Избранное. Том второй - Зот Корнилович Тоболкин
- А тебе жалко?
- Да уж зазря животную гробить не стану.
- Потребуется – станешь.
- Гляди-ка ты! Строгая нынче власть! Раньше как было: хочу – пашу, не хочу – дома сижу.
- Я вот всё думаю: чего это мы твоё глумленье над собой терпим? Может, лучше дёрнуть тебя, как осот, с корнем, и поле чище станет? Тогда сразу поймёшь, что к чему!
- До смерти испужал! Фатеева выпололи, а он на приисках вроде тебя, в начальниках. Дурак, говорит, был, что за землю держался.
- Никто тебя не пужает... Токо помни, что у нас нервы не из бычьих жил...
- Ты бы не сучил ногами-то, Мартын! – вступился Евтропий. – Охота к Фатееву – скатертью дорога. Взамен тебя ишо сотню таких найдём.
Уронив в борозду руки, к разговору молча прислушивался Сазонов.
«Чужой человек! Но ведь и у него есть своя правда. Мы её топчем – вот он и бесится», – думал он, глядя в злое, перекошенное лицо Панкратова.
- У крестьян одна правда – земля, – сказал он. – И я знаю, отчего вы злобствуете, Мартын! Обезземелили вас. Но ведь земли-то в колхозе больше! И вся она ваша... Вам только это нужно понять, Мартын! Семён Саввич и тот раньше вас понял...
- То-то и не можете его в колхоз затянуть...
Меж тем, сделав круг, подъехал дед Семён.
- Как пахнет-то! Ой, как пахнет! – очищая лемех, возбуждённо говорил он.
- Ну что ж, Семён Саввич, пора и вам в колхоз вступать...
- А я разве против? Ежели загвоздка в заявлении, дак внучка хоть сёдни напишет. Да ведь колхозником-то не по заявлению считают...
- А вы как думаете, Мартын?
- Разно, – буркнул Панкратов. – Нечего рассиживать, робить надо.
На поскотине посвистывали суслики, которых зорили ребятишки. Один зверёк, рассвирепев от того, что его выкурили из норы, бросился на Веньку Бурдакова. Парнишка ткнул его суковатой палкой. Сверкнув острыми шильцами зубов, суслик закусил палку, но, придавленный к земле, покорился силе и, задрав лапки, злобно щерился на своих гонителей.
- Проглядели паразита! – сказал про Панкратова Сидор. – А ведь по ему давно Колыма плачет!
- Раз проглядели – будем в свою веру обращать...
- Мы его словами, а он нас из обреза в спину...
- В том и хитрость, чтобы не дошло до обреза. А дойдёт – что ж, мы тоже стрелять умеем... Ну, я в школу. Погляжу, как там ремонт...
- Уж не к Марии ли салазки подкатываешь?
- Не болтайте глупостей!
Была большая перемена.
Ребятишки носились вокруг школы, играли в лапту.
В коридоре стояла покойная сумрачная тишь.
Сазонов постучал в учительскую.
- Войдите! – ответила Мария.
- Я опять за книгами...
- Давайте честно поговорим, Варлам Семёнович!
- Говорите.
- Вы слишком часто приходите сюда. Не подумайте, что это мне неприятно, – наоборот. Но, видите, я... – она смутилась и недоговорила. Сазонов понял: беременна. – А люди разное думают. И Проня сердится. Вы же знаете, как он мне дорог.
- Бросит он вас!
- Ну и пусть! И пусть! Мне хватит того, что было... А вы не каркайте! И больше не приходите сюда! – она разгневалась, хотя обидного в том, что сказал Сазонов, ничего не было.
Она и сама знала, что всё будет именно так, и всё-таки говорила, почти кричала:
- Больше не приходите! Слышите!
- Выходите за меня замуж! – бухнул Сазонов и после этого разговорился: – Беречь буду! На руках носить буду!
- У меня будет ребёнок. Это его ребёнок.
- Вместе растить будем.
- Нет. Я ЕГО люблю...
- Это пройдёт, забудется! Ведь Григория вы тоже любили. И меня полюбите. Я добьюсь, вот увидите! Вам муж нужен, семья. Женщина не должна, не может быть одна!
- Нет, нет! Уходите! Мне от вас ничего не нужно... Уходите!
- Мне теперь некуда. Без вас весь свет тесен, – с бессильным отчаянием сказал Сазонов. – Первый раз у меня так...
- Уходите. Перемена кончается, – сказала Мария и взялась за колокольчик.
- Не звоните! Дайте слово сказать! Вы будущего боитесь... Я знаю. А со мной вам станет спокойно. Оставьте его! Он моложе. Да и девчонка из-за него сохнет. Славная девчонка! Пожалейте её! Отпустите парня, и мы будем счастливы. Ни за что не упрекну! Хоть сейчас, если хотите...
Мария позвонила. Сперва неуверенно, потом крепче, звончее.
