Аркадий Белинков - Сдача и гибель советского интеллигента, Юрий Олеша
Юрий Олеша с большим количеством черновиков чрезвычайно удачно писал об успехах и победах. Но даже там, где это были успехи и победы громадного исторического звучания, он не всегда мог подняться до уровня таких мастеров прозы, как А. Первенцев, Ф. Гладков, Б. Горбатов, В. Закруткин, Н. Вирта или Е. Пермяк, хотя, конечно, и Олеша, и эти писатели делали одно общее дело.
Но чем более Юрий Олеша становился зрелым, тем чаще он старался показать, что он на пути к окончательному и на этот раз уже самому последнему исправлению. Поэтому Юрий Олеша не стал разрушать бетонный гигант, как в свое время ошибочно разрушил фабрику-кухню Андрея Бабичева. Правда, это была лишь сказка1, а не то, чтобы Олеша действительно пошел не такое страшное дело. Но все-таки разрушительные помыслы за ним водились.
1 "Сказка о встрече двух братьев" в романе "Зависть".
Он прозябал на границе эпох. Он мог остаться в своем времени, в литературе десятилетия, которое хоть что-то создало, и мог перебежать в новую эпоху. Но Олеша хотел сразу и того, и другого. Он топтался на месте, где-то между 20-ми и 30-ми годами, и как следует не перебежал в новые обстоятельства. Он жил на непрочном шве двух эпох и, по мере надобности, перебегал из одной эпохи в другую. Он жил, как Вольтер в своем замке в Ферне: замок стоял на границе Франции и Швейцарии, слуга смотрел на дорогу и, завидев французского жандарма, кричал. Хозяин перебегал через границу. Но Вольтер вполне заслужил свою участь: у него не было ничего святого; он оплевывал все, что попадалось ему на глаза. Олеша же был безвинен: он ничего плохого не сделал. Плохо сделали критики и приятели, которые, не имея лучшего образца, выдали Юрия Олешу за жертву в борьбе за свободу. После смерти этого образца они выдвинули Евгения Евтушенко.
Юрий Олеша стал бояться не лжи, а неприятностей.
Он пересматривал концепцию не потому, что она была ложной, но потому, что она становилась опасной.
Истина в эти годы как-то сразу переставала интересовать Юрия Олешу, если из-за нее могли быть неприятности. Такая истина была плохой, вредной и никому не нужной, с ней просто не стоило связываться.
Писатель не понимал, уже не хотел понять, ему не нужно было понимать, что истина не бывает ни плохой, ни хорошей, а значит, выгодной или невыгодной, что она может быть только истинной, или она не истина.
Он не понимал, что если истина меряется пользой, то может наступить такое время, когда истинное станет второстепенным, а первостепенным нужное кому-то.
В таких случаях, "жонглируя кольцами боковым каскадом, можно снова перейти на обыкновенное жонглирование"1, и с легкостью превращать черное в белое, если нужно белое, и плохое в хорошее, если зачем-то понадобилось такое.
Именно потому, что от истины начинают требовать не правды, а пользы, становится возможным утверждать (как это имело место в новозеландском литературоведении), что Пиндар очень хороший (полезный) поэт, а Лукиан очень плохой (вредный).
Это было ужасно.
Но Юрий Олеша в надежде славы и добра без боязни глядел вперед.
Он видел "ясно. Здесь будет сад. И на том месте... будет расти вишневое дерево".
Он думал, что дерево из вишневого сада его поэзии будет расти вечно.
Он не слышал, как далеко в саду топором стучат по дереву...
1 Н.Э. Бауман. Искусство жонглирования. М., 1962, с. 23.
ПРОГЛОЧЕННАЯ ФЛЕЙТА
"Список благодеяний" продолжает и развивает "Зависть" и делает ее безвыходной.
Пьеса договаривает роман и обнаруживает неразрешимость его.
Круг бедствий художника расширяется, потому что из России он попадает на Запад, и исчерпывается, потому что социология автора ничего, кроме России и Запада, не предусматривает.
Теперь исследование вопроса приобретает хорошо знакомые русской общественной мысли формы спора "Россия и Европа".
Именно в те годы старинная тяжба наконец была благополучно разрешена, и это было в высшей степени своевременно.
Следует подчеркнуть громадное значение этого факта, особенно высоко оцененного только в 40-х годах, ибо на протяжении своей трехсотлетней истории посрамление Европы и апофеоз России не во все периоды получали достаточно прогрессивное освещение.
Неминуемая историческая предрешенность лишила вопрос чисто академического интереса и превратила его в ультиматум. Ультиматум был сух, строг и суров. Он не похож на выбор, он похож на изгнанье: или Россия или Европа.
В "Зависти" Николай Кавалеров жалуется на советскую Россию и надеется на буржуазную Европу.
В "Списке благодеяний" Елена Гончарова, жалующаяся на Россию, попадает в Европу.
