Сестрины колокола - Ларс Миттинг
На несколько недель Бутанген заполонили чванливые бергенцы. Они вели себя совершенно бесцеремонно, и впечатление было, что их человек шестьдесят, а не двенадцать. Вернулся к работе Герхард Шёнауэр: прихрамывая, ходил вокруг, делал зарисовки и заносил в журнал все изымаемые детали. Работами руководил дельный и шустрый мужик по фамилии Микельсен. Он говорил по-немецки, за какой-то час разобрался в системе номеров Шёнауэра и приставил молодого сметливого парнишку из Фаны заняться маркировкой материалов.
Снимали колокола они тем же манером, что и местные столяры, но, как ни странно, у них балка вес колокола выдержала, и уже вскоре Халфрид спускалась вниз, слегка покачивая боками, словно всего-то и надо было попросить ее по-хорошему. По указаниям Герхарда Шёнауэра сколотили транспортировочную клеть с восемью ручками, чтобы ее удобно было нести четырем крепким мужчинам. Они вытащили ее наружу и поставили возле наружной стены. За ней последовала Гунхильд, аккомпанировавшая спуску мрачным минором, заглохшим, когда она с глухим стуком приземлилась.
– Переставьте их в сарай, рядом с новыми колоколами, – сказал Кай Швейгорд. Взгляды пастора и Герхарда Шёнауэра встретились, и они коротко кивнули друг другу.
* * *
Теперь зевак поубавилось. Люди взяли обыкновение заглядывать сюда раз в день. Постоят, уперев руки в бока, скажут «гм» и отправятся восвояси. Кай Швейгорд поймал себя на том, что поступает так же. Хотя он и считал бутангенцев строптивыми и чудаковатыми, ему было обидно, что нагловатые приезжие справляются с тем, чего не сумели сделать сельские столяры. Но он не мог не признать, что бергенцы идеально подошли для этого дела. Мало того что они обладали опытом разборки деревянной церкви, так еще были невыносимо самодовольны и высокомерны, причем не без оснований. Они были уверены, что им любая задача под силу. Эти потомки потерпевших крушение португальских моряков и ганзейцев не верили в хульдру, не пытались глубокомысленно толковать смену направления ветра или странные звуки, долетавшие с гор. Они бесстрастно приглядывались к конструкциям здания, доходили до сути теоретических посылок, лежавших в основе этих конструкций, и всаживали ломик туда, куда требовалось. На пасторской усадьбе они вели себя как хозяева, занимали лучшие спальные места, свободно расхаживали повсюду и выводили из себя Маргит Брессум, поскольку топали по дому в грязных сапогах, а на завтрак, обед и ужин требовали рыбы.
Бутангенская церковь таяла с каждым новым днем. Через пустоты в стенах стало видно, что там внутри. Откуда ни глянь, сквозь стойки каркаса церкви просматривается блестящая рябь на поверхности озера Лёснес. Вскоре строение перестало выглядеть как церковь. Доску за доской, бревно за бревном снимали и укладывали на землю, помечали номером согласно записи в журнале, а затем отвозили в сарай. Бергенцы ухитрялись почти ничего не повредить, и вскоре Кай Швейгорд уже не сомневался: все будет в порядке.
Астрид Хекне он давно не видел. Молодых девушек в селе практически не осталось – всех отправили на горные пастбища ходить за коровами. Рановато для такой холодной весны, но, видимо, местные сошлись во мнении, что нелишне будет отослать девушек подальше от языкастых и прилипчивых бергенцев.
Швейгорд представил, как она на восходе солнца поднимается по дороге на горное пастбище с веточкой рябины в руке, и подумал, что она просто не захотела видеть, как разбирают церковь, и еще, может быть, не пожелала видеть, что он руководит этими работами. Ничего, к концу лета вернется. Село станет другим, она станет другой, и все будет так, как она пожелала.
А он приятно удивит ее новенькой звонницей.
Разборка здания продолжалась. Скоро остались одни опорные столбы, вокруг которых и была выстроена вся церковь: двенадцать высоких, грубых столбов на одинаковом расстоянии один от другого. Они тянулись к небу, и, вероятно, примерно то же наблюдали люди, когда в правление короля Магнуса церковь только начали строить. Теперь эти столбы осторожно, по одному, расшатали, высвободили из опорных лежней и уложили на землю.
Бутангенская церковь прекратила существование. Остался один пол, и никто точно не знал, что скрывается под ним.
* * *
– Пора, господин пастор.
– Хорошо, – сказал отзавтракавший Швейгорд, выходя из-за стола. – Вчера вечером все успели подготовить?
– Все как вы велели, господин пастор.
Они отворили дверь и постояли на пороге, любуясь рассветом.
– Десять гробов? – спросил Швейгорд.
– Мы сколотили двадцать, чтоб уж наверняка. Ничего, применение им всегда найдется.
Швейгорд кивнул, и они двинулись к церкви.
– Немец не мешается под ногами? Хочу проделать все без лишнего шума, и любопытствующие нам ни к чему.
– Да он вроде как спит еще, а старшей горничной дано указание весь день к церкви его не подпускать.
– Служка на месте?
– Ждет указаний. Нас всего шестеро, а масляные лампы мы начистили и залили в них масла.
– Хорошо, – сказал Кай Швейгорд. – Нас ждет очень долгий день.
Подойдя к церковному участку, он оправил сутану, поудобнее ухватил Библию и коротко кивнул Микельсену. Он представлял, что все подполье окутывает гигантская пыльная перина, серая мука забытых деяний прошлого и мерзостных обычаев, скрывающая залежи скелетов и истуканов, копившихся по мере того, как у жителей Бутангена менялись представления о вере. Больше всего пастора беспокоило, что находится в гробах, которые, как он знал, наверняка здесь обнаружат. Лучше всего поскорее рассортировать мертвецов и без лишнего шума захоронить снова. Хуже всего будет, если ночью на место будущей стройки с целью «обеспечить сохранность прошлого» заявится учитель Йиверхауг со свитой и они начнут потрясать керосиновыми фонарями.
Швейгорд задумался о том, как давно сколочены эти гробы, и принялся рыться в королевских указах, которые сохранил прежний пастор. Выяснилось, что хоронить в подполье прекратили в 1805 году, и такой указ он и сам бы издал. Не годится, чтобы здание, освященное ради поклонения верховному существу, использовалось для хранения разлагающихся тел.
Швейгорд покачал головой. Тление. Всю весну его подташнивало от
