Болеслав Маркевич - Четверть века назад. Часть 1
— Зейчасъ, зейчасъ, mademoiselle! улыбнулся онъ ей въ отвѣтъ. Музыканты съ видимымъ удовольствіемъ отыскивали свои ноты, — они уже аккомпанировали Ольгѣ наканунѣ. — О, езлибъ у насъ въ театръ былъ такой головъ et des yeux comme èa! говорилъ онъ самъ, прищуривая на нее свои лукавосластолюбивые глазеньки, и вооружаясь своею палочкой.
— Начинайте, начинайте! нетерпѣливо постукивая ногой, торопила его Ольга уже со сцены.
Смычки поднялись…
Что говорится, съ мѣста все унесъ съ собою ея неотразимый, волшебно-страстный голосъ. Можно было все ей простить, все стерпѣть отъ нея за эти всю душу захватывавшіе и необузданные звуки… такъ пѣть могъ только голосъ на зарѣ своей силы, — царственный богачъ, надменно расточающій свои сокровища изъ-за мгновенной прихоти… Резонансъ залы былъ великолѣпный. Словно на пылающихъ крыльяхъ разносилъ онъ этотъ голосъ въ безпредѣльную ширь… Музыканты, блестящими глазами слѣдя за пѣвицей, забыли о своихъ партіяхъ; все сильнѣе, все бойчѣй становился темпъ, — палочка Эрлангера, какъ бы помимо его воли, била неудержимо по воздуху… Ашанинъ упалъ въ кресло въ какомъ то опьяненіи…
— Я какъ Бо-жій по-солъ,
прозвенѣли, будто мѣдные колокола, одна за другой, шесть невообразимо ровно и вѣрно отчеканенныхъ нотъ,
Впереди, впере…
и, не давъ себѣ труда кончить, Ольга оборвала на полутактѣ,- и съ горящимъ лицомъ и высокоподымавшеюся грудью:
— Что, фальшивлю! крикнула она со сцены княжнѣ Карнауховой.
— Ахъ, ты судьба прокля… замеръ взрывъ восторга и отчаянія бѣднаго капитана Ранцева среди кликовъ и плеска всей залы…
Ольга сбѣжала внизъ, и подхватила опять подъ руку Женни:
— А теперь пойдемъ, ты все теперь видѣла и слышала; сейчасъ будутъ звонить ко второму завтраку, — пора, пора!..
— Mesdames и господа позвольте!
Къ нимъ подбѣжалъ Духонинъ:
— Извѣстно ли вамъ насчетъ сегодняшняго обѣда?
— Что такое?
— Для актеровъ сегодня особенный столъ, къ пяти часамъ, такъ какъ, если обѣдать въ шесть со всѣми, къ восьми, когда начнется спектакль, не успѣешь ни отдохнуть, ни спокойно одѣться…
— Тѣмъ болѣе что сегодня будутъ безъ отдыха обѣдать! сострилъ при семъ удобномъ случаѣ Шигаревъ.
— Я буду обѣдать со всѣми, объявила Ольга, — я не участвую въ Гамлетѣ.
— Какъ же такъ? вскликнула обиженно Eulampe, — вѣдь ты хотѣла, для эффекта, выйти съ нами вмѣстѣ въ свитѣ королевы. Вѣдь такъ условлено было, господа?
— Да, да, конечно! Ольга Елпидифоровна, что же это вы?
— Нѣтъ, я не хочу, — и такъ васъ много! Будетъ съ нея! примолвила барышня, съ невольною гримасой по адресу отсутствующей Гертруды.
— А гдѣ она сама? спросилъ кто-то; — гдѣ Надежда Ѳедоровна? Ея не видно сегодня все утро?
— Она у себя на верху, я была у ней, отвѣчала одна изъ «пулярокъ», — она, говоритъ, была ночью очень больна и отдыхала чтобы къ вечеру можно было ей играть…
— Пойдемъ, Женни! заторопила ее опять Ольга Елпидифоровна, топая на мѣстѣ и подталкивая ее локтемъ. Но Чижевскій снова успѣлъ завладѣть крупною княжной, у которой онъ теперь выпрашивалъ мазурку на балѣ, послѣ спектакля.
