Три судьбы - Олег Юрьевич Рой
Но такому противнику, как дочка Бонда, не так уж зазорно и проиграть… Это вам не Леля. Пусть даже Леля и ухитрилась его приложить – но ей просто повезло с раскладом. Почему-то после той стычки он все оценивал в карточных терминах.
Дня через два, пришагав поутру в «Джеми» за дежурной чашкой кофе, Гест увидел за крайним, в самом углу, столиком Дима. От сердца моментально отлегло – ну наконец-то!
Хотя обрадовался он, похоже, рано.
– Юмор ситуации в том, – начал Дим, – что Леля сейчас в полном своем праве. Не понимаю, как ты мог ее не уговорить?
– У меня не было такой возможности.
– Ой ли? Если она заявила, что знать тебя не знает, следовательно, хотя бы двумя-тремя фразами вы обменялись. Раньше тебе этого хватало, чтобы зацепиться. Ты же на переговорах любого мог переиграть, что сейчас-то? Или ты не считал это переговорами? Был уверен, что стоит тебе появиться на горизонте, Леля мгновенно падет ниц и поползет к твоим ботинкам, рыдая от счастья?
Гест промолчал. Дим сказал грубость, но по сути был прав. Ну да, он ожидал, что в беседе с Лелей могут возникнуть сложности, только совсем другие. Гест был уверен, что придется выдумывать причины, по которым он сейчас не может вернуться в объятия собственной жены. Собственной вдовы, если следовать юридической букве. Но Леля – вот уж воистину сюрприз! – вовсе не жаждала заключить его в объятия. Нет, она не набивала себе цену, она действительно… не жаждала.
Дим вздохнул:
– Деньги я тебе, конечно, буду переводить, не бог весть сколько, в рамках, ты же сам их устанавливал. Но… Ты точно не думаешь, что пора приступать к реализации – или хотя бы к подготовке реализации – плана Б?
План Б предполагал схему в духе бразильских сериалов: травма, амнезия, далее со всеми остановками. Глупо донельзя, но не подкопаешься (конечно, придется с нужными специалистами договориться, но это не вопрос). Беда была в том, что возвращаться ему… не хотелось. Даже сейчас… Тем более – сейчас! Побитым псом, умоляющим о снисхождении и понимании?!! Да никогда!
Дим согласился, конечно, подождать. Поморщился, но согласился. Ха! Куда бы он делся! Валентин откинулся на спинку дурацкого креслица, чувствуя, как напряжение последних дней уходит. «День удаляется, как разжалованная прислуга», – вспомнилась вдруг когда-то цитированная Лелей фраза. Бог весть чья, неважно, но – очень точно.
Дим, однако, глядел на него выжидательно. Чего еще, спрашивается?
– Знаешь, Лень…
– Ну?! – Он сам не ожидал от себя такой ярости. Напряжение, похоже, ушло не совсем.
Но Дим только головой мотнул:
– Ладно, ладно. Нелегко тебе, понимаю. Но… А что в этой жизни – легко? Вот ты отказываешься возвращаться… Ну да, скандал будет до небес, но это же все преодолимо. Да и без особого скандала можно, если бы ты у Лели как следует прощения попросил. Но тебе это почему-то и в голову не приходит. Ты все бросил – и тебе прекрасно. Нет, может, порхать – и в самом деле прекрасно, но разве не так же скучно, как то, от чего ты сбежал? Все эти попочки, сисечки, ножки… ну… глазки, не без. Небось, и сейчас какая-нибудь попочка на примете? Ну давай, скажи, что я ошибаюсь.
Валентину стало смешно. Кто бы говорил о гонке за попками, только не Дим, с его… гм… предпочтениями… Но главное – и это правда главное – он ничего не знает, даже не догадывается про Алю. Про то, что Гест, погнавшись за юной феей (не такой уж, кстати, и юной, двадцать семь – не семнадцать), влетел прямиком в заботливо подготовленную ловушку. Дим меж тем Гестовой мимики предпочел не заметить, продолжая:
– Ну да, если вернуться к прежней жизни, это тебе скучно. Остренького хочется. Кризис среднего возраста, да? Хочется всем и главное себе доказать, что ты еще ого-го, так? Только это все от лукавого. Сам же знаешь: все эти… соревнования, кто выше на стенку писает, – это все от комплексов. А они не снаружи, они внутри.
Каждое слово било прямо в… сердце? Гест не знал толком, где оно у него. Хоть и возраст уже, а – повезло, не знал. Но лучший друг Дим знал, куда бить. Про Алю – не знал, однако каждое слово было – про нее. Про желание всех победить, стать рыцарем, спасающим принцессу от ужасного дракона… да какое у Дима, будь он трижды лучший друг, право лезть во все это своими жирными пальцами?
Пальцы у Дима были вообще-то тонкие, как у скрипача какого-нибудь, но тем хуже.
– Да пошел бы ты! Кто бы тут говорил про комплексы! На себя погляди! Вечные сомнения, метания и все такое прочее. И понятно почему. Вроде мужик, а ковырнешь – ой, и не мужик вовсе, оказывается! И ты со своими вечными сомнениями – а то ли я делаю, а так ли? – будешь мне говорить о комплексах?
Дим, в начале его тирады вздрогнувший и словно бы потемневший, сейчас глядел с каким-то непонятным… любопытством, что ли?
– Путаешь, Валечка.
Валечка! Удар был внезапным и очень сильным. Но Дим вовсе, казалось, не собирался его оскорблять. Он смотрел уже не с любопытством, а как будто… сочувственно.
– Ты так и не понял? За всю жизнь? Сомнения в том, кто ты, что ты и особенно в том, что ты делаешь, и комплекс, черт бы его побрал, неполноценности – две большие разницы. Сомнения – естественное состояние любого творца, будь он хоть режиссер, хоть автослесарь. Да хоть бухгалтер, ваяющий квартальный отчет! Сомнения – естественная часть работы, где результат неочевиден. Любой будет сомневаться. Если не полный идиот. Ну или не Сальвадор Дали. Хотя, знаешь, мне иногда кажется, что это его «я гений, а несогласных нафиг», было способом борьбы с сомнениями. Возможно, у Дали-то как раз и комплекс неполноценности имелся, очень уж громко он своей гениальностью
