Антон Чехов - Том 22. Письма 1890-1892
Ах, подруженьки, как скучно!* Если я врач, то мне нужны больные и больница; если я литератор, то мне нужно жить среди народа, а не на Малой Дмитровке с мангусом. Нужен хоть кусочек общественной и политической жизни, хоть маленький кусочек, а эта жизнь в четырех стенах без природы, без людей, без отечества, без здоровья и аппетита — это не жизнь, а какой-то <…> и больше ничего.
Ради всех ершей и щук, к<ото>рых Вы поймаете в своем зарайском имении, прошу Вас, издайте английского юмориста Бернарда*. Отдайте в набор.
Кланяюсь Вашим низко. Будьте здоровы тысячу лет.
Ваш А. Чехов.
Н. М. Ежов послал Вам рассказ «Мелкие натуры»*. Спрашивает: годится ли?
Альбову М. Н., 22 октября 1891*
1025. М. Н. АЛЬБОВУ
22 октября 1891 г. Москва.
22 окт. 91
Многоуважаемый Михаил Нилович!
Я немножко потерял голову*. Повесть, о которой я извещал Вас* в последнем письме, я отложил пока в сторону. Нецензурность ее не подлежит теперь никакому сомнению, и посылать ее Вам значило бы только тратить попусту время и оставить Вас без рассказа, который Вы хотите получить от меня непременно для январской книжки. В Москве недавно был Суворин и, когда я прочел ему первые 20 строк повести и рассказал сюжет, то он сказал: «Я бы не решился это напечатать». Ну, я немножко потерял голову и решил так: эту повесть оставить до поры до времени и написать для Вас что-нибудь другое.
Я и пишу*, хотя, признаться, писанье мое туго подвигается. В первых числах ноября я буду в Петербурге и повидаюсь с Вами. Постараюсь, чтобы к тому времени рассказ был готов; если же он и не будет готов, то я кончу его в Петербурге.
Простите ради создателя.
Ваш А. Чехов.
Чехову Ал. П., 24 октября 1891*
1026. Ал. П. ЧЕХОВУ
24 октября 1891 г. Москва.
24 окт.
Печатают меня по средам и вторникам или вовсе не печатают — для меня решительно всё равно*. Отдал я повесть, потому что был должен «Нов<ому> времени», и если бы не последнее обстоятельство, то повесть моя печаталась бы в толстом журнале, где она вошла бы целиком, где я больше бы получил и где не было бы жужжанья моих уважаемых товарищей*. Они видят монополию… Ну, стань на их точку зрения и скажи им, что я был великодушен и не печатался около двух лет, предоставляя 104 понедельника и 104 среды и Петерсену, и Маслову, и каторжному Жителю… Попроси Суворина, чтобы он отдал среды — разве они мне нужны? Они мне так же не нужны, как и мое сотрудничество в «Нов<ом> вр<емени>», к<ото>рое не принесло мне как литератору ничего, кроме зла. Те отличные отношения, какие у меня существуют с Сувориным, могли бы существовать и помимо моего сотрудничества в его газете.
Денег в конторе больше не бери, ибо я просил, чтобы они поступали в уплату моего долга по газете.
Ах, как я завертелся! Денег совсем нет, а брать их неоткуда, и, к несчастью, свадьба моя на богатой — одна только сплетня*.
Все наши здравствуют.
Поклонись своим наследникам и супруге.
Твой А. Чехов.
Линтваревой Н. М., 25 октября 1891*
1027. Н. М. ЛИНТВАРЕВОЙ
25 октября 1891 г. Москва.
25 октябрь.
Уважаемая Наталья Михайловна, я не уехал в Нижний, как хотел, и сижу дома, пишу и чихаю. Морозова была у министра*, он категорически запретил частную инициативу и даже замахал на нее руками. Это как-то сразу повергло меня в апатию. А тут еще сплошное безденежье, чиханье, масса работы, болезнь тетки, которая сегодня умерла, неопределенность, неизвестность — одним словом, всё собралось в кучу, чтобы удержать такого ленивого человека, как я. Отъезд свой я отложил до 1-го декабря. В декабре совсем переберусь куда-нибудь в провинцию и буду жить по-дачному. Поеду в Нижний, а оттуда — куда глаза глядят.
Без Вас долго было скучно, а когда уехал персидский шах*, стало еще скучнее. Я приказал никого на принимать и сижу в своей комнате, как бугай в камышах — никого не вижу и меня никто не видит. Этак лучше, а то публика и звонки оборвет и кабинет мой превратит в курильню и говорильню. Скучно так жить, но что делать? Подожду лета, тогда дам себе волю.
Продаю мангуса с аукциона*. Охотно бы продал и Гиляровского с его стихами, да никто не купит. По-прежнему он влетает ко мне почти каждый вечер и одолевает меня своими сомнениями, борьбой, вулканами, рваными ноздрями, атаманами, вольной волюшкой и прочей чепухой, которую да простит ему бог.
