История одного поколения - Олег Валентинович Суворов
Именно Ястребов заранее позаботился о продолжении вечера и лично снял отдельный кабинет в недавно открытом ресторане, находившемся в двадцати минутах ходьбы от здания школы. За эту предусмотрительность, по предложению Никиты Дубовика, он и был удостоен звания тамады.
— Однако, братья и сестры, — выждав паузу и обведя приветливым взором бывших одноклассников, продолжал Михаил, — к своему прискорбному изумлению, я замечаю, что за столом нас ровно тринадцать! Я человек не слишком суеверный, но что за странная магия чисел? Отмечаем двадцатилетие, а собралось тринадцать… Ну что ж, чтобы несколько сгладить эту несуразность, давайте для начала выпьем за обоих отсутствующих!
— Ты уверен? — спросил Петр Демичев, переглянувшись с сидевший рядом Натальей Куприяновой.
— В чем? — тут же переспросил Михаил.
— В том, что стоит пить за обоих отсутствующих?
— Не понял!
— Толька Востряков сидит в колонии строгого режима за вооруженный грабеж. Получил шесть лет, из которых отбыл пока только четыре, — спокойно пояснил Демичев.
На этот вечер он пришел в форме майора милиции с орденом «За боевые заслуги». Награда была получена в Кремле, из рук самого Ельцина, после первой чеченской кампании, куда Демичев был командирован в составе отряда московского ОМОНа.
— Какой ужас! — ахнула Антонина Ширманова.
— Серьезно? — Михаил нахмурился. — Гм… Ну тогда придется выделить его дело в отдельный тост. Чуть позже мы выпьем за то, чтобы он вышел из тюрьмы другим человеком и снова влился в нашу компанию. Кстати, вторым из вынужденно отсутствующих, — и я это прекрасно помню, — является Юрик Корницкий.
— Он-то как раз собирался приехать, но не смог, — пояснил Денис.
— Что — действительно собирался приехать? — сразу заинтересовался Михаил.
— А как у него дела? — спросила Вера, сидевшая рядом с хмурым и заметно исхудавшим после недавнего чеченского плена Вадимом.
— Да, кстати, встань и доложи собравшимся о нашем американском друге, — немедленно предложил Ястребов.
Денис нехотя кивнул головой, но вставать не стал.
— Во-первых, он закончил два курса какого-то там Нью-Йоркского мединститута, поскольку советский диплом ему засчитали лишь за первые три года обучения. Во-вторых, получил звание фармацевта и на паях с приятелем купил аптеку. В-третьих, год назад женился, причем на девушке намного моложе себя и тоже из бывших советских эмигрантов. Для этого взял ссуду и купил дом. Ну и наконец, в-четвертых, — совсем недавно у него родился первый ребенок. Так что, сами понимаете, каково ему тратиться на поездку в Россию, когда жена сидит с ребенком, а работать надо как проклятому, чтобы поскорее выплатить ссуду. Но, в общем, все у него очень даже неплохо.
— Давайте же наконец выпьем, — капризно произнесла Маруся, — а то все говорим, говорим… Надоело!
— Ладно! — снова вскочил с места Михаил. — Давайте выпьем за встречу!
— За долгожданную встречу! — педантично уточнил Алексей Гурский.
Михаил кивнул, рассеянно чокаясь с окружающими и краем глаза наблюдая за Марусей, лицо которой покрывал нездоровый румянец.
«А ведь она еще в школу пришла явно нетрезвая… Да и села рядом с Ивановым — а тот, судя по его роже, тоже стал здорово поддавать. Черт, как бы не надралась тут эта парочка, потом хлопот не оберешься…»
После первого тоста все принялись закусывать, и общий разговор разбился на несколько отдельных бесед между теми, кто сидел рядом.
Антонина Ширманова — по-прежнему самая красивая, эффектно одетая и, по мысленному замечанию Ястребова, «лучше всех сохранившаяся», вновь оказалась между двумя бывшими поклонниками в строгих костюмах и при галстуках — Никитой Дубовиком и Эдуардом Архангельским.
— Кстати, старик, — миролюбиво обратился Никита к своему давнему оппоненту, — а помнишь наш спор на выпускном вечере?
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, как же… Я уверял, что надо заниматься конкретным делом, а ты — что надо двигать по партийной линии.
— Ну и что?
— А то, что благодаря свободе мы оба добились успеха, при этом каждый — на своем поприще. Ты стал политиком, депутатом Государственной думы, я — бизнесменом…
— А я — женой известного кинорежиссера, — улыбаясь, вступила в разговор Антонина.
И тут — как это ни забавно выглядело — оба ее собеседника разом вздохнули, почти так же, как двадцать лет назад.
— Но ты хоть счастлива со своим мужем? — первым поинтересовался Никита.
— Счастлива? — удивленно переспросила она, рассеянно поправляя прядь волос. — Да, пожалуй, счастлива. А вы, мальчики, счастливы со своими женами?
— Да.
— Нет.
Ответы прозвучали почти одновременно, причем первый принадлежал Никите, а второй — Эдуарду.
— Вот как? — удивилась Антонина.
— Зато я счастлив, имея замечательную дочь, — тут же поправился Архангельский, вызывающе взглянув на конкурента. Он уже знал, что у Никиты нет детей.
— А сколько ей лет?
— Скоро одиннадцать.
— Такая большая?
— И кстати, тоже зовут Антонина. — Архангельский многозначительно посмотрел на бывшую одноклассницу.
— Жаль, что ее нет смысла знакомить с моим сыном — ему пока только пять, — усмехнулась она.
В этот момент Михаил, оставивший свое место тамады, подошел к Антонине, встал перед ней на одно колено и с комическим пафосом произнес:
И я не перестал томиться, Пав на колени перед ней: Что надо сделать, чтоб добиться Любви Ширмановой моей?— Вообще-то я уже не Ширманова, а Вельяминова, — развеселилась Антонина.
— Это неважно, мадам, позвольте пригласить вас на танец!