— Вѣдь вы знаете что мнѣ за это достанется? говорила она въ отвѣтъ съ твердымъ внутренно рѣшеніемъ танцовать эту мазурку съ нимъ во что бы ни стало.
— Да что же я такой за пугало, жалобнымъ голосомъ возражалъ онъ, — Минотавръ, людоѣдъ, Баба-Яга, чтобы меня такъ опасались?
— Хуже, хуже! хохотала Женни:- fat et suffisant! Подъ этою вывѣской всѣмъ извѣстны.
— Знаете что, княжна?
— Что?
— Мнѣ ничего не остается какъ въ одинъ прекрасный день взять и увезти васъ!
Она разсмѣялась пуще прежняго, къ немалой досадѣ Ольги Елпидифоровны, которая не предвидѣла конца этому разговору.
— Какъ же не такъ! Увозите Линину Глашу, она, пожалуй, согласится.
— Хорошо, я увезу Глашу, а вы мнѣ дайте сегодня мазурку! предложилъ на все готовый Чижевскій.
— Ну, Богъ съ вами, возьмите! Только вотъ что: вовсе время какъ будемъ сидѣть, не смѣйте смотрѣть на меня! Глаза держите все прямо предъ собой и оборачиваться ни, ни, потому что это главное — за глазами наблюдаютъ. А ротъ немножко въ сторону, ко мнѣ, и говорите! Говорить можно, кто подслушаетъ?… Ахъ, какъ петербургскіе хорошо это умѣютъ дѣлать! вспомнила княжна съ новымъ смѣхомъ, — вотъ у Анисьева поучитесь, напримѣръ!..
— А это вы по собственному опыту знаете? спросилъ Москвичъ, прикусывая губу.
— Quel impertinent vous faites! Не хочу больше съ вами говорить!.. Пойдемъ, Ольга!..
— Слава Богу! вскликнула барышня. «Въ самый разъ!» подумала она, замѣтивъ что Ашанинъ, оправившійся отъ нервнаго возбужденія произведеннаго на него ея пѣніемъ, съ прежнею «противною своею улыбкой вылѣзъ откуда-то», и направлялся опять къ ней, «сѣменя по-пѣтушьи ножками», даже замѣтила она почему-то въ эту, очень дурную для него, минуту!
Она крѣпко прижала къ своему боку локоть Женни чтобы «не вздумалось ей опять къ своему предмету», — и обѣ бойкія особы выбѣжали въ корридоръ, соединявшій театръ съ главнымъ корпусомъ дома.
XLVIII
Часы бѣжали. Отсервированъ былъ luncheon, второй завтракъ, за которымъ графъ, послѣ двухчасовой прогулки, цзволилъ кушать съ большимъ аппетитомъ, и чувствовалъ себя въ необыкновенно бойкомъ и галантерейномъ расположеніи духа. Онъ все время за столомъ посылалъ умильныя улыбки Ольгѣ Елпидифоровнѣ, грозилъ ей издали пальцемъ и называлъ «шалунья», отчего она вдругъ сдѣлалась предметомъ такихъ же улыбокъ со стороны всего остальнаго мужскаго общества и кисло-сладкихъ взглядовъ со стороны большинства прекраснаго пола. Но смышленая особа держала себя на этотъ разъ безукоризненно, не замѣчала будто ни взглядовъ этихъ, ни улыбокъ, и, опустивъ невинно очи, подымала ихъ лишь для скромно благодарной улыбки по направленію благоволившаго къ ней начальства.
— Премилая особа! выразилъ по этому случаю графъ сидѣвшей о правую его руку графинѣ Воротынцевой;- поетъ прекрасно!
