Николай Храпов - Счастье потерянной жизни
- Спасибо, матушка.
Первым нашелся крестьянин. Он кинулся к Луше:
- Страдалица! Дай хоть мешок помогу-от снять. Глянь, как давит-от!
- Нет, касатик, уж мешка-то я и не сниму как раз. Сыму, больше не надену: сил нету больше. Из Москвы я... пробираюсь к мужу, не знаю, застану ли живого. Плутаюсь по чащобе, никто не знает, где та деревня. Христа ради, скажите хоть вы...
Тут старший из кузнецов пришел в себя и захлопотал:
- Рассказывать тут нечего: вот она, за кустиками. Да прямиком не пройдешь к ней, там овражек и ручей в нем, ручей, хоть и неширокий, да глубокий, так что передохни малость, мы к дому пойдем и тебя проводим
- Да что ты, батюшка, как можно ждать! Нет уж, я пойду. Тут, может, каждый час дорог, а ты "передохни да пожди". Бог поможет, самое страшное уж прошла...
- Страшное-от у тебя еще впереди, - глуховато произнес молчавший до того кузнец.
- Тогда иди! - старший махнул рукой в сторону деревни. Во-от по этой стежке и топай. Там ручей-то помельче будет. Не сумеешь, вернись - тогда поможем.
С трудом Луша оторвалась от спасительной стенки, Кузница осталась позади. Вот и овражек. Да это только сказать так: овражек. Яр, в глубине которого дымится черный ручей. Кое-как сползла долу, пошла вдоль ручья. Широк, однако же. Поплелась вдоль ручья, выискивая место поуже. Вот оно! И колышек рядом: не одна она видно скакала тут через воду. Преодолев водную преграду, свалилась наземь. Хотела передохнуть, узел с плеч сняла, но вспомнила о Том, кто хранил ее и помогал в дороге. Долго молилась, благодаря Господа за помощь в пути. Уже воздавая вечную хвалу Богу Отцу, Сыну и Духу Святому, почувствовала жжение в том месте, где приходилась веревка от узла. Расстегнула фуфайку, попробовала поднять платье: не тут-то было - от запекшейся крови платье плотно прилипло к телу и заскорузлая кровь просочилась наружу. Кое-как подложила тряпку и вновь приладила мешок.
Подвернувшиеся ребятишки указали ей нужный дом. Робко переступила она порожек. В первой же комнате она увидела четыре кровати. Людей не было, хозяева не выходили. Тяжелый, спертый воздух ударил в нос, невольно Луша даже зажмурилась. Она стащила узел с плеч, огляделась и сердце сжалось в испуге: одна из кроватей, точнее какая-то груда, лежащая на кровати, была прикрыта... ее одеялом. Это она дала его в дорогу мужу. Это же ее собственное одеяло! Она шагнула к этой кровати, в этот миг скрипнула дверь испуганное лицо хозяйки показалось в ней.
- Кто вы? Что вам тут нужно? Сюда нельзя!- быстрым шепотом заговорила она.
-Простите, я мужа своего ищу... Вот... одеяло мое...
И уже не слушая хозяйку, шагнула к кровати, откинула одеяло...
Бесформенная туша с каким-то подобием головы тяжело сипела через крохотное отверстие, напоминавшее рот человека.
- Петя! - не помня себя, в ужасе отшатнулась Луша. Опухшие ниточки глаз слегка дрогнули, в них мелькнули проблески теплившейся жизни. Туша слегка пошевелилась, раздался стон не стон, но в нем преданная жена уловила собственное имя:
- Луша!
Из опухших подбровий скатились бусинки слез. Одинокий, всеми заброшенный, больной и голодный, с глазу на глаз с приближающимся смертным холодом лежал в суровом северном краю верующий христианин Петр Владыкин, осужденный на эти муки сатанинской властью, властью тьмы. Бог же не оставляет Своих детей. И в этот раз милость Божья, в лице верной жены, проехавшей и прошагавшей полстраны, оставившей кровавые следы на многочисленных ее тропках, принесла ему спасение.
Луша в отчаянии упала на одеяло, заголосила, предчувствуя еще более тяжкие испытания, но у мужа не нашлось сил даже поднять руку, чтобы ободрить ее, Едва слышно просипел дырочкой рта:
- Не бойся, Луша! Я не умру! Я выздоровлю - сам Бог послал мне тебя для исцеления. Он открыл мне, что я должен еще потрудиться для Него. Поднимите меня.
Женщины с трудом приподняли опухшее тело. Петр жалостливо поглядел на жену:
- Поесть... поесть принесла ли?
- Есть... харчей притащила довольно. Щас мешок развяжу. Ты только понемногу ешь... Я тебя буду кормить часто, но понемногу...
Петр с жадностью поглощал поднесенные куски, а один раз даже попытался схватить кусок, протянув растопыренные, уродливо отекшие пальцы. Луша с болью отвела взгляд от этой картины.
Тело Петра настолько опухло, что не было возможности надеть на него белье. Только тулуп и накинули на голое тело.
