Владимир Сорокин - Роман
- А я не стыжусь, душа моя!
- Иной мужик профессора за пояс заткнет! - поддержал Красновский, хлопоча вокруг тарелки Татьяны.
- Не вас ли, Петр Игнатьич, за пояс затыкать будут? - спросила тетушка, и новый приступ смеха овладел всеми.
- Дорогая Лидия Константиновна, меня с моей комплекцией трудненько заткнуть за пояс! - парировал под общий смех Красновский.
- Ну, это уж от мужика будет зависеть, а не от вас! - ответила тетушка.
- Особенно, если Надежда Георгиевна поделится опытом с этим мужиком, осторожно вставил Рукавитинов, - Опытом по затыканию за пояс профессоров.
Всеобщий хохот сотряс террасу.
- А-ха-ха-ха! - хохотал Антон Петрович, - Эка! Вот вам и gaudeamus igitur! A-xa-xa!
- Ничего, Николай Иванович, еще сочтемся! - пообещал Красновский.
За это время он успел нагрузить тарелки молодых различными закусками.
- Друзья мои, вам необходимо подкрепиться, - обратился он к ним, Подумайте о своем бесценном здоровье и поймите, что не духом единым сыт человек. Татьяна Александровна, особенно это вас касается!
Он поцеловал ее руку:
- Давайте, дорогие мои, не впадать в крайности. Вы же не индусские йоги, в конце концов!
- Танечка, вы непременно должны попробовать моего поэтического салата! оживленно говорила тетушка.
- Раковых шеек, Рома! - качал головой, жуя, Антон Петрович, - Это вершина кухмистерского мастерства!
- Поросеночка, поросеночка покушайте! - советовала попадья.
- Рекомендую заливное, - басил дьякон.
- Гребешочки, гребешочки петушиные во сметанке! - качал головой, зажмурясь Федор Христофорович, - Сладость несказанная!
- Рыжичков попробуйте - во рту тают! - советовала Амалия Феоктистовна.
- Все, все они попробуют! - успокаивающе поднял руку Красновский, - Только не насилуйте! Демьянова уха нам некстати!
- Нам, брат, здесь любая уха к стати! Даже уха из петуха! - засмеялся Антон Петрович, и вместе с ним засмеялись все.
Роман взглянул на Татьяну, которая, все так же улыбаясь и опустив глаза, смотрела в свою тарелку, нагруженную сердобольным Красновским.
"Что же это такое?" - казалось, спрашивали ее глаза, - "Как это называется, и что мне делать с этим?"
Роман хотел было опять посоветовать ей съесть что-нибудь, но молчал, поняв, что это все равно, что предлагать ангелу вкусить земной пищи.
Парни в кумачовых рубахах подошли с шампанским и стали наполнять бокалы. Едва вино вспенилось в бокале Красновского, он быстро встал и, подняв бокал, произнес, поворачиваясь ко всем:
- Друзья! В далекой и прекрасной Грузии есть замечательный обычай. Когда там играют свадьбу, то избранный старейшинами тамада, то бишь человек, председательствующий за столом и говорящий тосты, обязан сказать свой лучший тост не о женихе и невесте. А о ком бы вы думали?
- О себе самом! - подмигивая, подсказал Антон Петрович.
- Ни в коем случае. Свой лучший тост он обязан сказать о родителях той половины, которая пришла в гости. То есть, если свадьба справляется в доме жениха, то надо посвятить этот тост родителям невесты, а если в доме невесты тогда родителям жениха. Поскольку у нас свадьба в доме жениха, а я, так сказать, тамада...
- Хоть и никем не избранный! - буркнул Антон Петрович.
Петр Игнатьевич погрозил ему пальцем и продолжил:
- Да. А я, стало быть, тамада, то, следовательно, тост мой будет посвящен вам, многоуважаемый Адам Ильич.
Куницын встал с бокалом в руках. Лицо его было радостным и торжественным, солнце сверкало на погонах и регалиях мундира.
Все притихли.
