ЛЕГО - Борис Акунин
— В следственную часть приходи. Таманское РУВД. Установят личность — заберешь. Но раньше чем завтра даже не думай. Сама видишь, чего тут. Давай-давай, топай. В контакт не вступать!
Родос стоял бледный. Скованные руки за спиной, ворот рубашки распахнут, потому что оторвалась пуговица, в ложбинке под шеей пульсирует кожа.
— Прощай, София, — сказал он по-древнегречески, чтоб мент не понял.
— В контакт не вступать! — заорал лейтенант-капитан. — Щас носом на асфальт уложу! — И Соне: — А ты брысь отсюда!
И Соня пошла вдоль машин, ничего не видя от слез.
Она знала, что Родос погиб. Завтра его «установят» — и конец. За своего зарубленного топором товарища мусора убьют прямо в КПЗ, замордуют до смерти, безо всякого суда.
Сама себя не помня, ничего вокруг не видя, Соня брела сначала через поле, потом мимо каких-то домов и остановилась только, когда идти стало некуда. Под ногами шелестел прибой. Она уперлась в море. Посмотрела на часы и увидела, что шла целых три часа.
Огляделась.
Набережная с отелями и забегаловками. Там прогуливаются люди. Но на берегу почти никого — дует холодный ветер, забрызгивает гальку мелкой капелью.
«Цепочка, грёбаная цепочка», — прошептала Соня, так и не научившаяся произносить обсценные слова. У нее было слишком живое воображение, всякий эпитет немедленно становился зримым.
И стоило ей это произнести, как она увидела высовывавшийся из-под влажных камешков конец металлической цепочки. Удивилась. Присела на корточки. Вытянула.
Цепочка была вся какая-то ссохшаяся, будто пролежала здесь много лет. Кажется, серебряная. Висевшее на ней украшение, половинка не то монетки, не то медальки, во всяком случае точно было серебряное. Серебро не почернело, потому что его, наверное, всё время омывало соленой морской водой.
Всякий, кто изучает античность, относится к знакам судьбы серьезно, и Соня верила в приметы. Серебряная цепочка, нашедшаяся в тот самый миг, когда была помянута и обругана какокрымическая секвенция роковых событий, что-то означала. Хорошее или плохое? Хорошее, сказала себе Соня. Потому что хуже уже некуда.
Она вытерла находку о рукав, торжественно надела на шею. Мысленно попросила: «Цепочка, сделай чудо. Спаси его!».
В животе, будто в ответ, забурчало. Обычно у Сони портилось настроение, когда ее физис своевольничал, но сейчас она восприняла неаппетитный звук как голос самой жизни. «Dum spiro spero», — подбодрила себя Соня. И почувствовала, что жутко голодна. Со вчерашнего вечера ничего не ела.
Пошла в сторону набережной.
Половинка монеты (все-таки это была монета, что-то испанское) покачивалась в такт шагам, щекотала голую кожу, которая немедленно начала зудеть. Не подцепить бы какую-нибудь паршу, подумала Соня и выпустила цепочку поверх рубашки, но, странное дело, зуд не прекратился. Наоборот, стал сильнее. Морщась, Соня почесалась. Решила, что перекусит не на улице, а в каком-нибудь сидячем заведении, где есть приличный туалет, с мылом.
Зашла в пиццерию «Венеция», с гондолой на вывеске. Пока готовили «дьяволу», как следует умылась: и лицо, и руки, и с особенной тщательностью между грудями. Даже лифчик сняла.
Вошла фифа в сиреневом лайковом пиджаке и дорогих темных очках со стразами. Одобрительно сказала:
— Классные сисюндры.
Вспыхнув, Соня поскорее застегнулась. Не выносила похабщины. Лифчик сунула в карман.
Женщина рассмеялась, подошла близко, подняла очки на лоб. Брови у нее были густые, сросшиеся, глаза черные, странно неподвижные. Они смотрели не в лицо Соне, а на грудь, где покачивалась цепочка.
— Интере-есно, — протянула незнакомка.
— Что вам интересно? — неприязненно буркнула Соня, нажав кнопку сушилки.
Теперь стразовая фифа посмотрела ей в глаза, криповые брови слегка приподнялись.
— Интересно, — повторила она. — Московская девочка. Шоковое состояние. Но самое интересное, что девочка.
— В каком смысле? — рассердилась Соня. — Мальчики в женский туалет не ходят. Вы вообще кто? Что вам от меня нужно?
— Я вот кто.
Женщина вынула из кармана карточку.
«БАБА-ЯГА. Ясновидение, чары, заговоры», — прочитала Соня.
— Отстаньте, а? — сказала она. — Денег у меня нет. Поживиться нечем.
— Великий день. Долгожданный день. День, когда мост перестал соединять берега и половинки сойдутся, — едва слышно прошептала чокнутая тетка, а потом, уже громко, сказала: — Девочка, с тобой случилось что-то очень плохое. В твоих глазах хаос. Тебе срочно нужна помощь. Я знаю здесь всё и всех. Считай, что я царица этих мест. Расскажи, что с тобой случилось.
И Соня затрепетала. Вдруг это оно — чудо?
— У меня друг в ментовке. На дороге был шмон, из-за взрыва. Его взяли, потому что нет документов.
— М-м-м, — задумчиво промычала ясновидящая, сверля Соню своими черными глазами. — И твоему другу есть, что скрывать, да? Первое, что они сделают — пробьют фото по розыскной базе, и кое-что обнаружат. Так?
Соня кивнула.
— Велика беда, не спорю, но могу помочь я горю, — улыбнулась Баба-Яга одними алыми губами, взгляд остался пристальным. — Есть у меня в РУВД один конек-горбунок. Вытащит твоего бойфренда. Или он тебе не бойфренд?
— Он мне всё! — не очень складно воскликнула Соня и захлебнулась. От волнения ее заколотило.
— Нет, он тебе не бойфренд. Ты девочка-целочка, тут и ясновидения не нужно, — засмеялась женщина, и опять странно: лицо смеется, а глаза нет. — И это, деточка, твой актив. Тот самый, который отворит темницу.
— Я не понимаю, — пролепетала Соня.
— Ну смотри, — перешла на деловой тон Баба-Яга. — Я тебя знать не знаю, ты мне никто. С какой стати я буду тратить свой ресурс на Конька-Горбунка, хапугу ментовского? Окажу тебе я службу, но, красавица, не в дружбу. А по бартеру.
— По какому бартеру? У меня нет ничего…
— Да как же нет? У тебя товар, у меня купец.
— Какой товар? Какой купец?
— Один местный барыга, у которого встает только на целочек. А
