Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
Вот она и получила предложение в новом вкусе: без коленопреклонений, без клятв в верности, без объяснений с матерью! В теории рыцарство казалось скучным, а вот на практике получалось, что без налета романтики выходит чересчур грубо, и притом она не застрахована ни от обиды, ни от оскорбления! "Не обойтись без экскурсии в загс" - как расценивать эту фразу: считать ее предложением или не считать? Ведь он даже не спросил ее согласия, даже не сказал, что сам желает этого... Она стояла несколько ошеломленная.
- Стригунчик, что значит эта сцена? Ответь, пожалуйста.
- Ах, мама! Я знаю все, что ты скажешь. Ну, да - мы целуемся! Что делать, если он воспитан в совсем других понятиях. Ты же видела - я его отталкивала.
- Но ты позволяешь ему больше, чем можно позволить жениху. Делал он тебе предложение? Ответь.
- Завтра я тебе сказу все точнее, мама: видишь ли, мы еще не договорились до конца. А ты не будешь против?
Зинаида Глебовна привлекла к себе дочь.
- Я хочу только твоего счастья, дитя мое драгоценное! Человек этот не нашей формации, но в какой-то мере интеллигентный. Если ты его любишь, я препятствовать не буду, хотя уже теперь вижу, что ни уважения, ни внимания мне от него не дождаться, с тобой же он слишком смел... Стригунчик, будь осторожна!
Леля обхватила шею матери.
- Мама, мамочка! Несчастливые мы с тобой!
- Стригунчик, девочка моя, неужели он так тебе нравится?
- Нравится, мама. Иногда я, досадуя на него, и злюсь и в то же время знаю, что без него затоскую. Да, мама: я хочу, чтобы он стал моим женихом; я уверена, что будет очень много шероховатостей, но пустоту моей жизни я больше выносить не могу.
Утром появился Геня в коричневых полуботинках и парадном галстуке, со свертками под мышкой.
- Вот вам в подарок туфельки, Леночка, - я заметил, что с обувью у вас не совсем благополучно. А вот здесь - перчатки. Я выбирал самые лучшие в нашем распреде. Померьте, не велики ли? У вас лапки, скажу вам, как у мышонка.
Леля смотрела ему в лицо, и в глазах ее был вопрос.
- Эти подарки... Не знаю, Геня, по какому праву вы делаете их?
- Да разве мы не жених и невеста, Леночка?
- А вы разве спрашивали меня, Геня, желаю ли я стать вашей невестой?
- А разве мои глаза и поцелуи не спрашивали вас об этом? Разве вы откажете мне быть моей женой? Не мучайте, лисичка, своего серого! Неужто откажете?
- Не откажу... - прошептала Леля, краснея.
- Как жениху - поцелуй, и едемте завтракать в "Европейскую". Вспрыснем наше жениховство бутылкой шампанского.
- Подождите, Геня! Вы неисправимы! Надо ведь маме сказать... Возьмем с собой и мамочку.
- А вдвоем разве не веселее, Леночка? Матери - тяжелая артиллерия. Вы уж лучше сами скажите ей потом, вечером. Объясните, что комната у меня есть, и очень хорошая, и что зарабатываю я достаточно. Служить вам не придется. Каждое лето буду катать вас на Кавказ и в Крым. Вы у меня поправитесь и расцветете!
- Для моей матери ваше материальное положение не играет роли, Геня, сказала Леля гордо.
- Ну, и прекрасно, коли так, Леночка! Примеряйте же подарки, и - едем!
Его добродушие и веселость, казалось, разбивали все укрепления, но перевести его в серьезный тон никак не удавалось, и опять ей чего-то не хватало: не хватало бережности и нежности, ну, хоть двух-трех слов о том, что без нее для него нет счастья в жизни и что он еще никого не любил так, как ее! Она раздумывала над этим за столом в ресторане, и радость перемешивалась с разочарованием.
Она взглянула на Геню - он уже сделал заказ и в эту минуту задумался, оперев на руку нахмуренный лоб. Ей бросилась в глаза озабоченность его лица... Чем мог быть обеспокоен в такой день этот эпикуреец в советском вкусе?
- Геня, о чем вы задумались?
Он встрепенулся.
- Леночка, ну, отчего это так часто портит нам счастливые минуты какая-нибудь, прямо скажем, пакость? Завелся же такой порядок в нашей жизни!
- У вас неприятности, Геня?
- Прицепилась одна с некоторых пор. Ну, да я не унываю - выкручусь! Вот несут наш заказ: ваши любимые взбитые сливки.
- Эта неприятность имеет отношение к нашей свадьбе, Геня?
- Нет, нет! Ни малейшего. Служебное.
У нее на языке вертелось: "Я всегда готова буду разделить каждое ваше огорчение, вы во мне найдете друга!" Но не решилась произнести этих слов, боясь показаться навязчивой или любопытной.
- Когда же пойдем к вашей кузине, Леночка? Надо ведь познакомиться с будущей родней, - сказал вдруг Геня.
