Кани Джеронимо - Beauty
- Держи. Это тебе.
Это был белый бумажный пакетик, перевязанный красной ленточкой. Это ленточка и сейчас со мной. Я всегда ношу ее в кармане, куда бы я ни шел. Внутри пакетика были вишневые косточки. Семьдесят шесть вишневых косточек! Вы представляете? Только моя девочка могла сделать такой замечательный подарок!
Я поцеловал ее, обнял за плечи, и мы пошли гулять. Шли молча довольно долго. Потом я решил нарушить тишину.
- Как ты?
- Нормально, - улыбнулась она. - А ты?
Я кивнул головой, и мы пошли дальше. Дойдя до остановки, мы стали друг напротив друга. Наверное, мы могли бы стоять так целую вечность, только пришел автобус. В автобусе мы тоже не разговаривали, лишь смотрели друг на друга и улыбались. Я чувствовал ее, а она чувствовала меня.
Дыхание чужой души.
Я люблю тебя.
Полюби меня.
Будь мной.
Как обычно, мы доехали до вокзала, и пошли дальше пешком. В кино, в тот вечер, показывали какой дурацкий нелепый фильм. Не помню, как он назывался. Действие фильма все время происходит в каком-то доме, за пределы которого никто не выходит. В этом доме жил один мужчина, а вместе с ним и его семья, состоящая из одних женщин. И они его так довели, что он решил притвориться, что его убили. Весь фильм эти женщины пели какие-то песни, в которых рассказывали разные истории, провоцировали друг друга на признание в убийстве. Периодически появлялись новые дамы, проливающие свет на убийство. В финале выясняется, что муж всего лишь притворялся. Он вышел из своей комнаты и застрелился.
Весь фильм я смотрел на свою девочку. Она увлеченно следило за перемещающимися по экрану лучами света, воспринимаемые нами, как живую картинку. Какая же ОНА красивая. Я всегда чувствовал себя счастливым, когда был с ней рядом.
Буду всегда с тобой.
Стану собакой твоей,
Чтоб о тебе с тоской,
Скулить у закрытых дверей.
После фильма мы пошли на набережную. Обычно там много народу. Так было и в то вечер. Мы сидели на траве и смотрели на грязную воду Свислочи. Пивные бутылки, полиэтиленовые пакеты, окурки. С тех пор, как человек решил, что покорил природу, он перестал уважать даже себя.
- Я замерзла.
Я снял джинсовую куртку, накинул ей на плечи и обнял.
- А ты?
- А что я? Мне не холодно. Я к тебе прижмусь, и мне сразу тепло становится.
Она улыбнулась, и снова стала смотреть на воду. Мимо проплывали утки. Я тихонько поцеловал ее волосы. Она повернула голову в мою сторону. Ее губы были влажными, зовущими к себе, но я боялся ее целовать. Я боялся потревожить красоту. Видя мое замешательство, она сама потянулась ко мне и поцеловала. Прямо в губы. Мое тело свело судорогой. Я не знал, что я должен был делать. Я не мог подобрать необходимых, нужных слов. А она приложила указательный пальчик к губам, показывая, что ничего говорить не надо. Потом обняла меня за шею, и мы легли на траву.
Я лежал на спине, а она на боку, справа от меня. Она гладила меня по лицу и смотрела прямо в глаза. Нежным, теплым взглядом. Она ласкала меня своими глазами. И лежать лицом к лицу казалось редкой наградой, дарованной в этот короткий миг, когда ни небо, ни звезды не стоили ничего.
- Я люблю тебя, - она произнесла это одними губами. Я хотел сказать, что и я ее тоже люблю, но она закрыла мой рот рукой, и так же беззвучно сказала - я знаю. Закрой глаза.
Я сделал то, что она сказала.
- Мне пора, понимаешь? Прости меня за это.
Конечно, я ничего не понимал. Куда она все время торопилась? Но не могло идти и речи о том, что я мог на нее за что-то злиться или обижаться. Поэтому ее последняя просьба показались мне бессмысленной. Как, такое существо может просить у меня прощения? У меня, кто за всю свою жизнь не сделал ничего хорошего, а только ругался матом, курил и дрался со всеми, с кем только было можно и даже нельзя.
Я открыл глаза, но ее уже не было. Я вскочил на ноги. Посмотрел вокруг. Пустота. Но не могла же она за такое короткое время уйти куда-то далеко?!
Значит, могла, потому что нигде ее не было. Только у меня внутри.
На траве лежала моя куртка. Я поднял ее, натянул на себя и побрел вдоль речки. Дошел до парка. Там нашел какую-то одинокую скамейку и лег на нее. Я стал смотреть на небо. Искать свою звезду. Давно я не видел столько звезд на небе. Я закрыл глаза и увидел ее, в голубом платье, бежевых босоножках с открытой пяткой. Засунув руку в карман, я нащупал пакетик с вишневыми косточками. Это заставило меня улыбнуться.
Потом я уснул. Прямо на скамейке. И проспал до четырех утра. Проснулся я от холода. Уже светало.
Глава 09
- Алло?
