Элвис жив - Николай Михайлович Романецкий
– А давай парой, взявшись за руки, – предлагает Максим. – Чего один не сделает, сделаем вместе.
Лена жмурится – не то от страха, не то от предвкушения счастья на двоих.
– А давай!
Они крепко берутся за руки. Смотрят друг на друга. И решаются.
– Раз, два, три… вперед! – командует Максим.
И они несутся вниз, не отпуская рук друг друга.
Удивительная легкость в мышцах ног, в ушах свистит ветер. Скорость такая, что дух захватывает, но рук они так и не отпускают. И при штурме очередной ямки наступает момент, когда полностью контролировать движение становится невозможно – мышцы перестают подчиняться, а их хозяева не чувствуют ничего, кроме радости, страха и единения. Сделав очередной прыжок, они летят вниз.
* * *
Максим обернулся и крикнул Элвису:
– Я вспомнил! Я вспомнил!
– Думаешь, ты вспомнил, с чего все началось? – тихо и с печальной усмешкой спросил Элвис. – Лучше вспомни, что было потом.
* * *
Скорость была слишком велика, и Максим уже не успевал переставлять ноги. А Лена – и подавно. И он не смог удержать ее руку. Единение и радость напрочь исчезли – остался только страх. И Максим покатился вниз кубарем, перед глазами замелькали камни разных размеров и проплешинами среди них – желтая земля.
Тем не менее и в падении он сумел извернуться так, чтобы Лена наткнулась на него. Чтобы уцелела хотя бы она…
Потом была темнота. И хирургическое отделение городской больницы – Лена привела взрослых. А помощь подоспела очень вовремя. Еще бы час, и Максим остался бы без ноги. Наверное, Лена уже в девять лет что-то понимала. Скорее всего, именно поэтому после окончания школы она пошла учиться на медсестру.
И, видимо, не ошиблась в избранной профессии. Чего не скажешь о выборе предполагаемого спутника жизни…
* * *
Воспоминание ушло.
Он все еще находился на дороге.
Ленина машина и фура с надписью «Кока-Кола» уже давно должны были въехать на смертоносный мост. Но никаких следов пронесшейся по окрестностям гигантской волны.
И тогда Максим расхохотался:
– А вот хрен вам! И тебе, и твоим культуристам! Она осталась жива.
Элвис смотрел на него с интересом:
– С чего ты так решил?
Максим объяснил.
Выслушав его, гид снова усмехнулся:
– Ты ошибаешься, старик. Волна же прошла не тут, в преисподней, а в мире живых. Тут никаких цунами и быть не может. Вечный полдень, теплый, приятный и безопасный.
Он произнес это таким тоном, что Максиму не осталось ничего, кроме как поверить.
И в самом деле, находясь на набережной, он никогда не видел ни одной волны, даже маленькой и ласковой.
Все-таки он проиграл. И теперь впереди его ждала расплата.
– Слушай, Элвис… а каким образом культуристы отправляют провинившегося к пустым?
Гид пожал плечами:
– Понятия не имею, старик.
– Неужели ты ни разу не видел?
– Нет, конечно. До тебя ни один мой подопечный не решился ослушаться трех культуристов. Ты – первый.
– Слушай, бро, – сказал Бакс, – а может, он тоже дефектный? Ведь восьмой день уже. Мне вон и то пиво совершенно по барабану сделалось. А он все успокоиться не может. Лена то, Лена се…
Глаза Элвиса сделались серьезными и задумчивыми. Он окинул взглядом придорожные деревья, словно искал у них ответа.
– Не знаю, – сказал он. – Я далеко не во все посвящен. Мое дело – встретить прибывшего и ввести его в курс дела. А диагноз ставят совсем другие.
– А как это будет? Приедут менты и сцапают его? Арест, наручники, обезьянник?
– Я не знаю, – повторил гид.
– Короче, бро, тебе верить впадлу.
Элвис опять пожал плечами:
– Что есть вера? Кто может оценить ее, кроме самого человека? Поехали-ка назад, в гостиницу. – Он шагнул в сторону катафалка. Потом притормозил и обернулся: – В полночь мы все узнаем.
– Наказание последует в полночь? – спросил Максим.
Им вдруг овладело равнодушие. Он и вправду больше ничего не мог изменить.
– Да, так мне говорили. Приедут ли в двенадцать часов за тобой менты или ты просто исчезнешь – совершенно неважно. В любом случае обещанная культуристами кара свершится. И больше моя помощь тебе уже не понадобится. – Гид открыл дверцу и забрался на водительское кресло катафалка. Хотел закрыть дверцу, но тут же опять выбрался наружу. – Извини меня… Не хотел тебе говорить. Этот самый тоннель… он совсем небольшой. И он, конечно, есть… Но без ведома трех культуристов в него не попадешь. Так что… – Он не договорил и снова уселся за руль.
* * *
Они вновь сидели у стойки в гостиничном баре.
Вовсю шел двенадцатый час ночи, и наступало самое время расставаться.
Гид не соврал Максиму – он и в самом деле понятия не имел, каким образом три культуриста производят экзекуцию ослушников. Последних среди его подопечных и в самом деле прежде не находилось. И вот теперь обнаружился.
Самое место ему было бы среди гидов – встречать пришедших в ад и помогать находить тут свое место.
Но чего не случилось – того не случилось. Видимо, у него, у Элвиса, не хватило нюха на дефектность…
И теперь он смотрел, как Бакс стучит своим кулаком в кулак Максима, демонстрируя рэперский жест расставания.
– Ну, держись там, бро. Как подобает честному нигеру.
– Постараюсь, – сказал Максим. – Спасибо тебе, бро!
Они крепко обнялись.
Потом рэпер оглянулся на Элвиса и тактично отошел в сторону, в дальний угол бара. Пришлось сменить его на позиции.
– Ну что, надо как-то прощаться? – Гид чувствовал, что по его лицу блуждает печальная улыбка.
Максима и в самом деле жалко. Но, как бы то ни было, уважение он всяко вызывает. Ведь он сделал выбор настоящего мужика…
– Да. Надо, наверное… – Настоящий мужик явно старался, чтобы в его ответной улыбке печали не было и следа.
– Обниматься, полагаю, не станем. Не люблю все эти нежности… Счастливо, старик! Мне будет не хватать тебя. Ты принял сложное решение, но оно мужицкое. Так что я понимаю… Скажи мне что-нибудь, на прощание.
– Скажу. Ты – настоящий Элвис Пресли.
Гид промолчал, потому что его прошибло до самых печенок, так, что неожиданно для самого себя он полез все-таки обнять Максима.
Однако дружеские объятия не состоялись.
В бар влетел какой-то незнакомый патлатый тип. Однако, похоже, Максим с ним был очень даже хорошо знаком, потому что гость бросился именно к нему:
– Француз, привет! Хорошо, что я тебя встретил. Слушай, представь, я пел свою новую программу, и вот…
