Через розовые очки - Нина Матвеевна Соротокина
— Папа, ты сошел сума! — сквозь слезы выкрикнула Даша.
— Мы все сошли с ума, — покорно согласился отец.
— Скажи хоть, куда ты едешь? Ты же хотел взять меня с собой!
— Да, хотел. Там я мог бы тебя защитить. Здесь — нет. Поэтому ты должна быть разумной.
— От кого защитить? От бандитов? От иностранной разведки? От доблестной милиции? — она уже сама не понимала, плачет или смеется, но при этом знала, до истерики дело не дойдет, минута была такая, что следовало себя контролировать. — И почему мы должны бросить дом именно сегодня?
— Потому что мне дали такой срок. И хватит об этом. Давай собирать носильные вещи.
3
"Тайну рождения" принесла в клюве приехавшая из Штатов на побывку тетка Кира Львовна. Она была троюродной сестрой отца, но, не смотря на дальность родства, отношение ее с семейством Фридманов–Измайловых были самые тесные. В детстве Даша не раз "отбывала срок" на теткиной даче, унылом, фанерном строении на шести сотках. Говорят, евреев отучили работать на земле. Ничуть не бывало! И морковь вызревала, и свекла, уже яблони начали плодоносить. Дети, разумеется, помогали прорежать, поливать, окучивать. Даша ненавидела теткины сотки. Хорошо еще, что "срок" длился не больше месяца. За утомительную заботливость и хлопотливость мать звала Киру Львовну тетя Курица.
Она уехала в Штаты со всем семейством еще в девяносто четвертом. Надо сказать, что дома они совсем не бедствовали, теткин муж давно переквалифицировался из инженера в хозяйственника, а потому пригодился и в новом времени. И не родина предков их манила, об Израиле вообще никогда не было сказано ни слова. Уехали от обиды, от унижения после громкого скандала с родственниками мужа, о которых Даша знала только понаслышке. Там делили какое‑то наследство и Кириных детей обошли самым нахальным способом. Наследство было, кажется, не велико, главной ценностью там вообще были книги, самый дешевый теперь в отечестве товар, но память удерживала то благое время, когда пища духовная была важнее пищи материальной. Кира Львовна называла все эти книги "фолиантами" и говорила, что цена их равна стоимости дачи в Малаховке. Переругались страшно. А тут еще дочь засыпалась на приемных экзаменах. А каждый дурак знает, что бал ей скостили не потому, что она спутала Данте с Сервантесом, а по пятому пункту. Мрак, словом.
В семейные распри вмешалась Муза Дальних Странствий, решительно ухватила Киру Львовну за руку и отвела ее в ОВИР. Документы оформили очень быстро и, продав свою двухкомнатную, яблони и дом, который уже обзавелся каменным фундаментом и кирпичной пристройкой, обматерив родственников–антисемитов и отечество, тетя Курица взметнулась на сильных крыльях…
Обосновались в пригородах Детройта, жизнь была трудной, иногда очень трудной. Сама Кира Львовна была без работы, муж трудился в мастерской при бензоколонке за три доллара в час. Юная дочь — надежда семьи, вышла замуж. Стоило ехать в Америку, чтобы найти там жизнью битого диссидента из Перми, очень духовного, очень честного, но разутого–раздетого, он ни с какими властями не мог жить в согласии. Постепенно, по капельке жизнь стала налаживаться.
И все четыре года Кира Львовна жила одной мечтой: вот она приезжает домой, ходит по подругам и родственникам, пьет чай и дарит подарки. Как только забрезжил свет в конце туннеля, то есть поездка в Россию стала реальностью, только чуть–чуть подкопить, Кира Львовна кинулась за покупками. Вещевые рынки есть и в Америке. Она ходила по лавкам с сантиметром, выбирала любовно, чтоб и по цвету подходило, и по возрасту, дома всё перестирывала, отпаривала утюгом, заново обметывала растянувшиеся петли, меняла молнии — придавала вещам товарный вид. С этим барахлом, упакованным в два чемодана, она и явилась в Москву, встав на нейтральной земле — у Фридманов, седьмой воды на киселе.
Еще с порога Курица крикнула:
— Даш, я тебе подарки привезла!
В своем благодеянии Кира Львовна была настырна. Подарки надо было примерять по нескольку раз, при этом хвалить не переставая, а позже, в разговоре все время возвращаться к этим маечкам — кофточкам — юбочкам и уверять, что без них дальнейшая жизнь была бы совсем ни к черту. На каждом подарке клеймом горело — кто‑то уже относил, запах чужих духов вообще выветрить невозможно. Этого добра, только нового, в Конькове завались. А вообще, спасибо, очень мило, спасибо большое, все очень кстати, как там у вас жизнь — в Америке? Проговорили до трех часов утра.
На следующее утро Даша, только открыв глаза, поняла — горим, но горим как‑то необычайно вонюче, с запахом химических отходов. Дом был полон сизого дыма, тетечка Курица на крик не отзывалась. Оказывается, она ушла в булочную купить сдобу к кофе, а перед уходом поставила на газ полный чайник.
Приезд тети Киры на побывку совпал с тем благостным моментом, когда Фридман устроился "в офис", носил домой очень приличные деньги и обзавелся кучей кухонных игрушек, о которых втайне давно мечтал. Тостеры, миксеры, вафельницы были в его представлении символом обеспеченной и благополучной семьи. Вершиной приобретательного действа стала великолепная газовая плита с электродуховым шкафом. В числе прочего был куплен и электрический чайник. Знаете это белое электрическое чудо с золоченой сеточкой, тефаль, ты всегда думаешь о нас, вода подогревается в нем за считанные секунды? Сейчас эти чайники появились во многих домах — любимец семьи, незаменимый друг!
Оказывается, Кира Львовна в своей занюханной Америке и не подозревала о подобном чуде техники, магазины, в которых там этим торгуют, ей, вишь, не по карману. На газу белоснежный любимец семьи на стал не просто гореть, но плавиться, заливая новую плиту плотной дрянью, которая не отскабливалась потом даже ножом. Понятное дело, тетка ужасно расстроилась, и все повторяла: я куплю, я вышлю…
С этого ужасного утра и началось ее знакомство с новой Москвой. Мы не замечаем, как изменилась наша жизнь за последние годы, Россия — таинственная страна. Да, мы каждый день слышим по телевизору, как невозможно, страшно и ужасно мы живем, более того, мы и в реальной жизни находим этому подтверждение: нищие, беспризорные дети, все изоврались, изворовались… и еще криминал. Но, как и в советские времена, иностранцы, приезжая в Москву, не