Молчание Шахерезады - Дефне Суман
Она высвободила руку, встала, подняла с пола трубку и взяла из стоявшей на столике возле дивана серебряной табакерки щепотку сине-зеленой травы. Не сводя взгляда припухших глаз с Авинаша, набила трубку и зажгла ее зажигалкой месье Ламарка.
Даже скудного света керосиновых ламп хватило, чтобы заметить, как на лицо Авинаша упала тень. В последнее время Эдит стала слишком уж часто напоминать о том, что они не женаты, бередя его старую рану, которая по-прежнему кровоточила.
Много лет назад, в самый первый год их отношений, Авинаш заказал мастеру Мануэлю кольцо с большим алмазом, пришел к Эдит и попросил стать его женой. И вот ведь совпадение: в тот важный день, который Авинаш распланировал до секунды, Эдит оказалась одета как настоящая невеста: в белое пышное платье, многочисленные юбки которого спадали до самой земли, а на голове – соломенная шляпка, украшенная черешнями, такими же бордовыми, как и ее губы. То есть это случилось в те годы, когда в душе девушки царила легкость новой, свободной жизни в собственном доме, а угольно-черные глаза горели счастьем. Все шло так, как Авинаш и представлял в своей голове: они сидели у обложенного камнями декоративного прудика в саду дома на улице Васили, весенняя прохлада пробегала приятными мурашками по коже, а облетавший со сливовых и миндальных деревьев цвет стелился у их ног бело-розовым ковром. Казалось, все сошлось в этот счастливый день, когда кольцо с алмазом должно было скрепить их любовь.
И надо же было такому случиться, что ровно в тот момент, когда Авинаш закончил свою пылкую речь (которую на протяжении нескольких недель он писал и переписывал, проговаривал про себя, гуляя по набережной, снова менял, думал и составлял заново), ветер-шалунишка, тот же самый, что встретил его на палубе в самый первый вечер, когда он приплыл в Смирну, взял и сорвал с его головы шляпу, а Эдит не удержалась и захихикала, как маленькая девочка. Самый важный момент его жизни был испорчен из-за какого-то там ветра, что само по себе уже неприятно, но больше всего его обидело то, что Эдит, вместо того чтобы слушать зачарованно его слова, смеялась над улетевшей шляпой.
Но и этот смешок оказался чем-то совсем невинным и неважным – по сравнению с тем, что его ожидало, когда он догнал шляпу и вернулся к пруду: Эдит сидела, зарывшись носками туфель в лепестки миндальных деревьев, и крутила меж пальцев, обтянутых белыми перчатками, кольцо, а затем положила его назад в шкатулочку, украшенную золотыми цветами, и протянула ее Авинашу.
Молодой шпион, жизнь которого состояла из сплошной череды успехов, никогда прежде не знавал горечь поражения. Поэтому он не сразу понял, что именно только что произошло. В тот день даже море, казалось, хотело поддержать его и блестело на солнце лазурной гладью. В канун Пасхи все улицы принарядились, точно невесты, скатерти в домах и заведениях были накрахмалены, входы в лавки – украшены воздушными шариками, а на дверях таверн висели светильники с разноцветными лампами. Надев кольцо на палец Эдит, он собирался отвезти ее на прогулку по Кордону и даже нанял прекрасный фаэтон с полированным деревом и откидной крышей. И вот теперь, когда все вдруг пошло не по плану, он стоял, вскинув брови, совершенно ошеломленный.
Эдит же улыбалась, и в глазах ее искрились смешинки. Напрасно Авинаш искал в ее тонких чертах лица хоть намек на стыд или сожаление – все, что он увидел, это крапинки света от пробивающихся сквозь дырочки в соломенной шляпе лучей. Только теперь он сообразил положить шкатулочку в карман пиджака и смог заставить свои ноги пойти к черным железным воротам прочь из сада. Фаэтон ждал новообрученных на углу улицы, блестя на солнце полированной подножкой и сделанными вручную фонарями. Даже не поздоровавшись с извозчиком, он сел на кожаное с заклепками сиденье и велел ехать.
Наверняка Эдит отказала ему из-за того, что он индус. Не француз. И не англичанин. Вообще никто. Белая женщина просто поигралась с темнокожим мужчиной удовольствия ради. Должно быть, она берегла себя для кого-то другого – одного из тех снобов из высшего общества, с которыми она танцует на балах в клубе «Спортинг». А иначе как еще объяснить ту самодовольную улыбку, что он давеча видел на ее лице, и всякое отсутствие чувства вины?
Все те сомнения, что и прежде мучили молодого шпиона, проявились теперь с полной силой, и раны от этих сомнений закровоточили, разбереженные. Не представляющий ни значимости, ни ценности, человек второго, нет, третьего сорта. И то, что он выпускник Оксфорда и работает на англичан, ничего не меняет. Да, он именно такой. Мать каждый раз писала о том, что в Бомбее его уже ждет невеста и, как только он приедет туда, они сразу же поженятся; в ответных письмах Авинаш рассыпался в словах любви и уважения, но при этом темы женитьбы упорно избегал. Он не сомневался, что этот вопрос решится сам собой, когда он сообщит матери об их с Эдит свадьбе. Сначала родители наверняка разозлятся, но в конце концов мысль о том, что в невестках у них француженка, придется и им по душе. Все-таки сынок их был не придерживающимся традиций индусом, а человеком современным, получившим образование в Европе. Родители его поймут.
Теперь же все изменилось, Авинаш проиграл. Сидя в фаэтоне, со стуком ехавшем по мостовой Кордона, он запустил руку в карман пиджака и вынул украшенную золотыми цветами шкатулочку. Мастер Мануэль потратил на нее не меньше времени, чем на кольцо, даже приделал четыре крохотные ножки. До чего утонченная, до чего изящная! Она символизировала собой красоту, внимание и заботу – то есть саму любовь. Но Эдит этого никогда не понять! При первой же возможности следует отправиться в Бомбей, надеть это кольцо на палец той девушки, которую нашла для него мать, и привезти ее вместе с собой в Смирну. А Эдит и эти снобы-европейцы пусть идут к черту. Он отстроит себе особняк не хуже, чем у турецких генералов-пашей, и переберется в Корделио. И будет у него и свой собственный причал, и своя яхта, и личный пляж, где детки смогут плавать вволю, как рыбки.
Да, каждый все-таки ищет пару по себе.
Дедушка его, окажись на его месте, наверняка провел бы следующие дни в обители дервишей в глубоких раздумьях и размышлениях,