- Тимур? Ну, что? Ты идешь?
Через пятнадцать минут я сидел на бортике у входа на станцию "Академия Наук".
Еще через десять появился Дима.
- Ты опоздал, - говорит он мне.
- На пять минут...
Мы пожали друг другу руки.
- Как пойдем?
- В смысле?
Я просто могу тебя через дворы завести.
- Пошли, как быстрее.
- Ты чего такой угрюмый?
- Заебало все.
- Понимаю.
Дальше мы шли молча. Пропетляв минут десять по дворам, мы подошли к какому-то заброшенному кирпичному дому, расписанному граффити. Дима остановился возле большой железной двери и торжественно произнес:
- Вот он - НАШ клуб!
Затем он потянул дверь на себя и зашел внутрь. Я зашел следом. Тут же мне ударил в нос резкий запах пота. Различить что-то конкретное было вообще невозможно из-за сигаретного дыма и лучей стробоскопов. Музыка ревела так, что Димин голос распадался на миллиарды кварков. Он что-то говорил мне, но я не слышал что именно, и лишь кивал головой и шел следом за ним.
Мы прошли мимо пьяной молодежи, недружелюбно смотрящей на чужака в темных очках - на меня. Мне казалось, что кто-нибудь ко мне подбежит и начнет с радостной улыбкой бить мое тело. А следом за ними и все остальные. Наверное, мне даже хотелось, чтобы это произошло. Чтобы меня убили здесь. В этом свинарнике.
И ПУСТЬ АНГЕЛЫ ВОЗНЕСУТ МЕНЯ В РАЙ.
Вдруг мы резко свернули куда-то влево. Дима толкнул синюю дверь, и мы оказались в какой-то комнате, где не так ревела музыка.
Здесь стояло четырнадцать столиков вдоль желтых кирпичных стен, таких, как в психушке. Или даже, публичном доме, времен Федора Михайловича Достоевского.
За ближайшим к выходу столиком какая-то девушка, на вид, не больше семнадцати лет, вдыхала дорожку через трубочку, сделанную из двадцатидолларовой купюры. Рядом с ней сидел ублюдок и нагло улыбался.
- Давай милая. Плохо от этого не будет, - сказал он, и начал ржать.
- Не обращай внимания. И не встревай, если ты не хочешь сдохнуть. Они сами решают, что им делать. Не хотела бы сама - не пришла, - от Диминых слов мои кишки свело судорогой.
Мы прошли в дальний левый угол, к столику, на котором стояла нелепая, для этого места, бумажка: "4". Тут же откуда-то появилась официантка. На ней были джинсы, заляпанные кетчупом, и полосатая кофточка.
- Два пива. Или ты водки хочешь?
- Нет. Пиво будет в самый раз.
- Только пиво? - переспросила официантка.
- Да. Только пиво, - раздраженно ответил ей Дима. - И давай побыстрее. Чего стала, бля?
- Уроды...
- Пошла отсюда, сука тупая. Совсем охренела? - Дима вскочил, и замахнулся на официантку. Я тоже встал, и перехватил его руку.
- Успокойся, - сказал я ему.
Затем перевел взгляд на официантку.
- Принеси нам пиво, пожалуйста, - она быстро-быстро закивала головой и убежала.
- Никогда! Слышишь?! Никогда так больше не делай! - Похоже, Диму задело, что я не дал ему ударить местную "королеву красоты".
Я ничего не сказал ему в ответ. Мы молча сидели и ждали наше пиво. Его принесла нам уже другая официантка. Такая же грязная, как и предыдущая.
- Что-нибудь еще, мальчики? - с не очень хорошо сыгранными вежливостью и радушием спросила она.
- Нет. Пошла на хрен отсюда! - Дима все еще никак не мог успокоиться. Но после первой пинты пива он снова стал прежним.
- Она звонила?
В ответ я отрицательно покачал головой.
- Позвонит, - уверенно голосом сказал он. Скорее, чтобы меня уверить. Но я не верил, как не верил и он в то, что говорил.
Я попытался закурить. Чиркнул зажигалкой... один раз... другой.
- Извините, у вас спичка будет? - Обратился я к парню за соседним столиком. Он посмотрел на меня. Потом протянул дешевую одноразовую зажигалку, какие продаются в любом киоске на остановках. Я подкурил и отдал ему ее назад.
- Спасибо, - поблагодарил я.
Он ответил кивком головы.
- Трахаться хочешь? Я тут одну бабу знаю, сосет так, что яйца немеют. Хочешь?
- Нет, - я покачал головой.
- А еще одна есть. Она, короче, это... В жопу ее, короче, можно трахнуть. А? Как ты?
Я затянулся. Выпустил дым, и сказал:
- Нет, - и снова покачал головой.
- Тебе надо трахнуться. Пройдет две недели. И все будут тип-топ. А пока, я говорю, надо тебе хорошенько трахнуться. Эй, Малая!
Какая-то девушка, с крашенными рыжими волосами подошла к нам. Она была в потертых джинсах, черной облегающей майке и джинсовой куртке. Ее волосы были разобраны на пробор и свисали ниже плеч.
