Борис Фальков - Ёлка для Ба
- Мы заведём, - пробормотал Ю, - когда придёт время. У тебя не спросим.
- Ну-ну, - похлопал ладонью по столу Ди.
- Кто мать, ясно всегда, - продолжил отец. - А отец может быть какой угодно, хоть и все вместе. Нашими методами не установить: кто именно.
- Себя ты, конечно, исключаешь из этого числа, - вставила мать. - Или наоборот?
- С нами мальчик, - напомнил Ди.
- Будто нет других методов, - проворчал Ю. - А тот... мальчик, прошлый? Которого тогда нашли в...
- Нет, - оборвал его отец. - Тот точно не её.
- А это вашему методу доступно, - подхватила мать. - Какой избирательный метод! Но если мать всегда можно установить, по твоим словам, то кто же в том, прошлом случае - мать?
- Я не знаю, - сказал отец. - И какое это теперь имеет значение? Плевать я на это хотел.
- Теперь! - вскричала мать. - Понятно. А работа, а... чувство долга, а служебный порядок? Вчера, значит, это была ещё рабо-ота, установленный порядок, а сегодня уже - какая разница, плевать? Ага, если установлено, что тот ребёнок - не её, то и на работу, и на порядок наплевать. Всё ясно, у тебя трагедия, все светлые надежды лопнули... Ну, так чего ж тебе теперь не наплевать вообще на всё, на всех нас, на весь этот дом с его порядком, что ж тебя ещё останавливает? Чего ж ты тянешь - ты плюнь, плюнь!
Отец и впрямь делал такие движения губами, словно собирал слюну, чтобы посмачней плюнуть прямо на стол.
- Это он может, - мрачно подтвердил Ю.
- Ну ты, Дубровский! - вскричал и отец, но тут же спохватился, продолжил потише и с большим презрением: - И ты, глаза и уши горздрава. Здорово вы, однако, спелись... Прав Вольтер, когда чернь начинает рассуждать, всё пропало.
- Ты пропал, - сказала мать, - только ты. Подцепил, небось, уже заразу, да? И притащил её в дом, чтоб и другие пропали.
- Да-да, - подтвердил отец, - да, притащил! Эта зараза - ты. А ну, вы все, закройте свои варежки.
- Э... нет, прости, но следствие-то ведётся официально! - с явным удовольствием запротестовала мать. - Это не твоё личное дело, а всей общественности. Господи, и этот человек всё время спрашивает, какие у меня основания его подозревать!
Она обвела взглядом всех сидящих за столом, приостанавливаясь на каждом, не исключив и меня.
- Но теперь вы все видите эти основания.
- Немного поспокойней, - посоветовал Ди. - Человеку не пристало снова становиться дикарём, по крайней мере - в такой день.
- Мы сделали всё, что положено, - хмуро сказал отец. - Общественность может быть довольна.
- Ну, и что выяснилось? - спросил Ю. - Доложи и нам, мы тоже общественность.
- Ничего такого, - ткнул вилкой в хлеб отец, - что может тебя заинтересовать. Всё очень буднично, не памятник нерукотворный.
- А ещё какой рукотворный, - привсхлипнула мать.
- Ну почему, почему, - вдруг заговорил Ю, часто дёргая головой направо и чуть наверх, словно перехватив этот тик у Ба, - почему. Зачем она это сделала?
- По-гу-уби-или! - вдруг с готовностью заголосила Валя, словно Ю подал ей долгожданный сигнал, и тоже задёргала головой. - Погубили злые лю-уди!
- Валя, - мягко сказал Ди, - не мелите ересь. И уносите посуду, пора.
- А ты, - чернея, продолжил Ю, - зачем ты прекратил следствие?
- Идиот! - закричал отец. - Причём тут я? Следствие ведут следователи!
- Причём, причём! - закричал и Ю. - Подлеца можно и нужно было найти, имей только желание! Что тут искать, когда есть полный набор: мотоцикл, газы, мешок, эта, как её...
- Кулибка, - нехорошо улыбаясь на одну сторону, помог отец.
- Подлец весь в этом виден, как на ладони! У Достоевского - и то не так ясно...
- Окстись! - прервал Ю отец. - Филолог, да такие связи имеются между всеми в мире вещами. А опровергаются они показаниями, слышь? По-ка-заниями. И в этом случае все, слышь, все свидетели это делают: опровергают. Все тамошние уроды, включая их администратора, опровергают. Ещё бы, они там все в одном гешефте, кругом повязаны. Даже если все они врут, ничего не поделаешь. Так что... дело закрыто, филолог с Бейкер Стрит. С улицы Ильича! Можешь завести своё, конечно, но только - где ты-то найдёшь других свидетелей? Кто ж тебе-то что-нибудь расскажет? Ах, ты, Достоевский-Дубровский, где ж тот человек, который бы и знал всё - и рассказал бы...
А между тем такой человек был у него буквально под рукой, под левой: я сидел слева от него. Но он не знал этого. И никто не знал. Ну и, кроме "знал", было сказано "рассказал". А это - совсем другое дело, номер уже и не шестнадцатый.
- Знал и рассказал, - продолжал распаляться отец. - Да, такой человек есть...
Я весь подобрался.