— Et vous savez, comtesse, de зa beaucoup! перегинаясь мимо него къ гостьѣ, многозначительно и таинственно сообщила объ Ольгѣ съ своей стороны хозяйка дома, указывая пальцемъ на свой выпуклый лобъ.
— Да? сказала графиня, вглядываясь съ мѣста въ барышню и привѣтливо улыбаясь ей какъ только встрѣтились онѣ глазами.
— Très bien! одобрительно кивнула она затѣмъ въ отвѣтъ Аглаѣ Константиновнѣ.
Послѣ завтрака она просила представить ей Ольгу.
Барышня ногъ подъ собою отъ счастія нечувствовала; она млѣла и присѣдала, присѣдала и, млѣла…
— У васъ, говорятъ, прелестный голосъ… Услышимъ мы васъ сегодня вечеромъ?
— Къ несчастію моему, non, comtesse! Я въ Гамлетѣ не играю… Но завтра я буду, буду много пѣть… А еслибы вы знали, madame la comtesse, — и барышня внезапно скрестила себѣ на груди съ умоляющимъ видомъ руки, — какъ бы я была счастлива еслибы вы слышали какъ я пою!
Въ невинныхъ грезахъ своего пылкаго честолюбія, въ этой «петербургской царицѣ» барышня наша прозрѣвала уже лучшій для себя путь «попасть ко двору за пѣніе».
«Петербургская царица» словно угадала что происходило у нея въ душѣ, она засмѣялась: — Если вы воображаете что я что-нибудь понимаю въ музыкѣ, вы очень ошибаетесь! Je m'entends en beaux yeux beaucoup plus qu'en musique, любезно примолвила она, глянувъ въ эти beaux yeux очарованной дѣвицы, и поклонившись ей съ новою улыбкой, ушла въ назначенный для нея покой, въ сопровожденіи княгини Додо все еще злобной какъ сычъ и мрачной какъ воронъ.
Графъ кушавшій кофе въ гостиной подозвалъ и посадилъ барышню около себя, зрѣлище отъ коего сидѣвшая тутъ не по далеку «образованная окружная» сочла почему-то нужнымъ закрыть лицо себѣ вѣеромъ.
— А гдѣ отецъ? невиннѣйше спрашивалъ между тѣмъ Ольгу его сіятельство.
— Онъ здѣсь, графъ! Прикажете позвать къ вамъ?
— Позовите!
Толстый Елпидифоръ, державшійся все время въ сторонкѣ, но постоянно на чеку, выросъ какъ изъ-подъ земли.
— Дороги у тебя хороши! Распорядительный! милостиво запѣлъ свой акаѳистъ графъ вытянувшемуся и какъ маятникъ опускавшему и подымавшему предъ нимъ свою круглую голову исправнику, приглашая въ тоже время его дочь занять прежнее свое мѣсто рядомъ съ нимъ на диванѣ:- въ одномъ только мѣстѣ тамъ, мостикъ, помнишь?
— Изволите повѣрить, ваше сіятельство, вскрикнулъ Акунинъ, — хоть изъ собственнаго кармана чини! Земля тутъ, смѣю донести, спорная, двухъ помѣщиковъ: одинъ говоритъ, «за мной не утверждено,» а тотъ опять: «пусть, говоритъ, кто отымаетъ, тотъ и платитъ»!.. А все то мѣсто гроша не стоитъ, одно болото… Такъ-съ, изъ гонора изъ пустаго тяжбу ведутъ…. Что денегъ имъ стоитъ!..
— А деньги кому? нежданно заключилъ графъ: — судьѣ!
— Это совершенно такъ изволите говорить, ваше сіятельство, захлебнулся счастливымъ смѣхомъ Елпидифоръ… — Напоминаетъ это мнѣ-съ, заговорилъ онъ вдругъ, окидывая начальство зоркимъ взглядомъ и уже совершенно понявъ какъ и чѣмъ его взять можно, — напоминаетъ мнѣ-съ когда я еще въ полку служилъ….
