Ирина Головкина - Побеждённые (Часть 2)
- Стригунчик, обедать! - раздается так хорошо знакомый, ненужный и досадный оклик матери. Она не отвечает и снова нагибается к щелке: Геня стоит по-прежнему! Нет, это нельзя так оставить - будь что будет! И она распахивает дверь.
- Геня, вы? Здраствуйте! Отчего вы не идете, а стоите здесь?
Он берет ее руку:
- Здраствуйте, Леночка. Я только-только поднялся, а вы ! тут как тут! Как всегда, приятно взглянуть на вас!
Они входят в комнату, и каждый ловит на другом внимательный и как будто настороженный взгляд.
- Геня, вы не оскорбились ли, что я вас сравнила с Бенкендорфом? Я упрекала себя за эту фразу.
- Нет, нет, Леночка, что вы! Вчера утром я оказался занят, а вечером голова разболелась - только и всего.
Но ей почему-то кажется, что головная боль - только предлог и что он не захотел сказать правду. Однако допрашивать она не решается.
Геня лихо доставил ее в такси на работу и все продолжение пути кормил ее шоколадными конфетами, доставая их из коробки и поднося к ее губам в промежутках между поцелуями. Для разговоров, таким образом, времени не оставалось. Решено было, что к окончанию работы он заедет за ней и они проведут вечер вместе.
В этот вечер впервые был затронут вопрос о ее происхождении.
- Кто этот старый человек в таком странном одеянии, Леночка? - спросил Геня, указывая на одну из фотографий в комнате Нелидовых.
- Дедушка, он был сенатор. Это камергерский мундир.
- Ого! - сказал Геня. - У вас от этого не бывают неприятности?
- Да, Геня, от вас не скрою: мы с мамой очень много бедствовали, иначе я не работала бы в тюремной больнице. Вы - советский человек, Геня, и тем не менее, наверно, согласитесь, что преследовать меня за моих предков несправедливо, я ведь тут ни в чем не виновата.
- Ну, разумеется. Это обычный наш перегиб палки. У вас, кроме матери, есть еще родные, Леночка?
- Нет, родных нет.
- Как? Никого? - почему-то удивился он.
- Только двоюродная сестра, - сказала Леля.
- Вот как! Она живет одна, или...
- С бабушкой и с мужем...
- Эта бабушка тоже, наверное, аристократка?
- Бологовская, вдова генерал-адъютанта.
Выслушивая эти спокойные простые ответы, он несколько раз бросал на нее быстрый и как будто удивленный взгляд.
- Ваша мамаша, наверно, ко мне не очень благоволит - я человек другого круга.
- У нас нет теперь нашего круга, Геня: nous sommes declasses*, как сказали бы французы. Притом, дворянскому кругу приписывают теперь множество таких недостатков, которых на самом деле не было. Например, зазнайство считалось в нашей среде дурным тоном, присущим только выскочкам. В детстве за нами очень строго следили, чтобы мы были вежливы и привет-ливы с прислугой, вообще с окружающими. Когда я теперь наблюдаю надменные мины, с которыми молодые врачи проходят мимо младшего персонала, я невольно думаю: вот бы им поучиться вежливости у мамы или у Натальи Павловны.
* Мы выбиты из него (франц.).
- Да, да, - пробормотал он несколько озадаченно. - Так вы полагаете, что Зинаида Глебовна... - и оборвал фразу. Леля мысленно закончила ее за него: "не была бы против нашего брака", - и румянец залил ее щеки. Понимая, что ответ ее должен быть в высшей степени тактичен и ничуть не изобличать ее догадок, она сказала:
- Моя мама кротка и добра и готова любить всех, кто добр со мной, - и замерла в ожидании следующей фразы. Но он сказал совсем другое:
- А кузина ваша вышла за человека вашего круга или он новой среды? По всей вероятности, он спрашивал это, желая точнее уяснить, как будет принят сам.
- Он не дворянин, но человек интеллигентный, как и вы. Ее он безумно любит, и это то главное, что нам в нем дорого.
- А как его фамилия?
Леле казалось, что кто-то, неосязаемо касаясь ее уха, шепчет ей: "осторожней!".
- Казаринов, - ответила она после минутной паузы.
Почему-то и он молчал несколько минут и, не продолжая этого разговора - разговора, который касался обнаженных проводов высокого напряжения, вдруг сказал:
- А не махнуть ли нам в кино, Леночка?
- С удовольствием, Геня.
Но она не следила за кинокомедией, над которой потешался он, она думала над тем, что заставило ее солгать ему и каковы могут быть последствия?