- Многоуважаемый Адам Ильич, - начал Красновский после небольшой паузы, С тех пор как Господь создал род человеческий и сказал нам: плодитесь и размножайтесь, мы, простые смертные, честно исполняем этот завет. Встречая свои половины иного пола, мы соединяемся с ними брачными узами, сочетаемся и порождаем на свет потомство, пополняя тем самым род человеческий. И это продолжается изо дня в день, от века к веку. Это замечательно, потому что это естественно. Замечательны и достойны высочайших похвал люди, производящие на свет потомство и пополняющие свои семьи. Но сейчас я хочу обратить внимание собравшихся не на эту огромную часть человечества, составляющую, вероятно, девять десятых всех смертных, а на другую, совсем небольшую часть, на оставшуюся одну десятую, состоящую, однако из людей удивительных. Эти люди удивительны и высоки тем, что пополняют свои семьи не обычным, так сказать, греховным путем, как все остальные девать десятых, а безгрешно, минуя плотскую страсть, коей все мы с вами подвержены. Да! Их дети безгрешны, потому что родители не рожали их, а брали от мира и растили, как своих родных. Эти бедные сиротки обретают в лице новых родителей не просто родителей, а нечто большее. Они обретают веру, надежду, любовь. Да, друзья мои! Нет в нашем мире ничего дороже беспорочной отеческой любви к малым мира сего! Нет ничего чище этой любви! Эта любовь достойна жизни вечной. Когда бедные малютки по воле рока остаются сиротами в нашем беспощадном мире, они напоминают мне крохотных птенцов, выпавших из гнезда в бурную реку. Ревущий поток несет их, и кажется, что нет спасения и гибель близка. Но Господь посылает им спасителей! Надежные и нежные руки выхватывают их из стремнины, добрые сердца согревают их и берут под защиту. Что может быть благородней в нашем мире пошлости и коварства?! Есть, есть благородство, и не перевелись еще благородные люди! И такой благородный человек среди нас. Это Адам Ильич Куницын. Вам, досточтимый Адам Ильич, посвящаю я тост свой! Вашей беспорочной отеческой любви, вашему мужеству и благородству! И прежде чем выпить за здравие ваше, поклонюсь я вам, как всегда склонял голову перед Любовью, Истиной и Добром!
Поставив бокал, он поклонился.
- Браво, Красновский! - серьезно оказал Антон Петрович, поднимаясь с бокалом, - За здоровье Адама Ильича!
Мужчины стали вставать со своих мест. Адам Ильич по-прежнему стоял с бокалом в руке. По щекам его текли слезы.
Подрагивающей рукой он стал поднимать бокал, но потом, неловко выйдя из-за стола, двинулся к Красновскому.
Петр Игнатьевич, в свою очередь, направился к нему. Встретившись, они обнялись и трижды поцеловались, плеща шампанским из наклонившихся бокалов.
- Спасибо, спасибо, голубчик...- бормотал Адам Ильич.
- Спасибо вам, дорогой! - говорил Красновский, - За Таню, за добро! Спасибо!
- Ну, Петр Игнатьич, ну златоуст наш! - бормотал отец Агафон, вытирая слезы, - Так сказать! Царица Небесная, так сказать, по-божески, по-христиански! У меня сердечко так и сжалось, а вот и слезоньки теперь текмя-текут...
Попадья тоже прослезилась и вытирала глаза батистовым платочком.
- За здоровье Адама Ильича! - громогласно повторил дядюшка, и все стали чокаться с Кунициыным.
Крестьяне, повставав со своих мест, подняли наполненные водкой и вином стаканы и принялись пить, запрокидывая назад стриженные в кружок головы.
Роман с наслаждением выпил шампанского, речь Петра Игнатьевича ему понравилась, как нравилось все, что происходило вокруг. Татьяна тоже пригубила вино. Во время тоста она была бледна и сидела, опустив глаза.
- Мда, не думал, что наш Петруша может так вдохновиться, - качал головой под общий шум Антон Петрович, с неторопливостью возвращаясь к закуске.
- Mon cher, он жрец храма науки, - возразила ему тетушка, - Складно говорить умеет.
- Мда. Молодец, - пробормотал Антон Петрович, - Ну, да ничего, мы тоже выступим, мало не покажется...
Красновский, между тем, усаживался за стол.
- Ну, что, Антон Петрович, гожусь я в тамады? - с довольным видом спросил он.
- Еще бы! - ответил дядюшка.
- Прелестно, Петр Игнатьевич! - сказала тетушка, - Вы просто Демосфен!
- Петр Игнатьевич, поздравляю, - вежливо наклонил седую голову Рукавитинов, - Прекрасный тост.
- Очень правильно сказано, - откликнулся дьякон.
- Ну, а коль правильно... - Антон Петрович поднял графин с водкой, - Так и выпить за то не грех!
Привстав, он принялся наполнять рюмки.
В это время попадья подошла к Татьяне и, склонившись к ней, тихо заговорила:
- Татьяна Александровна, душенька, отчего же вы не покушаете ничего? У меня, на вас глядючи, сердце в груди стынет! Разве можно так себя испытывать? Вам же теперь о здоровьице думать надо, душенька вы наша! Съешьте что-нибудь, не печальте нас! Батюшка вон тоже печалится, все меня спрашивает: отчего это Танечка-то Александровна ничего не кушает? А я и подавно вся извожуся, боюсь за вас! Голубушка, вы поглядите, какие кушанья-то хорошие кругом, ведь их православные добрые руки готовили в честь вашего праздничка, а вы брезгуете, да стесняетесь. Покушайте, душенька, православные христиане вам спасибо скажут.
И улыбаясь всем своим добрым пухлым лицом, попадья отошла.
Роман, слышавший все, заметил, что на Татьяну увещевания попадьи подействовали благотворно: она совсем по-детски заулыбалась и расправила плечи, словно стряхивая с них былую скованность. Весело переглянувшись с Романом, она взяла вилку, проколола ей шляпку маленького, аппетитного груздя и отправила в рот.
