Мирза Ибрагимов - Наступит день
Под навесом работало до сотни женщин, которые, сидя за небольшими деревянными станками, приводили их в движение.
В глубине двора, где навес кончался, группа других женщин, засучив рукава до локтя, возилась около больших чанов, из которых поднимался пар, распространяя вокруг неприятный запах. Женщину кипятили коконы и мотали шелк.
Самой дерзкой мечтой Сарий было попасть в число этих женщин, работать, как они, и зарабатывать себе и сыну кусок хлеба. Еле волоча ноги, она подошла к стоявшей у чана смуглой женщине.
- Скажи, сестрица, где хозяин?
Смуглая женщина повернула к ней мокрое от пара лицо и, тяжело дыша, сердито огрызнулась:
- Почем я знаю, в какой он преисподней!
Застыв на месте, Сария уже раскаивалась, что обратилась к этой женщине. Такой ответ показался ей дурным предзнаменованием.
Но одна из работниц, девушка с голубыми глазами и пышными каштановыми волосами, подняла голову.
- Почему огрызаешься, Фатьма? У тебя ведь не денег просят? Спрашивают о хозяине, ты и отвечай. - Потом она повернулась к Сарии: - Хозяин в конторе, вон в том конце двора.
Сария поблагодарила и собралась уходить, но не сделала и двух шагов, как та же голубоглазая девушка догнала ее.
- Ты что, работы ищешь? - участливо спросила она.
- Да, дочка! Только бы на хлеб ребенку заработать!
- Если хозяин откажет, - зашептала она на ухо Сарии, - так повидай Гоар-ханум. Она добрая, поможет. Работает в конторе у хозяина. Она высокого роста, стройная, с черными глазами. Сразу узнаешь.
Растроганная участием незнакомой девушки, Сария улыбнулась ей:
- Какое у тебя доброе сердце, дочка! А как тебя звать? Лицо девушки озарилось улыбкой, но она не успела ответить, как грубый мужской голос крикнул:
- Не болтайся, Фируза! Иди на работу!
Это был начальник цеха, и Фируза поспешила к своему чану.
Направляясь к конторе, Сария обернулась, чтобы еще раз взглянуть на добрую девушку, но та уже склонилась над горячим чаном.
Сария шагнула в контору. Это была продолговатая комната, разделенная шелковой занавеской надвое. В первой половине были полки, на которых лежали куски желтого и белого шелка. Посреди комнаты стоял длинный узкий стол, заменявший прилавок.
За прилавком с аршином в руке стоял мужчина с длинным носом и глазами навыкате. Перед ним лежал кусок желтого шелка. Отложив аршин, он помял в пальцах шелковую материю и сказал стоявшему против него господину:
- Чем плохой шелк? Вы только поглядите, какая прочность! Десять лет носи, не износишь! Клянусь прахом пророка, материал мне самому дороже обходится.
- Не могу дать больше! - решительно сказал покупатель и двинулся к выходу, но хозяин остановил его.
- Да куда вы бежите! Гоар-ханум, - обернулся он к занавеске, принеси-ка господину стаканчик чаю.
Из-за занавески показалась высокая красивая женщина. Взглянув на нее, Сария нашла в ней все приметы, названные Фирузой.
- Подай господину стаканчик чаю! - с некоторой робостью в голосе сказал хозяин.
Гоар-ханум молча, ленивой походкой ушла за занавески. Хозяин вынужден был уступить покупателю:
- Ладно, берите, пусть обрушится мой дом!
Он отобрал куски материи и отложил их в сторону. Покупатель дал ему задаток.
- Когда приду за покупкой, уплачу остальное, - сказал он и вышел из конторы.
Хозяин тяжело вздохнул и, устало присев, спросил Сарию, которая стояла в дверях:
- Тебе что, старая?
Сария не успела ответить, как шелковая занавеска раздвинулась и оттуда вышла с самоваром в руках Гоар-ханум. Она шла во двор, чтобы опорожнить самовар, но Сария под влиянием внезапно вспыхнувшей мысли протянула к ней руки.
- Дай, ханум, я его вытрушу и почищу!
Гоар-ханум отдала ей самовар и, гордо подбоченясь, стала, как настоящая барыня, следить за ее движениями. Сария проворно опорожнила самовар, вытряхнула уголья, почистила и подала Гоар-ханум.
- Ты умеешь стегать одеяла, тетушка? - спросила Гоар-ханум.
- В этом деле я мастерица, - похвалилась Сария. - Такие одеяла стегаю, что только ханам ими укрываться.
- А стряпать умеешь?
- Конечно, умею, госпожа!