Пришел хозяин. Луша попросила истопить баню. Хозяин кивнул: дескать, не против, но ты уж сама распорядись. Вышел за дровами.
Луша принялась "распоряжаться": вдвоем с хозяйкой подперли обессиленное тело Петра и кое-как дотащили до бани. Тут возникли новые трудности: тело Петра никак нельзя было протиснуть сквозь двери. На подмогу хозяин кликнул сына. Вот так, вчетвером воздрузили Петра на полок, хозяин наподдавал жару и больной пролежал в немыслимой и для нормального человека температуре почти три часа, пока внутренняя вода не стала сочиться через распаренные поры.
Из бани вышел уже с помощью одной Луши. Стали советоваться, что делать. Ясно было одно: лечение надо продолжать. Решено везти Петра в город. Новые испытания выпали на долю Луши: надо было умудриться, не привлекая внимания к обезображенному телу мужа, найти лодочника, перевезти Петра к пароходу, оттуда добраться до города, а кругом начальство, то и дело встречаются конвойные, сопровождающие зэков, в городе найти такую больницу, в которую согласились бы принять больного. Ох, как тут не зарыдать на ступеньках очередной такой "милосердной палаты", врач которой, брезгливо посмотрев на телегу, где лежал опухший Петр, отказал наотрез.
Возчик равнодушно похлопывал кнутовищем по валенкам, лениво цедил:
- Да не убивайся ты... эка невидаль: хворь! Чай, и здоровые помирают!
И вот именно он, грубый, безразличный, казалось к любому человеческому горю, нехотя подтолкнул Лушу и кратко сказал:
- Ладно тебе... будя. Едем со мною.
Телега завернула за угол, возчик скомандовал! тпр-ру! И стукнул в калитку. Из дома вышел пожилой, сутулый человек. Молча взглянул на возчика, перевел взгляд на Лушу, с нее на бесформенное, тело Петра. Молча понял происходящее, кивнул головой: рассказывай, мол.
Захлебываясь в слезах, Луша описала положение дел, как могла. Все так же, не произнеся ни слова, человек вынул листок бумажки, что-то быстро чиркнул в нем, сложил, протянул Луше. И тут впервые заговорил:
- Поезжай в больницу... он знает, - кивнул в сторону возчика, - там скажите, что от меня.
И не говоря больше ни слова, повернулся и скрылся в доме.
- Ну вот, - все так же безразличным тоном бормотал возчик, - а ты хныкала. Господь все знает - где и как... Нн-но, милая!
В приемной больницы Луша подала записку. Тощая старуха в белом халате глянула только и сразу же куда-то заспешила, кинув на ходу:
- Сиди тут, дожидайся.
Ждать пришлось недолго: из коридора вынырнул полный мужчина в сопровождении той же старухи и, приблизившись, резким тенорком, но довольно любезно спросил:
- Ну-с, так это вы записочку принесли-с?
- Я, - оробела Луша. Страха, однако, почему-то не испытывала.
- Пойдемте-с в кабинет!
Скромная комнатушка, которую доктор именовал "кабинетом", была вся уставлена медицинским оборудованием. Доктор сел за стол, Луше уже и повернуться негде было.
- Вы не стесняйтесь, вот тут присаживайте-с! У нас тесновато, да ведь иных условий не создают-с! Ну-с, рассказывайте мне все без утайки: кто ваш муж, имя, фамилия, отчество, за что сослан, на какой срок. Одним словом, полный портрет. Врач должен знать все.
Голос доктора, облик его внушали доверие. Луша разоткровенничалась.
- Сами-то мы из-под Москвы. Мужа арестовали за Слово Божие, он руководил общиной. Мы баптисты по верованию, и всех наших позаарестовывали. Тут муж заболел, не знамо чем пухлый весь. Без меня погиб бы. Ну и со мной не легче - вон уж какую больницу объезжаем, а все не берут. Дома у меня трое детишек, да старуха мать. Вот и все.
Доктор помолчал, повертел в руках бумажку, сунул ее в карман.
- Так вот-с, уважаемая-с, вы совершенно успокойтесь, вашего мужа мы примем. Здоровье ему пошлет Бог, а уходом мы обеспечим. Готовьте мужа.
Возчик, видимо, заранее зная исход дела, уже стоял с готовыми носилками. Старуха привела санитара, гуртом они погрузили немощного Петра на носилки, отнесли в указанное место. Луша расплатилась с возчиком, продолжавшим нехотя цедить сквозь зубы в ответ на слова благодарности:
- Да ладно, да чего там, да с кем не бывает...
Луша подождала, как велели, потом старуха окликнула ее. Она вошла в палату. Муж лежал на чистой постели, весь расслабленный - его только что вымыли, ворот белой рубахи торчал у самого уха. Луша потянулась поправить его, Петр благодарно улыбнулся:
- Пусть Господь воздаст тебе по заслугам, дорогая моя. В смертный час послал он тебя ко мне на помощь. Теперь-то я уж точно жив буду, а тебе пора обратно домой, к детишкам. Чай и там не сладко.
