Аттестат зрелости - Илана Петровна Городисская
– Я так и не сказала тебе тогда, что сожалею о твоем эссе, – прочувствованно заметила Лиат.
– Мы и так достаточно поговорили о нем с тобой в библиотеке, – коротко ответил Шахар.
– И что же ты намерен делать теперь? – спросила девушка.
– Двигаться дальше, – еще лаконичней бросил ее одноклассник, глядя прямо перед собой.
И вот, Галь стояла рядом с ними, а они еще пребывали каждый в своих раздумьях. Ситуация складывалась не очень приятной, и поэтому Лиат еще раз поблагодарила товарища за конспекты и отдалилась, оставив его с Галь одних, всем своим видом демонстрируя той свою холодность.
Последний урок, казалось, длился бесконечно. Со звонком, ученики, радуясь долгожданному завершению учебной недели, быстро покинули класс. Но Галь нарочно не спешила, наблюдая за сборами своей соседки. Шахар убежал, не дожидаясь ее, так как у него были кое-какие дела, а Хен, Шели и Одед уезжали в город. Галь это было как раз на руку, ибо она хотела объясниться с Лиат без свидетелей, и, когда та вышла в коридор, отважно двинулась следом.
Поняв, что от назойливой сопровождающей было не отвертеться, Лиат остановилась посреди пустого коридора и недовольно спросила, почему Галь к ней привязалась.
– Нам надо поговорить, – тихо, но твердо произнесла девушка.
Лиат подавила вздох. Она приблизилась к однокласснице вплотную и сурово попросила:
– Оставь меня, пожалуйста, в покое.
– Хорошо, – пожала плечами Галь, хотя все внутри у нее оборвалось, – поговорим в другой раз, когда тебе будет удобно.
– Ты не поняла, – сурово пояснила Лиат. – Я хочу, чтоб ты вообще оставила меня в покое.
– Что я тебе такого сделала? – сдавленным голосом проговорила Галь, бледнея. – Объяснись!
Объясниться! Если бы Лиат решилась, она бы все высказала этой надоедливой фифе. Все! Экзамен по математике, который она провалила, прилюдно лишил ее главной ее опоры, за которую она всеми силами держалась последние пять с половиной лет: ее безусловного отличия. Сегодня ее злосчастная маска треснула, истинные чувства прорвались, и она оказалась одна против всех со своим ущербным маленьким телом и неказистым лицом. Объясниться… Заявить о своей потраченной на одну учебу юности в тени этой беспечной красавицы, той, что первой завладела Шахаром, той, что тупо смеялась над ее выдумкой о Томере… Однако, несмотря на всю свою обиду, у Лиат еще не хватало духа на открытую игру.
– Ты и сама могла бы догадаться, – заметила она сердито. – Кажется, сегодня я весь день вела себя достаточно прозрачно, чтобы ты догадалась, Галь.
– Я так и поняла, что это из-за экзамена, – затараторила Галь, волнуясь. – Но извини: при чем здесь я? Что же я могла поделать?
– Ты могла вести себя по-дружески, – яростно уцепилась Лиат за этот неоправданный довод. – Где та поддержка, о которой ты мне прожжужала все уши на заднем дворе? Вместо того, чтоб ее проявить, ты беседовала с Офирой. Кто такая тебе Офира?
– Никто, – развела дрожащими руками Галь, – просто приятельница.
– А я?
– А ты – моя ближайшая подруга.
– Возможно, я и была тебе подругой все эти годы, но не ты мне. Сегодня я убедилась в этом.
Лиат решительно рассекла руками воздух, словно отгораживаясь от бывшей подруги детства. Слова ее прозвучали так громко и холодно, что со стен пустого коридора сорвалось эхо.
– Нет, этого не может быть! – воскликнула в отчаянье Галь. – Это я, что ли, не была тебе лучшей подругой? Я, которая проводила с тобой почти все свое свободное время, делилась с тобой всем своим сокровенным, во всем доверяла тебе? Я, которая игнорировала все насмешки и гадости, сыпавшиеся в твой адрес в классе? Я, которая принимала тебя у себя дома, как родную, вместе с моей мамой? Ты что, с ума сошла, Лиат? Ты издеваешься надо мной!
Лиат Ярив внимала этому шквалу оправданий с душевным трепетом и не знала, как сказать в лицо соученице, что дело было не в ней, а в причинах, гораздо более глубоких, что она ей просто стала досаждать, причем давно, и что ей хочется избавиться от ее неугодной дружбы, словно от старой, жмущей одежды. Но, вместо всего этого, она раздраженно изрекла:
– Ты, Галь, точно такая же белая ворона в нашем классе, как и я. Уверяю тебя, что в твой адрес летят не меньше плевков и оскорблений, чем в мой, невзирая на твою смазливую рожу и соблазнительную фигуру. Просто тебе их не высказывают в глаза. А что касается проявлений твоей дружбы, твоей великой дружбы ко мне, – подчеркнула Лиат с сарказмом, – то ты, на моей памяти, вела себя так, как утверждаешь, только в приятные моменты, и то не всегда. Ты эгоистка и собственница! Не хочу пережевывать разные мелочи, всех и не вспомнить. Но ты показала себя в последние месяцы самовлюбленной, слепой и абсолютно безразличной к окружающим дурой. Тебе наплевать даже на твоего ненаглядного Шахара.
– О чем ты говоришь? При чем здесь Шахар? – взвилась на дыбы испуганная Галь, которой наступили на самое больное место.
– А при том, что он, ради тебя, обманул твою маму! Он специально скрыл, сколько ему дали на самом деле за эссе, в которое он вложил столько надежд, а ты восприняла его обман как должное. Ты думаешь, тебе все должны! Но он совсем не должен был так поступать.
Девушка похолодела, чувствуя, что вот-вот потеряет рассудок. То, что только что произнесла Лиат, являлось ее собственным невысказанным страхом, ее судорожной попыткой скрасить для самой себя действительность, вновь обрести надежду, бодрость. Яростные слова самой давней ее подруги не оставляли ей ни малейшего шанса. Их неожиданная хлесткость усиливалась тем обстоятельством, что в данную минуту Лиат намеревалась свести с ней все счеты, и делала это агрессивно и безжалостно.
– На что ты намекаешь? – прохрипела она сквозь навернувшиеся на глаза слезы. – Что у меня проблемы с Шахаром? Так знай: я никогда не расстанусь с ним! – грозно всхлипнула она, ударяя себя в грудь. – Я все стерплю, но буду с ним! И он отлично знает это. А что касается тебя, то ты совершенно несправедлива ко мне! После того, как ты заплакала и выбежала из класса, я помчалась за тобой. Спроси у Одеда, если мне не веришь. Я искала тебя повсюду, чтобы обнять тебя крепко-крепко, сказать, чтоб ты не огорчалась, что оценка, которую ты получила, абсолютно ничего для меня не значит. Этот ноль – всего-навсего