Когда придет эта минута? Он что-то должен сделать с ней, чего она не испытала. Это будет то именно, из-за чего люди разбивают свои и чужие жизни, разоряются, стреляются, лишь бы получить "это" от человека, который начинает притягивать тебя, как магнит! Она этого ждет. Ее маленькое тело еще настолько невинно, что она не представляет себе ни одного из ощущений, которыми, наверно, сопровождается страсть. Но вся она - ожидание! Если "это" не подойдет к ней теперь - она зачахнет. Отчего так? Отчего Ася была и осталась до странности равнодушна к этой стороне жизни? И Олег, называя жену то Снегурочкой, то Мимозой, то святой Цецилией, сам подсказывает эту мысль. Для Аси с самого начала смысл, соль отношений заключалась в чем-то ином, а вот ее томит непонятное тяготение к какой-то таинственной минуте. В чем тут дело? В один из вечеров она вернулась домой, сопровождаемая Геней, несколько раньше. Зинаиды Глебовны не оказалось дома.
- Никого? - спросил он, озираясь, и глаза его вдруг блеснули.
- Геня, не надо! Геня, что вы делаете, не смейте! Я не позволю! Геня, я не хочу! Вы обязаны повиноваться! Прочь - слышите? - и, набравшись сил, Леля оторвала его от себя, он ей показался тяжелым и мягким, как куль муки. - Это же нахальство, наконец! - воскликнула она возмущенно.
Он разозлился:
- Вы что же, всегда, что ли, будете кормить меня одними надеждами? Я не импотент, чтобы довольствоваться вашей дружбой.
Леля вспыхнула:
- Вы обязаны быть деликатным в разговоре со мной! Вы не смеете касаться... касаться... некоторых вещей... Это грубо. Я однажды уже просила вас держать себя корректно.
- Вы хотите непременно в загс прогуляться или, может быть, в церковь меня потащите?
Леля гордо вскинула голову.
- Я своей руки никому не навязываю. Вы можете уйти вовсе, Геня, и это, кажется, самое лучшее, что вам теперь остается сделать.
- Вот как - самое лучшее! Целый месяц вертелся около вас, баловал, веселил, и вдруг - скатертью дорожка, катись, голубчик!
- Похоже, что вы намерены предъявить мне счет? - надменно сказала Леля.
"Прогоню", - подумала она и только что хотела произнести несколько очень решительных слов, которые бы окончательно разделили их, как он обхватил ее и повалил на сундук; однако же это было не насилие - он не сдавил и не зажал ее, а только ласкался, терся, как кот.
- Леночка-Леночка, милая девочка! Не гоните меня. Ну, зачем мы куражимся, друг друга задираем... Ведь все это вздор, а вот что настоящее! Приголубьте меня хоть немножечко. Ведь это самая большая радость жизни. Ведь я же на самом деле влюблен! Ведь не слепая же вы, чтобы не видеть этого!
Дверь отворился и вошла Зинаида Глебовна. Оба вскочили. Она все-таки подоспела со своим материнским наблюдением, маленькая, худенькая, она с величавым достоинством молчала в ожидании объяснения.
- До свидания, - только и сказал Геня, обходя Зинаиду Глебовну. Но в передней, уже у самого порога, он остановился.- Вам будет от нее головомойка, Леночка? - конфиденциально осведомился он и, прежде чем Леля собралась ответить, прибавил: - Видно, и в самом деле без экскурсии в загс нам не обойтись. Пока.
Вот она и получила предложение в новом вкусе: без коленопреклонений, без клятв в верности, без объяснений с матерью! В теории рыцарство казалось скучным, а вот на практике получалось, что без налета романтики выходит чересчур грубо, и притом она не застрахована ни от обиды, ни от оскорбления! "Не обойтись без экскурсии в загс" - как расценивать эту фразу: считать ее предложением или не считать? Ведь он даже не спросил ее согласия, даже не сказал, что сам желает этого... Она стояла несколько ошеломленная.
- Стригунчик, что значит эта сцена? Ответь, пожалуйста.
- Ах, мама! Я знаю все, что ты скажешь. Ну, да - мы целуемся! Что делать, если он воспитан в совсем других понятиях. Ты же видела - я его отталкивала.
- Но ты позволяешь ему больше, чем можно позволить жениху. Делал он тебе предложение? Ответь.
- Завтра я тебе сказу все точнее, мама: видишь ли, мы еще не договорились до конца. А ты не будешь против?
Зинаида Глебовна привлекла к себе дочь.
- Я хочу только твоего счастья, дитя мое драгоценное! Человек этот не нашей формации, но в какой-то мере интеллигентный. Если ты его любишь, я препятствовать не буду, хотя уже теперь вижу, что ни уважения, ни внимания мне от него не дождаться, с тобой же он слишком смел... Стригунчик, будь осторожна!
Леля обхватила шею матери.
- Мама, мамочка! Несчастливые мы с тобой!
- Стригунчик, девочка моя, неужели он так тебе нравится?
- Нравится, мама. Иногда я, досадуя на него, и злюсь и в то же время знаю, что без него затоскую. Да, мама: я хочу, чтобы он стал моим женихом; я уверена, что будет очень много шероховатостей, но пустоту моей жизни я больше выносить не могу.