Гоар-ханум мельком взглянула на хозяина и снова обернулась к Сарии:
- Завтра придешь, я дам тебе шерсть и материю. Сделаешь мне два одеяла. Если понравится, награжу щедро, а нет, прогоню прочь. Где живешь?
Сария коротко рассказала, что пришла сюда из деревни и пристанища не имеет.
Гоар-ханум сказала повелительно:
- Ладно! Возьми своего мальчика и пройди в тот угол двора. Там, рядом с баней, есть землянка. Будешь жить там. Сейчас выкупайся, приведи себя в порядок, а завтра примешься за работу.
Фридун с группой товарищей прохаживался по солнечном стороне университетского двора и прислушивался к разговорам студентов.
- Опасную игру затеяли фашисты, - говорил один из студентов. - Захватив Болгарию, они теперь двигаются дальше.
- Кажется, война меняет свое направление и идет к Востоку.
- Захват Балкан Гитлером создает серьезную угрозу для Советов.
- Знаете, братцы, с Советами тоже шутить опасно, сильная держава!
- Что сильная держава, это верно. Но следует учесть, что у них и идеология совсем иная.
О Советском Союзе студенты говорили сдержанно, как бы опасаясь друг друга, и умолкали, если к ним приближался кто-нибудь, не внушавший доверия.
Здесь, в студенческой среде, Фридун, как и всюду, замечал два лагеря. Симпатии студентов, вышедших из простого народа, преданных идее независимости и прогресса Ирана, были безраздельно на стороне Советов. И наоборот, студенты из богатых семей, из реакционных кругов Ирана рассматривали усиление СССР как несчастье для себя и всячески восхваляли Германию, Англию и Америку.
Обострение политического положения на Балканах и приближение военных операций непосредственно к Ирану придавали этим спорам особенно острый характер.
Фридун систематически передавал товарищам разговоры среди студентов. Товарищи подтверждали, что те же разговоры они слышат и в рабочей среде.
- Сейчас не время сидеть сложа руки, - сказал как-то Риза Гахрамани. Необходимо выпустить хоть листовку, если не можем выпустить брошюру.
И они решили назвать листовку - "Надежда народов и оплот мира".
Вечером того же дня после захода солнца Фридун сидел в своей новой квартире на южной окраине города и обдумывал содержание листовки. Внезапно к нему постучались. Это был Явер Азими, переодевшийся в штатский костюм. Не садясь, он второпях передал Фридуну предупреждение сертиба Селими:
- Положение тяжелое. Заключенных ожидает казнь.
Поняв, что спасти Керимхана, доктора Симоняна и арестованных с ними товарищей не удастся, Фридун после долгого молчания сказал тихо, но внятно, подчеркивая каждое слово:
- Наш долг - продолжать их дело. А если погибнем и мы, придут другие товарищи.
- Сертиб просил передать, что и ему грозит опасность. Он окружен агентами жандармерии.
- Передайте сертибу, чтобы не падал духом. Когда нужно будет, мы его поддержим, как только сможем.
На вопрос Фридуна о настроении в воинских частях Явер Азими ответил:
- Нет ни одной части, где бы не было немецкого офицера. На занятиях солдат готовят к борьбе с русскими.
- А солдаты как?
- Девяносто девять процентов из них - дети крестьян и рабочих. Они не поднимут оружия против русских. А наши товарищи по возможности разъясняют им, что русские - друзья трудового народа.
Фридун попросил его наладить систематическую работу среди близких солдатам младших офицеров. Затем он пошел проводить товарища до калитки.
После ухода Явера Азими Фридун решил включить в листовку специальное обращение к солдатам и младшему офицерскому составу иранской армии. Он чувствовал приближение решающих боев; созданному ими отряду предстояло скоро пройти первое испытание. В день этого испытания они, организаторы и вдохновители, поведут народ в решающее наступление на кровавую деспотию. Но успех этой армии будет зависеть от качества той работы, которую они ведут сейчас в подполье, от степени политической сознательности ее рядовых и командиров.
И накануне решающих боев Фридун готовился пока начать наступление с пером в руках.
Мысли его были ясны и четки.
Фридун уже написал первое слово: "Товарищи" - как вдруг со двора послышался многоголосый человеческий говор.
Отложив перо, Фридун встал. Через замочную скважину он увидел приближавшихся к его дверям двух жандармов и человека в штатском, освещающего дорогу карманным фонарем.
Он распахнул окно, выходившее на задний двор, чтобы выпрыгнуть, но увидел, что оттуда на него направлены ружейные дула.
- Вы привыкли убегать через окно! - влетев в комнату, крикнул жандармский офицер. - На этот раз опоздали!..
Когда Фридун со связанными за спину руками выходил из комнаты, он был внутренне готов противостоять любым испытаниям.