- То есть, был. Знала и могла рассказать она сама. Ты бы, наконец, бросил свои идиотские игры, братец. Пора и тебе становиться взрослым. Только кур смешишь, а людям нормальным уже и не смешно, их от тебя мутит.
- Глотай слюни, - выдохнул я, переводя дух.
- Мальчики, - выдохнул и Ди, - не ссорьтесь.
- Вот ведь какой настырный, - не смог сразу остановиться отец, и вдруг, будто в этот миг его кто-то ужалил, заорал: - Почём знать, может твоя настырность от того, что отец ребёнка ты! И заодно мать, и заодно и другого ребёнка! Тихоня-одноклассник...
- Ну, ты, герой, - Ю произнёс это совсем тихо, но одновременно поднимаясь из-за стола, - герой... Ты знаешь, знаешь, как ты мне... со всем этим надоел!
Со "всем этим" Ю часто-часто простучал кулаком по столу.
- О, как ты мне надоел, как ты всем тут надоел! Своей работой, порядком, этим... долгом, рассуждениями, надутым превосходством, всезнанием, первенством... Иаков! Иаков! Своей увечной логикой, цари-ицей мысли, всеми своими увечьями, своими фронтовыми заслугами! Своим Ломброзом и парадонтозом, и протезом! Своим голосом...
- Ю-ю-ю! - вроде бы и присвистнула Ба. - Что с тобой случилось, Ю-ю?
- Мальчики, - твёрдо сказал Ди, - немедленно прекратите. Какая-то дикость... так - знаете, до чего можно договориться?
- До ереси, - шепнул я.
- Нет, пусть, пусть говорит! - закричал отец. - Наконец-то всё станет ясно. Пусть тихоня выскажет, что у него там в душе. По-вашему, он ещё не всё сказал, не до всего договорился, отлично. По-вашему, ещё не всё сказано, превосходно. Вы ждёте, что он наговорит куда больше... понятно, вы знаете, что можно наговорить, вы и сами того же мнения. Что ж, послушаем - что вы обо мне думаете на самом деле, все вы. Но сначала... ха-ха...
Он хотел засмеяться, но закашлялся. И пока он кашлял, все терпеливо ждали, когда ему удастся справиться с приступом удушья.
- Ха, виноват, конечно... Каюсь. Я нарушаю приличия, порядок в доме, этот... орднунг. Да, виноват. Заслужил по носу от всего высокого общества, нет, по ноге. Валяйте, я понимаю. Я понимаю, что я среди вас, нормальных, урод.
- Витя, - начала Ба.
- Постой и ты! - махнул вилкой отец. Ди не спускал глаз с её острых зубцов. - Я и тебя понимаю. Я всех вас понимаю. Кретин, я ведь знал, что мне нельзя сюда возвращаться. Шесть лет - они не прошли даром. Разве я этого не знал? После этих шести лет, да разве мне, такому, место тут, за вашим столом, среди вас... ч-ч-чёрт! Я же понимал, так зачем же я, урод, вернулся!
Он поставил локти на стол, подставил ладони и опустил в них лицо.
- Слушай, остались считанные дни, - заговорила мать. - И правда: наплюй, мы вот-вот переедем. Не слушай этого кретина.
- Ты, - совсем задохнулся Ю, - ты, Венера медицинская!
Отец сжал ладонями лицо и прогладил его, от висков до подбродка, как это делают молящиеся арабы. Щёки прискрипнули, мясо или сами кости. Впрочем, ничего странного, просто он забыл побриться.
- Ненавижу, - сквозь зубы прошипел он, не глядя ни на кого. - Всех не-на-ви-жу.
- И Ба? - спокойно спросил Ди.
- О, Господи, чёрт! - завопил отец и вскочил на ноги.
Протез звучно топнул в половицу, раз, другой, и затопал к двери. Скользя по тщательно натёртому мастикой полу, произведение Ю, отец кинулся к выходу. На первой же ступеньке он споткнулся и чуть не загремел, но удержался на здоровой ноге, нелепо изогнув в её сторону корпус, точь-в-точь бегун на треке. Продолжая так же изгибаться, он стал подниматься по ступенькам, кланяясь каждой из них: ставил здоровую ногу первой и потом подтаскивал туда протез. Все внимательно наблюдали за его действиями, и никто не пытался его остановить. Он с грохотом вывалился в тамбур. Хлопнула наружная дверь... Первым опомнился - кто же?
- Папа, - пискнул я, - чё дрыгаться-то?
- Что ты сделал с его отцом, - зловеще прошипела мать, тыча в моё темя пальцем. - Что ты сотворил со своим единоутробным братом, Каин.
Бледный Ю не отвечал. Он по-прежнему стоял у своего стула и постукивал по его спинке пальцами. Всё медленней, медленней... пока не остановился.
- Да, как ты мог это сделать, - сказал Ди.
Преисполненными тоски чёрными глазами Ю глянул на Ба, в её серо-голубые. В этот миг, как никогда, разительное его несходство с нею и такое же сходство с Ди, а, следовательно, - задним числом, - сходство с Ба отца, стало очевидно и тем, кто не замечал этого раньше. Кто не придавал этому раньше значения. Ю очень долгим взглядом посмотрел на Ба. И она... не ответила ему своим, пусть даже и совсем коротким. А только:
