Любимчик Эпохи. Комплект из 2 книг - Катя Качур
Во время ужина бабушка Зоя работала за двоих: жевала себе, жевала Куприньке, кормила себя, кормила Куприньку. Устала, разумеется. Утомилась. Но Куприньку еще помыть надобно. Купание он невзлюбил с самого первого дня. Вот как заблажил, едва только бабушка Зоя опустила его в таз, так и по сей день блажит, едва воды коснется. Термометров баба Зоя не имеет, действует по старинке, определяя горячесть воды локотком. Но то ли локоток под старость лет подводит своей нечувствительностью, то ли Купринька такой неправильный, но все ему горячо: тельце краснеет все, как после жаркой бани, а сам он орет. Хорошо, что не во все горло. Знает, что орать нужно тихо, а не то…
Тут бабушка Зоя по сей день так и не объяснила Куприньке, что произойдет, все равно не поймет. Да она и сама толком не знала, что будет: соседей вот опасалась, как бы не услышали.
С годами Купринькин ор перешёл в тихое повизгивание, не столько громкое, сколько неприятное. Так что, как ни крути, мероприятие их ждало «нервенное». Хорошо бы намыть хоть раз в неделю Куприньку в баньке. Но то нужно за полночь, чтоб никто не увидел лохматого. А после полуночи, как всем известно, время Банного. Тревожить его не стоит, в баню путь закрыт.
Куприньке с Банным встречаться ни к чему, неизвестно, чем такая встреча кончится, но уж точно ничем хорошим. Так что мыть приходится Куприньку в железном круглом тазу прямо посреди кухни. Бабушка Зоя нагрела воды на печи, опробовала ее локтем и чутка разбавила холодным. С боем усадила Куприньку в таз: малец начал постанывать, едва ненавистный ему предмет гулко стукнулся об пол.
– Да будет тебе, – проворчала бабушка Зоя то ли на Куприньку, то ли на таз, осмелившийся громыхнуть. В тазу Купринька расстонался-разохался еще громче. Пришлось его успокаивать. – На вот! – буркнула бабушка Зоя и сунула лимонную карамельку Куприньке в рот: это должно успокоить его на какое-то время.
Купринька и впрямь утихомирился, принялся перегонять карамельку из одной щеки в другую, лишь изредка ойкая, так как вода в тазу все же была невыносимо горяча для его чувствительного тельца. Бабушка Зоя сняла со стены мочалку – второй после таза ненавистный Куприньке предмет. Грубая, хоть и из самого лучшего липового лыка, драла она и без того раскрасневшуюся кожу так, словно не мытье то было, а казнь.
Бабушка Зоя окунула мочалку в таз. Купринька невольно отодвинулся от кудлатой обидчицы.
– Ох, а мыло-то позабыла, – всплеснула руками, а заодно и мокрой мочалкой, бабушка Зоя. И полезла за мылом под скамью. Там, в коробке, хранилось несколько брусочков настоящего хозяйственного мыла. Есть сейчас такое, на котором пишут «хозяйственное», а на деле в хозяйстве такое мыло никак не пригодно. Состав не тот. Шампуни и прочую лабуду бабушка Зоя не признавала ни для себя, ни для Куприньки. Вот, скажите на милость, поможет ли шампунь справиться с грибком, ну тем самым, что меж пальцев и в ногтях? Нет. А хозяйственное мыло – вмиг! То-то же! Бабушка Зоя напенила, уж как смогла, мочалку мылом и ну тереть Куприньку во всех местах.
В глаза попало? Не реви! Сам виноват, что глаз не закрывал.
– Волосья-то, волосья дай хоть чуть-чуть промыть, чучело ты мое лохматоё. – Не любил Купринька, когда ему в голову залезают. Ох, как не любил. Тут уж он и головой вертел, брызги во все стороны, и рычал. А разок даже укусил бабушку Зою. Хорошо, что следов наутро не осталось, а то ж в видное место – прям за кисть. Так что бабушка Зоя принималась мыть Куприньке голову, но всякий раз отступалась. Ну его, пускай лохматый и немытый ходит. Морду чуть натерли, и то ладно. На сей раз мыла Куприньку долго, а то он уже два дня, что опалу бабушке устроил, немытый сидел. Нужно всю пыль шкафную из него повывести-повымыть. Будет знать, как запираться надолго. Купринька постанывал, дергался, едва его касалась обидчица-мочалка, но терпел унижения мытьем. Видать, понимал, что провинился. Нес, так сказать, свой мыльный крест безропотно. И очень уж громко выдохнул Купринька, когда достала его бабушка Зоя из таза да накрыла вафельным полотенцем и сказала заветные, освобождающие слова: – С легким паром, с мокрым задом! – Затем принялась растирать Купринькино тело полотенцем. Терла-терла, а потом глядь – а Куприньки-то и нет. Вот только что стоял под полотенцем и исчез. Мокрые следы привели на середину комнаты и оборвались.
– Купринюшка, ты где, милой? – Тишина в ответ. Шкаф затворен, а заглядывать в него боязно. Он теперь поделен на две половины: с бабы-Зоиной одежой и Купринькину. Во вторую соваться не следует. А был ли Купринька? С ним ли ужинала бабушка Зоя? Его ли мыла?
Глава 5
– Ильинична! По землянику идешь? – Ильинична – это бабушка Зоя. Приятно полностью познакомиться. Зоя Ильинична осторожно отодвинула шторку, тюль про всякий случай трогать не стала. Ну, мало ли. Под окном торчали, что две бледные поганки в цветастых платочках, упомянутая здесь некогда Марья (она по батюшке, значит, Петровна) и подружайка ее – Анфиска.
Смотрелась эта парочка презанятно. Марья такая крепкая, но не толстая, нет, вся округленькая, про таких говорят: есть за что подержаться, невысокая, темнобровая, круглолицая и круглоносая (нос у нее, конечно, совершенно выдающийся). И какого-то неопределенного возраста: вот, то ли сорок пять, то ли все семьдесят, так сразу и не поймешь. Бывают же такие женщины! И Анфиска – длинная, тощая, без намеков на округлости. Больше – квадратности. Глазки маленькие, щурые. Брови тонкие, выщипанные. На голове – копна рыжих от хны кудрявых волос, столь непослушных, что даже из-под платка во все стороны лезут. Будто норовят от Анфиски сбежать. Анфиска – ровесница и Зое Ильиничне, и Марье, но отчего-то по отчеству ее никто никогда не звал. И даже Анфисой не звал. Только так, словно плюясь, – Анфиска. И даже Анфискин муж (а он у нее, как ни странно, имеется, терпит этакую занозу) жену ни разу ласковым словом не подозвал – Анфиска, и все тут. А баба, вроде, хорошая, работящая, не страшная, опять же. Только больно уж вредная. И сплетни страсть как любит. А коли сплетен нет, так она сама их выдумает, сама же разнесет, сама же потом выспрашивать подробности у
