, а Елена Дмитриевна принялась за дело. Спрятаться ей было негде, так как в глубине комнаты стоял лишь маленький китайский столик.
Неожиданно в дверь просунула голову наша кухарка Аксинья. Легко представить себе ее изумление, когда она увидела Елену Дмитриевну раздетой в комнате, где находились два молодых человека. Издав какой-то нечленораздельный звук, Аксинья моментально захлопнула дверь. Сначала мы опешили, но затем расхохотались.
Оправившись от изумления и испуга, Аксинья помчалась к своей барыне, чтобы поделиться с ней столь потрясающей вестью.
Не менее была удивлена и барыня, вновь и вновь допрашивавшая кухарку. Обе они никак не могли объяснить себе это странное явление.
Гости мои ушли, не простившись с хозяйкой. Мне мама ничего не сказала, но больше она при встречах с Еленой Дмитриевной "дурой" себя не чувствовала. Глаза ее искрились и как будто говорили: "Ты, моя матушка, плети что тебе угодно, а я всё-таки кое-что про тебя знаю".
Когда мама впоследствии узнала истинную подоплеку этого столь странного происшествия, она сама долго над ним смеялась.
Несколько забегая вперед, должен сказать, что в дальнейшем мать узнала о моей подпольной деятельности и сама стала моим верным и неоценимым помощником.
Вот что писала в своих воспоминаниях старая большевичка, член Боевой технической группы при ЦК РСДРП в 1905 году С. М. Познер: "Потом уже, спустя несколько лет после революции 1905 года, выяснилось, что постоянным источником малых и больших сумм боевой группы была мать Н. Е., покойная Софья Игнатьевна Буренина. Она широко предоставляла и свою квартиру, и давала средства для нужд партии и, в частности, боевой организации. Очень приветливо и ласково встречала она нас, часто весьма и весьма обтрепанных, в своей фешенебельной квартире на Рузовской ул., д. 3, и самое участливое отношение проявляла к нам. Она была на редкость отзывчивый человек".
Человек очень живой и непосредственный, мать не стеснялась в своих действиях. Однажды после обыска, произведенного в нашей квартире, к дому приставили городового.
Городовой чувствовал себя неловко. Как-никак хозяйка дома-помещица, сын ее-офицер лейб-гвардии, зять-тоже гвардейский офицер. Но служба есть служба. Городовой стоял, ведя наблюдение за домом. Когда мать выходила, он спешил открыть ей дверь. Матери надоел городовой, и она раскричалась на него:
- Ты здесь зачем? Кто тебе приказал здесь стоять? Скажи тому, кто тебя поставил, что если я еще раз увижу твою физиономию, буду жаловаться градоначальнику.
Городовой, вытянувшись во фронт, ответил:
- Слушаюсь, ваше превосходительство. Мать моя никогда "превосходительством" не была, но приняла такое обращение как должное, села в экипаж, позволила городовому застегнуть полость и уехала.
Досталось от нее и сыщику. Однажды приехав домой поздно вечером, мать вышла из экипажа. К ней подскочил незнакомый человек в бараньем тулупе, навел на нее электрический фонарик. Мать вначале опешила, но позвонила дворнику, а у подскочившего человека в тулупе спросила:
- Кто ты такой? Что тебе надо? Не зная, очевидно, с кем он разговаривает, сыщик, обряженный в тулуп, ответил:
- Я здешний дворник. А вы кто такая будете?
- Кто я такая? Ах ты, мерзавец, негодяй! Что я, своих дворников не знаю?
И, оборотясь к вышедшему дворнику, мать сказала:
- Корней, выпроводи его, и чтобы я больше его не видела.
В общем, много хлопот стало у полиции, когда завелось крамольное гнездо в таком доме.
Впрочем, потом полиция стала меньше стесняться и не раз подвергала нашу квартиру обыску.
Явки, типографии, склады
Нам, людям, руководившим технической работой Петербургского комитета РСДРП, сосредоточившим в своих руках нити от явок, складов, типографий, не рекомендовалось что-либо переносить самим или хранить в своих квартирах. Делали мы это в крайних случаях. Распространяли литературу переносчики, "транспортеры", - главным образом молодые студенты и рабочие, беззаветно преданные делу. Они действовали осмотрительно и в то же время решительно и смело. Каждую минуту им угрожала тюрьма, ссылка, каторга, но ничто не могло помешать им выполнять свой долг. В трудных условиях товарищи проявляли исключительную находчивость и самообладание.
Одним из лучших наших транспортеров был рабочий Шлиссельбургской мануфактуры Дианов. Он никогда не падал духом, никогда не отступал от требований конспирации, какие бы трудности ни приходилось преодолевать.
Однажды, приехав в Петербург, Дианов нагрузился литературой, чтобы отнести ее по указанному адресу. Но произошло недоразумение. Когда Дианов пришел на место, его "не признали". Видимо, Дианову дали неправильный адрес.
Транспортер попытался отыскать нужный адрес, но сделать этого не смог. Уже поздно вечером он вынужден был явиться обратно на ту явочную квартиру, где получил литературу. Но опять неудача: к этому времени товарища, давшего ему литературу, здесь уже не было. Дианова встретили другие люди, совершенно ему незнакомые. Ни в какие переговоры они с ним не вступали и, как выяснилось позже, приняли его за шпика. Так Дианов и ушел с литературой обратно.
Что же ему было делать? Он знал адреса товарищей, знакомых по подпольной работе, но идти к ним не мог, так как это противоречило правилам конспирации. Дианов не был уверен и в том, что его не выслеживают. Не мог он с литературой возвращаться и домой.
Всю ночь Дианов, обмотанный листовками, блуждал по городу, стараясь не навлечь на себя внимания городовых. Надо еще добавить, что дело было зимой.
Только утром Дианову удалось найти нужного товарища и сдать литературу. Характерно, что он не выразил ни малейшего неудовольствия случившимся. Наоборот, радовался тому, что всё кончилось благополучно, что он, несмотря на все трудности, выполнил партийное задание - сдал литературу куда следует.
Я привел этот обычный случай из практики наших транспортеров, чтобы читатель, в особенности молодой, понял, сколько усилий, труда стоило распространение партийной литературы в условиях подполья, с каким риском было связано это дело.
Не так просто было найти подходящую квартиру для хранения литературы. Такая квартира должна была быть исключительно надежной. Кроме того, следовало подумать, как доставлять литературу в эту квартиру, как уносить ее отсюда по районам.
Случалось, что какой-либо из наших складов литературы оказывался под угрозой. Возникала необходимость срочно очистить его. Сделать это нужно было до наступления ночи, когда, по нашим сведениям, следовало ожидать обыска. Хорошо, если удавалось заблаговременно подготовить новое, надежное хранилище. А если его у нас не было? Где разместить хотя бы временно всё, находившееся на складе?
В этих случаях приходилось действовать очень энергично, сочетая осторожность с безудержной смелостью и твердой решительностью.
Среди наших транспортеров были наряду с молодыми рабочими и отдельные выходцы из состоятельных слоев населения, честно служившие делу революции. Они, если это нужно было, умело использовали свое положение, свои связи.
Однажды товарищи, спасая склад от ожидавшегося налета полиции, принесли пакет с нелегальной литературой, обложенный ученическими тетрадями, в гимназию, где преподавала Маргарита Вячеславовна Януш. Дочь видного юриста, Маргарита Вячеславовна была членом подпольной социал-демократической организации.
Что же ей было делать с пакетом? Оставить его в гимназии? Нельзя. Маргарита Вячеславовна вышла с пакетом на улицу, обдумывая, где же его спрятать. И в этот момент она увидела шедшего навстречу... военного прокурора - товарища ее отца по Военной юридической академии. Прокурор часто бывал у них в доме, хорошо относился к Маргарите Вячеславовне и, конечно, понятия не имел о ее причастности к революционной работе. Увидев свою хорошую знакомую с тяжелой ношей, он предложил помочь. Жил прокурор неподалеку от гимназии, и у Маргариты Вячеславовны мелькнула мысль воспользоваться его квартирой.
- Вы, кажется, идете домой?-спросила она. - Это ученические работы, они мне скоро понадобятся в гимназии, может быть, вы разрешите временно оставить их у вас? Только я бы попросила хорошо спрятать пакет, чтобы никто его не развязывал, так как в нем много записочек и заметок, которые мне очень нужны, а они могут выпасть и затеряться.
Прокурор сказал, что возьмет пакет к себе в кабинет и трогать его не будет, потому что не интересуется детскими сочинениями. Так пакет с нелегальной литературой пролежал в домашнем кабинете военного прокурора, пока не был найден новый склад.
Настоящими героями были работники наших нелегальных типографий. Они делали свое дело в очень трудных условиях, под ежеминутной угрозой ареста.
