Сибирский папа - Наталия Михайловна Терентьева
– Подожди, – попросила я.
Не слушая меня, Кащей пытался что-то расстегнуть на мне, не понимая, где и как застегнута моя одежда. А мне отчего-то не было ни горячо, ни приятно. Может быть, потому что поначалу я очень испугалась. И вообще не люблю, когда со мной обращаются, как с неодушевленным предметом.
– Руки убери, – попросила я.
– Что?..
– Вольдемар, мне нужно идти, – четко проговорила я.
– Мария, ты бросаешь меня?
Какой удивительный вопрос. Не знаю, как отвечать на него.
– Я скоро вернусь, – неожиданно для самой себя ответила я.
– Тогда поцелуй меня.
– Не сейчас.
Не знаю, почему я так ответила. Иногда мне кажется, что мы живем в настоящем, одновременно захватывая будущее, зная что-то о нем.
– Хорошо… Моя хорошая девочка… Ты же моя девочка? – Кащей провел рукой по моему телу, беззастенчиво, откровенно, задержался на груди, сжал ее, рука его поскользила ниже.
Я чуть отодвинулась. Эти его штучки я уже успела узнать сегодня днем. И свою реакцию – полное отключение мозга – тоже.
– Всё будет хорошо, ты не переживай.
Я услышала характерный звук телефона в кармане Кащея. Ему опять звонила мама, видимо, похожая в жизни на белого олененка, если Кащей поставил на ее контакт такое фото.
– Я занят, перезвоню, – быстро ответил Кащей, ловко доставая телефон и убирая его обратно.
– Мама?
– Ага, – улыбнулся он, не отпуская меня. – Скорей возвращайся. А зачем тебе сумка?
– Лишние вещи отдам.
– А где остальное? – Кащей оглядел номер. – Ты собрала все вещи? Ты хочешь сбежать?
Я молчала.
– Нет… Так дело не пойдет… Мы так не договаривались…
Я сама не поняла, как очутилась на кровати, чувствуя на себе его тело и совершенно не имея никаких сил выбраться из-под него. В моем организме включился тот тайный, самый сильный и загадочный механизм, бороться с которым невозможно. Лучше Кащея, его рук, его губ, его настойчивых ласк ничего в тот момент не могло быть.
– Володя, не надо…
– Не зови меня Володя, – прошептал Кащей.
– А как?
– Волик… Это же так нежно… – Кащей осторожно провел губами по моим бровям, виску, потрогал мочку. – Какая же ты… Создана для любви… Сама еще ничего не знаешь… Но ничего, это мы наверстаем… постепенно… торопиться не будем…
На некоторое время я забыла обо всем, и, наверное, не вспомнила бы уже сегодня, если бы у него в кармане опять не раздался сигнал. Первый раз он не ответил, а второй все-таки достал телефон – для этого ему пришлось чуть отодвинуться от меня, освободить руки – и проговорил:
– Попозже, хорошо? – Он отложил телефон и прошептал: – Мама беспокоится обо мне…
И мне не хотелось ни о чем его спрашивать. Но трезвая мысль успела прийти: во-первых, я уже написала отцу «Еду». Во-вторых, что я делаю… И это же в-третьих… Как только включилась голова, я увидела, как смешно растрепались волосы у Кащея. Неужели… неужели он своими длинными волосами скрывает начинающиеся залысины? И эти глубокие морщины под глазами… Странно, ведь ему еще нет тридцати… От худобы? Или от того, что он весь день курит, постоянно… По две-три сигареты подряд. Поэтому у него такая сухая кожа, не очень приятная на ощупь. И сильный, душноватый запах табака, которым пропитан он весь – волосы, кожа, одежда… И пряный, сладковатый одеколон… слишком сладковатый, даже приторный…
Всё. Момент прошел. Я резко встала с кровати, быстро застегнула одежду и поправила волосы, глядя в зеркало.
– Мария… – Кащей протянул ко мне руку, но я увернулась. Тогда он вскочил и попытался снова ухватить меня.
– Мне надо идти. Я обещала отцу приехать. Прости, пожалуйста, не обижайся.
Я говорила что-то не то, но слова не подбирались, мысли скакали, я понимала, что, наверное, нужно уйти, а уходить не очень хотела. Но и остаться уже не могла. Зря он отвлекся на звонок. В борьбе между рацио и желанием победило мое мощное сознание. Что я могу с этим поделать?
Я подхватила собранную сумку и вышла, не оборачиваясь. Почему? Не могу ответить даже себе на этот вопрос.
– Хорошо, мы вернемся к этому разговору, – промурлыкал сзади Кащей, в два прыжка очутившись рядом и успев поцеловать меня сзади в шею. – Так еще острее… М-м-м… Какая ты оказалась штучка!.. Завтра познакомишь меня со своим отцом?
– Ты улетаешь завтра в двенадцать, – напомнила я.
– А ты остаешься? – уточнил Кащей.
– Да.
– Тогда и я остаюсь.
– Ты руководитель делегации, – напомнила я.
– Я посажу делегацию на самолет, а сам останусь. Они же не дети. Я не несу ответственность за каждого, – улыбнулся Кащей. – Мария… Какая ты горячая… М-м-м…
– Всё! – Я положила ему руку на губы, а он ухватил ее зубами и стал слегка покусывать. Я с трудом высвободила руку. – А ты коварный соблазнитель.
– А то! – Кащей самодовольно хмыкнул. – То ли еще будет!.. Ладно, лети, птичка. Зрей, персик, дозревай. – Кащей выразительно почмокал узкими губами. – До завтра. Форма одежды парадная, я правильно понял? Где будет банкет?
– Ты всё правильно понял, – удивилась я. – Откуда ты знаешь про банкет? Я сама не знаю, кстати, как будет проходить праздник, но что-то намечается.
– И ты должна там быть со своим… Как ты меня представишь?
– Как есть, – пожала я плечами. – Со своим никем. Ты ведь мне никто.
– Ты скажешь отцу, что я твой парень? – улыбнулся Кащей, словно не слыша меня, недвусмысленно прижимая меня к своим чреслам. От новых, совершенно непривычных ощущений у меня снова затикало внутри. Я отодвинулась. – Или жених? Как ты скажешь, Мария?
– Я скажу отцу, что ты руководитель делегации, Володя.
– Зови меня Волик, – тихо проговорил Кащей. – Уходи лучше сейчас, Мария, а то я за себя не ручаюсь… Не отпущу тебя.
Какое-то мгновение я колебалась – потому что он держал меня крепко, не выпуская – но все-таки сняла его руки и пошла к лестнице.
Кащей захлопнул дверь моего номера и догнал меня.
– Я провожу тебя. – Он подхватил мою сумку, другой рукой крепко обнял меня, и так мы спустились и вышли на улицу. Не знаю, может быть, я и скажу отцу, что он – мой друг. А кто он мне, если я так близко уже подпустила его к себе? Просто я пока еще всего этого до конца не осознала.
Кащей посадил меня в мою собственную машину, поцеловал в губы на прощание, как-то необычно – остро, жадно, как будто я не уезжаю, а приехала, и он меня очень давно не видел, соскучился, замаялся без меня… Сам закрыл дверь, развел руками. Я секунду поколебалась, прежде чем