Апейрогон. Мертвое море - Колум Маккэнн
447
А нам сказки кажутся страшными.
446
Абир иногда вырисовывала свое имя в засохшей пыли на машине отца. У нее был плотный и сдержанный почерк. Она писала на насхе и только начала изучать рук’a [88]. Она рисовала дугу с красивый завитушкой, плавно переходящую в линию снизу. Соединяла точки над третьей дугой. Работа получалась утонченная и изобразительная. Она использовала за раз одну поверхность: пассажирскую дверь, багажник, передний бампер.
Ей нравилась мысль, что ее имя съезжает с горки со скоростью пятьдесят километров в час.
445
После стрельбы Бассам прошелся вокруг машины, пытаясь найти участок, где осталась ее надпись. Он нашел едва заметный след на заднем стекле.
444
Иногда Рами заходит в комнату Смадари и думает, что это тоже своего рода гениза.
443
Костигин и мальтиец вытащили деревянную лодку на утес при помощи каната. Они потратили несколько часов, продираясь сквозь скалы и камни в поисках дороги, ведущей прочь от реки, чтобы выйти на главную дорогу.
Тела были настолько измучены пустынным терновником, что им пришлось придумывать какие-то покрытия для рук и ног из оставшейся белой ткани, которую они припасли для починки паруса. Они приспособили ее при помощи бечевки, а потом тащили лодку за собой, пытаясь не повредить корпус.
Костигин сказал мальтийцу, что уверен в том, что с ними ничего не случится. Ведь они, в сущности, шли по стопам праотцов.
Когда солнце было на пике, они остановились и пристроились в прохладной тени одинокой пещеры. Сняв покрытия, они обработали раны. Луна прокралась через вход в пещеру. Царила подавляющая тишина.
Рано утром на следующий день – еще в темноте, после перевязки ран – они наткнулись на небольшую группу бедуинов. Их поразил внешний вид путников, завернутых в парусину и тащивших за собой лодку.
Они посадили Костигина и моряка на лошадь и привезли в лагерь, где наложили специальную припарку из мякоти кактуса. Когда путешественники пришли в себя, Костигин снова нанял верблюдов, чтобы тащить лодку и оставшуюся провизию.
442
Когда Бассам поехал читать лекции в Соединенных Штатах в две тысячи четырнадцатом году, его пригласили несколько церквей, где пели гимны об Иордане – Лейся, Иордан, лейся, я хочу попасть в рай, когда умру; О, поток Иордана никогда не пересохнет, никогда не пересохнет, никогда не пересохнет. Я встречу тебя утром, когда ты достигнешь обетованной земли, на другой стороне Иордана буду ждать тебя я.
Он сидел на скамейке и слушал. Позже он рассказал пригласившим его людям, что музыка напомнила ему о доме.
441
Оба приехали в Иерихон у Мертвого моря в лохмотьях. Они передохнули пару дней, чтобы перегруппироваться в гостином доме. Костигин принимал долгие ванны, чтобы понизить температуру тела. Термометр показывал тридцать восемь градусов в тени. На рынке Костигин пополнил запасы воды, кофе, еды, одежды, потом купил термометр у владельца гостиного дома.
Они отправились на финальную часть путешествия в августе тысяча восемьсот тридцать пятого года. Когда они добрались до берега озера, Костигин отметил на термометре сорокаградусную жару. Он встал на колени на песке, положил руку на край лодки и помолился. Он обмакнул палец в озеро и провел солью по губам. Позднее, когда солнце село, он съел на ужин цесарку, качаясь на волнах на спине.
Они кинулись в Мертвое море возле устья Иордана. Небо было голубее голубого. Ветер заряжен жаром. Больше ничего не двигалось. Никаких рыб, никаких птиц.
Озеро было окаймлено высокой горной грядой по обеим сторонам. Горы казались фиолетовыми на такой жаре. Костигин удивился высоте волн: он изучал соленое озеро в книжках, но никак не мог представить его истинных размеров. Лодка, заметил он, сидела на глади на целую ладонь выше, чем в какой-либо еще соленой воде. Он встал на колени на деревянные перекладины и стал измерять глубину, используя канат, который опустился на сто семьдесят пять саженей.
Они два дня пересекали озеро. Костигин попытался выйти на сушу на глиняный берег, чтобы посмотреть, не сможет ли он найти забытые руины или останки городов. Он вернулся на лодку в исступленном восторге, прогуляв по берегу несколько часов.
Возможно, сказал он мальтийцу, он нашел серные источники, в которых когда-то купался Ирод.
Они причалили лодку и разбили палатку. Дул сильный северный ветер. Термометр показывал тридцать градусов. Они подняли паруса и вернулись на озеро до захода солнца. В течение нескольких минут жара снова поднялась до тридцати пяти. Мальтиец больше не мог плыть дальше, но Костигин был убежден, что они найдут руины Содома и Гоморры.
Руины, думал он, должны появиться где-то возле Эйн-Болека. Они должны бороться с пеклом и идти к цели.
На четвертый день головы начали нестерпимо гореть. Костигин окунал куфию в озеро снова и снова. Казалось, вода на поверхности булькает и кипит. На его лице появились волдыри и ожоги. Он снова намочил одежду. Солнце высушило ее. Он понял, что делает катастрофическую ошибку: солнце сжигало соль на коже. Глаза как будто увеличились в размере и воспалились. Из волдырей стал сочиться гной. Он прополоскал платок в небольшом резервуаре с пресной водой, собрал стекшие с него остатки.
Они снова ринулись в озеро. Термометр пробил отметку в сорок градусов.
На пятый день мальтиец не произнес ни слова. Он смотрел прямо и греб. Он больше не присоединялся к Костигину в молитвах. Термометр исчез. У них все еще была еда, но запас пресной воды быстро подходил к концу. В дневное время они попытались накрыть крышкой ведро, чтобы она не испарялась из-за высокой температуры. Костигин не мог спать. Его лицо и тело были усеяны ранами. Он начал повторяться, зачитывая библейские стихи снова и снова. Он обвинил мальтийца в том, что тот выпил всю воду и выбросил термометр за борт.
Моряк сказал, что если они не прекратят путь сейчас же, то обязательно умрут.
На седьмой день пути пресная вода закончилась окончательно, но еще оставалось небольшое количество кофе. Костигин считал, что кофе – целебный напиток. Он давал ему энергию идти дальше, давал силы и уверенность, что скоро они найдут источник с пресной водой.
Он окунул кастрюлю в море и вскипятил остатки кофе в соленой воде. А