Леля удивилась: Геня готов сделать родственные визиты, Геня, который двух слов не захотел сказать с ее матерью!
- Рада буду повести вас в этот дом, Геня, там родные мне люди.
- Так почему же вы оттягиваете этот визит, Леночка?
- Что вы, Геня! У меня и в мыслях этого нет! Но поймите, что вести вас к Наталье Павловне прежде, чем вы стали моим официальным женихом, я не могла: представить вас, говоря "это мой мальчик", немыслимо в этом доме.
- Ах, да: ведь там сиятельнейшие аристократки! - сказал он.
Леля молчала.
- А впрочем, муж вашей кузины, если я правильно понял, такой же выходец из низов, как и я: мой отец в молодости был типографским рабочим, он - старый партиец, подпольщик, с тех пор он, правда, успел окончить высшую партийную школу и теперь на руководящей партийной работе в Киеве. А кто родители этого Казаринова?
Странно, что Олег его так особенно интересует!
- Сегодня же вечером я забегу к Наталье Павловне и спрошу ее, когда ей удобно будет нас принять.
Он удовлетворенно кивнул и начал рассказывать сцену из "Золотого теленка", ту, где Бендер и Балаганов выдают себя за сыновей лейтенанта Шмидта. Это произведение он втайне почитал за шедевр мировой литературы, хоть и не решился бы вслух признаться в этом, опасаясь обвинений в дурном вкусе со стороны Лели и в недостаточной лояльности со стороны товарищей.
На службе Лелю в этот день не оставляло ощущение перемены - новой пламенной переполненности, приближавшейся к ней на смену прежнему прозябанию. Но сквозь все эти ощущения, и наперекор им, в сознании ее несколько раз назойливо проплывало воспоминание о Вячеславе и его предложении, в котором под самой простой формой заключалось отношение по существу рыцарское: раньше, чем искать наслаждений - хотя бы самых беглых, таких, как пожатия рук и поцелуи, - этот юноша обещал оберегать ее и заботиться о ней, а представитель советской золотой молодежи имел в центре прежде всего себя самого! Она не могла не заметить этого различия.
Глава тридцать вторая
"Леди" - таково было прозвище манекена, торчавшего в углу диванной. Олегу пришла блестящая мысль выпилить в этой "леди" дупло и начинить ее тем компрометирующим материалом, который становилось все опаснее и опаснее держать дома. Это были кресты и ордена, визитные карточки и пригласительные билеты к "его" или "ее" превосходительству, а также метрики и фотографии, на которых перемешивались Преображенские, семеновские и кавалергардские имена и мундиры. Наталья Павловна, несмотря на все уговоры, не желала предать все это огню. "После моей смерти вы можете сжечь все, и пусть это будет тризна по вашей бабушке, но пока я жива - я не разрешаю. Гепеу все равно отлично известно, кто я", - говорила она.
У Аси была своя "опасная" драгоценность: подаренная ей Ниной, уцелевшая в альбомах фотокарточка Олега мальчиком в форме пажа; на карточке этой имелась надпись: "Олег в день поступления в Пажеский корпус". Ася очень любила эту фотографию и держала ее некоторое время в своей комнате на камине, пока Олег не убедил ее, что это слишком рискованно. С полгода затем карточка пролежала засунутой за картину, и наконец было решено передать ее вместе с другими реликвиями на сохранение "леди". Конспирация была настолько оригинальна, что догадка, казалось, могла возникнуть, только если бы агентам гепеу пришла неожиданная фантазия перевернуть несчастную "леди" вниз головой и увидеть при этом следы хирургического вмешательства, а это было маловероятно.
Сразу после завтрака Олег заперся в диванной, вооружившись инструментами, рядом на ломберном столе уже был нагроможден весь тот багаж, который должен был заполнить внутренность манекена, кое-что было добавлено Ниной, посвященной в замыслы Олега.
В этот день, когда все общество собралось к обеду, Наталья Павловна сказала:
- Сообщу вам приятную новость, я ее приберегла к тому моменту, когда мы соберемся все вместе: Леля выходит замуж и сегодня вечером будет у нас со своим женихом.
Мадам рассыпалась радостными восклицаниями, Ася лукаво улыбнулась, говоря: "Я это знаю!", Олег задал несколько конкретных вопросов. Однако Наталья Павловна никаких подробностей касательно личности жениха сообщить не могла: Леля забегала только на минуту, сияющая, попросила разрешения явиться и так же быстро убежала. Строго говоря, Наталья Павловна уже имела основания относиться с предубеждением к Лелиному жениху: за несколько дней перед тем Зинаида Глебовна со слезами говорила ей, что Стригунчик явно благоволит к новому поклоннику и дело клонится к браку, а между тем юноша из партийной среды и воспитан очень поверхностно. Но поскольку сведения эти сообщены были под секретом, Наталья Павловна никогда не позволила бы себе пролить на них свет. В течение всего обеда разговор вертелся вокруг замечательного события. Уходя работать в диванную, Олег сказал:
