Антон Чехов - Том 23. Письма 1892-1894
Книжки Ваши получить был бы очень рад*, так как я всё еще состою самым искренним почитателем Вашего таланта и Ваших книжек. Отправьте их заказною бандеролью в редакцию «Русской мысли» для передачи мне. Если же приедете ко мне в Мелихово, то привезите сами.
Брат Иван с женой где-то в Костромской губ<ернии>. Когда увижусь с ним, то передам ему о Вашем намерении прислать ему книжки. Он будет очень рад.
У нас сенокос, коварный сенокос. Запах свежего сена пьянит и дурманит, так что достаточно часа два посидеть на копне, чтобы вообразить себя в объятиях голой женщины.
Будьте здоровы, Жан. Низкий поклон и привет Вашей жене.
Ваш А. Чехов.
Суворин писал мне, что на днях приедет в Мелихово*. Отчего бы и Вам не приехать кстати?
Суворину А. С., 11 июля 1894*
1434. А. С. СУВОРИНУ
11 июля 1894 г. Мелихово.
11 июль.
Вы писали, что будете у меня на сих днях; я ждал, но вместо Вас приходила газета с «маленькими письмами»*, из коих я заключал, что Вы крепко засели в Петербурге и отдумали ехать куда-нибудь. Меня не тянет в Ясную Поляну*. Мой мозг обрюзг и не хочет серьезных впечатлений. Я предпочел бы морскую купальню и болтовню о пустяках.
Вот мой план. 20–22 июля я поеду в Таганрог лечить дядю*, который серьезно заболел и хочет непременно моей помощи. Это отличнейший человек, и отказать ему было бы неловко, хотя, я знаю, помощь моя бесполезна. В Таганроге пробуду 1–2-3 дня, выкупаюсь в море, побываю на здешнем кладбище — и назад в Москву; покончив здесь с «Сахалином»* и поблагодарив небо, объявлю себя свободным, готовым ехать куда угодно. Если будут деньги, то поеду за границу, или на Кавказ, или в Бухару. Но со стороны финансов у меня наверное будут затруднения, так что изменения в моем плане неизбежны. Вот сказали бы Витте*, г. министру финансов, чтобы он, вместо того чтобы раздавать субсидии направо и налево или обещать 100 тысяч фонду, устроил бы так, чтобы литераторы и художники ездили по казенным железным дорогам бесплатно. Кроме Лейкина (не к ночи будь помянут), все российские беллетристы живут почти впроголодь, ибо каждый беллетрист, даже пишущий по 100 листов в год, по воле судеб, несет чёртову пропасть повинностей. А ничего нет скучнее и непоэтичнее, так сказать, как прозаическая борьба за существование, отнимающая радость жизни и вгоняющая в апатию. Впрочем, всё сие к делу не относится. Если поедете со мной в Таганрог — очень милый город, то поедемте. В августе я к Вашим услугам: двинем в Швейцарию.
Пьесу можно будет написать* где-нибудь на берегу Комо или даже вовсе не написать, ибо это такое дело, которое не медведь и в лес не уйдет, а если и уйдет, то чёрт с ним.
Теперь насчет пьявок. Вам нужно главным образом хорошее расположение духа, а не пьявки. В Москве Вы производили бодрое впечатление и были здоровы, и, глядя на Вас, я думал, что Вы не скоро еще вспомните о пьявках. Но раз Вы вспомнили о них, то быть посему. Пьявки вреда не делают. Это не кровопускательное, а скорее отвлекающее, нервное средство. Крови высосут они очень немного и боли не делают.
Ясинский начал недурно*, но под конец стал надоедать. Спутанность. И на кой чёрт у него умерла немка-барышня! И смерть эта описана таким тоном, как будто в конце концов немка воскреснет и насмешит читателя.
Если у Вас есть что-нибудь новенькое, то напишите. Насчет Таганрога тоже напишите. Приглашаю Вас в сей город на основании Вашего заявления, что Вам будто бы всё равно куда ни ехать, лишь бы не за границу. А я стал мечтать о том, чтобы опять проехаться по степи и пожить там под открытым небом хотя одни сутки. Как-то лет 10 назад я занимался спиритизмом* и вызванный мною Тургенев ответил мне: «Жизнь твоя близится к закату». И в самом деле мне теперь так сильно хочется всякой всячины, как будто наступили заговены. Так бы, кажется, всё съел: и степь, и заграницу, и хороший роман… И какая-то сила, точно предчувствие, торопит, чтобы я спешил. А может быть, и не предчувствие, а просто жаль, что жизнь течет так однообразно и вяло. Протест души, так сказать.
Дочь Плещеева уже вышла за Худекова*. Я получил приглашение. То-то небось аристократизму было напущено! У Худекова даже кастрюли серебряные. Должно быть, Любочкиной мамаше было не по себе в столь избранном обществе.
Низко кланяюсь и молю небо о прощении Ваших грехов и ниспослании Вам всяких благ.
Архимандрит Антоний.
20 июля я читаю последнюю корректуру и для журнала и для книги и заранее похлопочу, чтобы меня сия работа не задержала.
Тихонову В. А., 12 июля 1894*
1435. В. А. ТИХОНОВУ
12 июля 1894 г. Мелихово.
12 июль.
Милый и драгоценный Владимир Алексеевич, простите за неисправность!! Как вспомнишь, что неизвестно, когда поедут с письмами на станцию, то руки опускаются и нет охоты писать. Как бы ни было, отвечаю:
1) Лавров на Кавказе*. Вернется в августе.
2) С Сытиным был разговор об издании Ваших книг*. Он ответил неопределенно и уклончиво, и из тона его я заключил, что лучше всего Вам самому списаться с ним или же поговорить при свидании. Это человек коммерческий.
3) Говорил с Сувориным* и заключил, что он весьма Вам симпатизирует. Я думаю, что если бы Вы обратились к нему с определенным предложением, то есть определенно указали, какая должность Вам улыбается и что Вы умеете, желаете делать у него и проч., — то Ваше предложение, пожалуй, имело бы успех. Мой совет: в книжном магазине и по книжному издательству Вам нечего делать; если поступать куда, то в газету.
Будьте добры, пришлите мне взаймы тысячу рублей*.
Хочется уехать куда-нибудь.
Будьте здоровы и не сердитесь.
Ваш А. Чехов.
Попову-Монастырскому А. А., 13 июля 1894*
1436. А. А. ПОПОВУ-МОНАСТЫРСКОМУ
13 июля 1894 г. Мелихово.
13 июль. Ст. Лопасня.
Многоуважаемый Алексей Алексеевич!
По случаю болезней разных я в сей месяц буду немножко неаккуратен, т. е. приеду в Москву не к 15, а к 20*. Всего привезу 2–2½ листа. Это уж будет окончание.
Если Виктор Александрович вернулся, то передайте ему мой поклон.
Искренно Вас уважающий
А. Чехов.
Попову-Монастырскому А. А., 22 июля 1894*
1437. А. А. ПОПОВУ-МОНАСТЫРСКОМУ
22 июля 1894 г. Москва.
Многоуважаемый Алексей Алексеевич!
Посылаю Вам окончание «Сахалина» с большой просьбой — сказать, чтобы возможно скорее набрали; я в Москве пробуду очень недолго*, и мне хотелось бы прочесть корректуру.
Простите, что я Вас беспокою в неурочное время.
Ваш А. Чехов.
Чеховой М. П., 23 июля 1894*
1438. М. П. ЧЕХОВОЙ
23 июля 1894 г. Москва.
Суббота.
Я приеду не в понедельник, а, вероятно, в среду с добавочным. За мной можно не присылать, если Роман и лошади заняты.
Деньги я получил, но не знаю, как доставить тебе. Вопрос этот еще не решен, но я рассчитываю решить его до понедельника.
Если придет Яков, то пусть всё осмотрит во флигеле и сделает то, что не сделано. На чай ему надо дать 2 р. Мой адрес: Арбат, Б. Власьевский пер., д. Офросимовой, кв. Саблина. Живу в одной квартире с Потапенко. Суворин был в Москве; вчера я ночевал у него, а нынче проводил его в Феодосию.
Будь здорова. Кланяйся папаше.
Твой А. Чехов.
Если в понедельник или вторник пришлю денег, то не меньше ста рублей. Так что можешь соображаться с этой цифрой и должать, сколько угодно.
Фаусеку Вяч. А., 4 августа 1894*
1439. Вяч. А. ФАУСЕКУ
4 августа 1894 г. На Волге под Кинешмой.
На Волге близь Кинешмы. 94 4/VIII
Милый Вячеслав Андреевич, большое Вам спасибо за письмо, а Вашей жене — за бюст*. Но — увы! в Феодосию я поеду по железной дороге*, и если попаду в Ялту, то не иначе, как via Theodosia[38]. А быть может, совсем не попаду, ибо планы мои отличаются крайнею неопределенностью*. Теперь направляюсь до Саратова, а что дальше будет, не знаю.
Желаю Вам всего хорошего. Поклон Вашей жене и Александру Ивановичу*.