Артистка Елена Гончарова продолжает и развивает концепцию поэта Николая Кавалерова и делает ее безвыходной.
Елена Гончарова - это Николай Кавалеров, попавший в Европу.
"Список благодеяний" не только продолжает и развивает "Зависть", но и опровергает ее. Автор убеждает нас в том, что неудачи Кавалерова в тысячу раз лучше попыток Гончаровой убежать от этих неудач на Запад.
Неудачи актрисы начинаются с того, что на родине ее заставляют играть в "современных пьесах", а "современные пьесы схематичны, лживы, лишены фантазии, прямолинейны"1.
1 Юрий Олеша. Список благодеяний. М., 1931, с. 5.
Она не хочет играть в таких пьесах.
Поэта заставляют писать куплеты: "В учрежденьи шум и тарарам..." Он не хочет писать такие куплеты.
Оставив в Советском Союзе поэта, пишущего эстрадные песенки, то есть дающего не то, что он хочет, может и должен делать, Юрий Олеша посылает в Европу другого художника, который в Советском Союзе тоже делает не то, что хочет, может и должен.
Юрий Олеша не упускает случая подчеркнуть сходство, родственное происхождение и близость судеб своих героев. И не упускает случая сказать, что надежды, которые он на них возлагает, - одинаковы.
Уступая тяжелым обстоятельствам, писатель сделал Кавалерова некрасивым и грязным.
Елену Гончарову он сделал красивой, потому что надеялся, что ее раскаяние будет рассмотрено как смягчающее обстоятельство и ей разрешат быть положительной.
Сделать красивым Николая Кавалерова он, конечно, не рискнул.
Елена Гончарова - это умытый Николай Кавалеров.
Не нашедший выхода в России, Кавалеров хочет уехать на Запад.
Красивая женщина, знаменитая актриса уезжает в Европу, о которой мечтает Николай Кавалеров.
Коснувшись в нескольких словах того, что в Советском Союзе есть некоторые недостатки, как-то: "очереди", "отсутствие продуктов", "преступления против личности", деклассированные негодяи (Дунька), провокаторы (Баранский), охранители-тупицы, решающие судьбы искусства (Орловский), еще какие-то пустяки, писатель распахивает Запад, таинственную, мерцающую Европу, жестокую, обреченную, непоправимую и безвыходную.
В Европе все оказывается отвратительным, иллюзии рушатся, надежды не остается.
Автор помогает своей героине: он обнажает язвы Запада и показывает их Гончаровой. Гончарова смотрит и начинает кое-что понимать. Наибольшее впечатление на нее производят требования французского рабочего класса: "Ясли детям. Зеленые города... дома... рабочим. Дворцы культуры! Курорты трудящимся! Охрану труда! Отпуска беременным! Прекратить эксплуатацию подростков! Большие кухни на помощь женам! Свободу нациям! Шестичасовой рабочий день! Фабрики рабочим! Заводы! Землю отнять у помещиков! Науку на службу пролетариату! Всю власть трудящимся!"
Услышав это все, Елена Гончарова как бы просыпается: "Я помню... я помню... я вспомнила все! Сады, театры, искусство рабочим!... Я видела глобус в руках пастуха. Я видела Красную армию... Я видела знания в глазах пролетария. Я слышала лозунг: долой войну! Я вспомнила все... Читайте, читайте список благодеяний".
Увидев своими глазами то, о чем она читала в России, и убедившись, что ее не обманывали, Елена Гончарова заявляет: "...я все поняла... раскаялась".
Все это сделано писателем с воспитательной целью. Есть испытанный способ научить ребенка не хвататься за горячий чайник: ему разрешают один раз схватиться.
В пьесе с испытанным способом Юрий Олеша дает своей героине схватиться за Европу. Но героиня держала горячий чайник так долго, что получила ожоги, от которых скоро умерла в ужасных мучениях.
Однако, ничему не научившись сама, она на своем примере, несомненно, воспитала многих других.
Обнесенный историей у себя на родине Николай Кавалеров хочет уехать на Запад.
Он стремится туда, где рассчитывает, что сможет выполнить свое назначение, где сможет сказать: "я жил, я сделал то, что хотел".
Николай Кавалеров бежит не от революции, а от Бабичева.
И, конечно, так же как Кавалеров бежит не от революции, а от директора треста тов. Бабичева, так и его двойник, его продолжение и его трагическое разрешение Елена Гончарова бежит от директора театра тов. Орловского.
Почему же так стремятся герои Олеши на Запад?
Николай Кавалеров стремится на Запад, потому что ему "хочется показать силу своей личности". Ему "хочется спорить". Он стремится на Запад, потому что "у нас боятся уделить внимание человеку", потому что он "хочет большего внимания", потому что "В нашей стране дороги славы заграждены шлагбаумами".
