Территория чудовищ. Путеводитель для осторожных туристов - Сара Брукс
Судзуки задерживается:
– И будет права.
Он уходит, а Вэйвэй хватает Алексея за запястье и говорит:
– Идем быстрей.
Они подходят к койке Вэйвэй, и та молится богам железной дороги, чтобы Елена пряталась там, в тишине и покое. Но нет и следа безбилетницы, только лишайник разросся на стене – так обильно за такое короткое время. Его никак нельзя не заметить, однако Алексей смотрит не на стену, а на часы над дверью.
– Часы остановились, – говорит он. – И в столовой тоже.
Они выпали из времени.
Крылья
У Марии путаются мысли. В палате без окон она чувствует себя потерянной. Что Ростов писал об этой местности? Деревья, исчезающие в складках облаков. Пурпурные цветы на земле. Как бы хотелось иметь под рукой книгу или любую газету, лишь бы не дать мыслям закиснуть. Возможно, ее палата рядом с той, где лежал Профессор. Интересно, он все еще там? Сквозь обитые мягкой тканью стены ничего не расслышишь.
Наконец боязливый поваренок приносит завтрак на серебряном подносе: овсяную кашу, теплые булочки и горячий кофе. Раньше от этих запахов у Марии потекли бы слюнки, но теперь только выворачивает желудок. А кроме того, она решила ничего не есть из принципа. Позавтракать с изящного серебряного подноса означает примириться со своим положением, заявить: «Я понимаю, почему здесь оказалась». Но Мария не желает сдаваться. Она колотила кулаком в стену, пока на стук не пришел врач, но в ответ на требование объяснить причину, по которой Марию здесь держат, он лишь промямлил, что это ради ее же блага.
Ее мысли возвращаются к Судзуки и карте на его коже. Изменения точь-в-точь как у отца. Кожа превращается в карту, глаза – в линзы. На что это похоже? Причиняет ли боль? Она пытается отогнать образ отца, его пустые глаза. Он сильно сдал в те последние месяцы, ужасно мучился, но рядом не было никого, с кем можно было поделиться, кто был бы способен понять. Вот и Мария оттолкнула от себя Судзуки, и ей невыносимо видеть, как это происходит снова – как доброго, несчастного, одинокого человека сжигает чувство вины. Необходимо выбраться отсюда и рассказать ему, что случилось с отцом. Чтобы это не повторилось.
Она стучит в дверь и кричит до хрипоты, но дожидается только сигнала тревоги. Отвратительный, невыносимый звон, предупреждение об опасности. Мария слышит торопливые шаги, но никто не останавливается, и доктор не приходит успокоить ее. Стены как будто сжимаются, легкие пытаются втянуть хоть немного воздуха. В маленькой палате слишком жарко, слишком тесно. Мария задыхается.
Она прижимается лбом к стене, сопротивляясь приливу паники, и в этот момент замечает бесцветное пятно на кофейно-кремовой поверхности. Мария хмурится и приглядывается. Под обивкой проявляются очертания: мотылек, прижатый тканью. Видно, как трепещут его крылья. Что-то бьется Марии прямо в лоб, и она быстро проводит ладонью: еще один мотылек. Как они сюда попадают? Ее всегда раздражало, что они бессмысленно, бесцельно летают и путаются в волосах.
Мотыльков становится все больше, стена шевелится, и Марии опять приходится бороться с паникой, со страхом остаться вместе с этими бьющимися крыльями в запертой, тесной палате.
Один мотылек садится на тыльную сторону кисти, и Мария уже готова стряхнуть его, как вдруг он раскрывает крылья с двумя пятнышками, похожими на глаза совы, густо-черные с золотым ободком. Мария поднимает руку, но мотылек остается сидеть, балансируя и ощупывая воздух тонким хоботком. Он как две капли воды похож на нарисованного ее отцом – прообраз, так и не воплощенный в стекле, как будто вспорхнувший прямо со страницы альбома. И Мария перестает бояться.
Сигнал тревоги затихает. Из кабинета врача доносится шум – похоже, что-то упало на пол. Доктор всхлипывает, но Марию это не беспокоит. Мотылек такой изящный, такой совершенный… И она вдруг понимает, почему отец решил запечатлеть его в стекле.
Она стоит посреди палаты с вытянутыми руками, а мотыльки вьются вокруг, щекоча крыльями кожу. Сотни пар открывающихся и закрывающихся совиных глаз.
Все больше и больше мотыльков скапливается возле двери, словно они намерены пробить в ней дыру.
А затем дверь открывается и в палату с любопытством заглядывает девушка в грязном голубом платье.
– Привет! – говорит она по-русски.
Часть мотыльков усаживается мягкой серой пелериной ей на волосы и плечи. Широко открытые темные глаза девушки напоминают узор на их крыльях, оголенные руки усыпаны крапинками. Мария всматривается и понимает, что видела девушку раньше – готовый в любую секунду исчезнуть силуэт. Это она и есть? Ангел Генри Грея, безликая девушка из альбома Софи?
– Я услышала мотыльков, – отвечает она на невысказанный вопрос Марии, – и решила разыскать их.
«Это похоже на разумное объяснение», – думает Мария.
– В соседней палате кто-то есть, – говорит она, выходя в коридор и стараясь сохранять спокойствие. – Вы можете и его выпустить?
– Несомненно, – отвечает девушка с церемонностью, которая в других обстоятельствах могла бы позабавить Марию.
Девушка поднимает руку ладонью вверх, и десятки мотыльков слетаются, чтобы ползать по пальцам и друг по другу. Она осторожно сдувает их с ладони; они садятся на дверь и расправляют крылья, покрывая узором деревянную поверхность и окружая ручку. Наконец дверь распахивается, и девушка оглядывается на Марию, словно ребенок, ожидающий похвалы за свою ловкость. Мария послушно ахает.
В дверях появляется Профессор с вытаращенными глазами, растрепанными волосами и нечесаной бородой. «Он такой же дикий, как и эта девушка, – заключает Мария. – Как будто только что выбрался из лесной глуши. Как будто вышел из одного сна и шагнул в другой».
Она берет Профессора за руку:
– Полагаю, мы видим перед собой Артемиса.
Он улыбается:
– Я думал, это имя осталось в прошлом. Но теперь… Теперь кое-что изменилось.
Склонив голову набок, девушка сосредоточенно рассматривает его, точно картину в художественной галерее.
– Я вас знаю. Видела, как вы смотрели из окна. Много лет назад.
Профессор низко кланяется.
– Григорий Данилович. Известный также, – кивает он на Марию, – как Артемис. Очень приятно, мадам. Боюсь только, что вы ставите нас в неловкое положение.
Девушка вопросительно смотрит сначала на него, потом на Марию.
– Он спрашивает, нельзя ли нам узнать ваше имя, – объясняет Мария.
К источнику
«Дикая природа – как Эдем». Грей следует по коридорам за тонкими волокнами гиф, теряя из вида и снова замечая, как они пробиваются сквозь оконные рамы или вплетаются в основу ковра, словно призрачные нити. Звенит сигнал тревоги, но Грей старается не обращать внимания. Он убежден, что та девушка – его Ева – как-то связана с нитями. Он видел ее сначала в поезде, во время грозы, потом снаружи, и вот теперь все эти знаки, прорастающая прямо в поезде жизнь… Девушка была провозвестницей, указывающей истину тому, кто способен увидеть.
– Сэр, вам следует вернуться в купе.
У молодого стюарда хватает наглости взять Грея под локоть, но тот