Печатается в «Русских ведомостях» «Сборник» в пользу голодающих. С Вашего позволения, я велю выслать Вам один экземпляр наложенным платежом.
Ну, будьте здоровы и счастливы. Привет и поклон всем Вашим.
Географ А. Чехов.
Вся моя фамилия кланяется.
Все наши здоровы, но грустны. Тетка была общей любимицей, считалась у нас олицетворением доброты, ласковости и справедливости, если только всё сие олицетворить можно. Конечно, все помрем, но все-таки грустно.
В апреле я буду в Ваших краях. Надеюсь, что весной у меня денег будет целая куча. Сужу по примете: нет денег — перед деньгами.
Поклон великомученику Иваненко. Да помянет он меня в своих святых молитвах!* Есть надежда, что на Рождестве он будет в Москве.
Суворину А. С., 25 октября 1891*
1028. А. С. СУВОРИНУ
25 октября 1891 г. Москва.
25 окт.
В редакцию «Нового времени» от учениц пансиона Ржевской в пользу голодающих поступило 5 р. 85 к. Это велите напечатать, а деньги я отдал Алексею Алексеевичу.
Я отсоветовал Ал<ексею> Ал<ексеевичу> ехать в Зарайск. Во-первых, ехать человеку с насморком по кочковатой дороге, 25 верст, по дорогам, где теперь не проедешь ни на санях, ни на колесах — это не совсем ладно; во-вторых, зимою осматривают именья только тогда, когда хотят в них разочароваться; в-третьих, он может и в апреле съездить, именье не уйдет, а планы могут измениться, и, в-четвертых, мне хочется с ним завтра пообедать у Тестова — это важнее всего.
Печатайте «Дуэль» не 2 раза в неделю, а только один раз*. Печатание два раза нарушает давно заведенный порядок в газете и похоже на то, как будто я отнимаю у других один день в неделе, а между тем для меня и для моей повести всё равно печататься, что один, что два раза в неделю.
Среди петербургской литературной братии только и разговоров, что о нечистоте моих побуждений. Сейчас получил приятное известие, что я женюсь на богатой Сибиряковой*. Вообше много хороших известий я получаю.
Каждую ночь просыпаюсь и читаю «Войну и мир». Читаешь с таким любопытством и с таким наивным удивлением, как будто раньше не читал. Замечательно хорошо. Только не люблю тех мест, где Наполеон. Как Наполеон, так сейчас и натяжки, и всякие фокусы, чтобы доказать, что он глупее, чем был на самом деле. Всё, что делают и говорят Пьер, князь Андрей или совершенно ничтожный Николай Ростов, — всё это хорошо, умно, естественно и трогательно; всё же, что думает и делает Наполеон, — это не естественно, не умно, надуто и ничтожно по значению. Когда я буду жить в провинции (о чем я мечтаю теперь день и ночь), то буду медициной заниматься и романы читать.
В Петербург я не приеду.
Если б я был около князя Андрея, то я бы его вылечил. Странно читать, что рана князя*, богатого человека, проводившего дни и ночи с доктором, пользовавшегося уходом Наташи и Сони, издавала трупный запах. Какая паршивая была тогда медицина! Толстой, пока писал свой толстый роман, невольно должен был пропитаться насквозь ненавистью к медицине.
Будьте здоровы. Тетка* умерла.
Ваш А. Чехов.
Червинскому Ф. А., 25 октября 1891*
1029. Ф. А. ЧЕРВИНСКОМУ
25 октября 1891 г. Москва.
25 октябрь.
Я говорил Суворину, когда виделся с ним в Москве*, и сегодня говорил с его сыном, который теперь в Москве, но они мне ничего не сказали определенного, оттого, вероятно, что сам я говорил очень неопределенно. Вы не сообщили мне цифр; сколько будет стоить издание, каков будет первый взнос, на какое время рассрочка и проч.? Поневоле я говорил одни только общие места, и поневоле мне отвечали «гм». И когда я говорил, для меня ясно было, что в таких коммерческих делах, как рассрочка, печатание и проч., мой голос перед Сувориным не имеет никакого авторитета. Вы спрашиваете: зависит ли от Неупокоева дать или не дать рассрочку? Честное слово, не знаю. Если бы я жил в Петербурге, то охотно бы занялся разъяснением этих вопросов, но на расстоянии, уверяю Вас, я так же силен и бессилен, как и Вы. Будьте бойким, развязным* и игривым молодым человеком, не тратьте времени на выжидания, на вопросы и обратитесь в типографию самолично. Это вернейший и кратчайший путь. Я же наверное могу пообещать Вам только одно: с удовольствием прочту Вашу книгу. Я рассчитывал быть в Петербурге в ноябре — тогда бы я мог сделать что-нибудь, но планы мои изменились, и я решил сидеть в Москве до декабря.