Пропавшие наши сердца - Селеста Инг
Сэди умолкает, вздыхает, и Чижу ясно, что сейчас лучше ни о чем не спрашивать.
Она говорит, что рано отчаиваться, продолжает Сэди. Говорит… говорит, ну а вдруг повезет?
За день до того, как появился Чиж, очередная версия Доми завела в тупик, и Сэди она рассказала об этом осторожно, как сообщают новость о смерти. Будем искать дальше, заверила она, крепко обняв Сэди.
И спросила: а если бы я могла исполнить любое другое твое желание, чего бы ты хотела?
Сэди призадумалась.
День, когда можно делать все, что захочется, ответила она. Без чужих глаз, без слежки, без надзора. Всего только день.
Хмм, протянула Доми, задала ты мне задачку. Но что-нибудь да придумаем. Если ты согласна подождать немножко, до лучших времен.
И вот они здесь, Сэди и Чиж. Впереди у них целый день без присмотра, без надзора. День полной свободы.
Она мне рассказывала, говорит Сэди, про то, что они с твоей мамой видели в Кризис. Что делали – и чего не сделали. И что сделали бы по-другому. А помнишь тот день, когда ты пришел? – добавляет она с гордостью. Это я ей подсказала, какие тебе задавать вопросы. Она пришла ко мне наверх и говорит: о чем бы ты спросила, чтобы убедиться, что перед тобой Чиж, а не самозванец? А я ей: спросите про велосипед. Про хлопья на завтрак, про школьный обед.
Ты знаешь, спрашивает Чиж, чем занята моя мама?
Сэди отвечает не сразу.
Доми мне не объясняла, признается она. Твоя мама заходила несколько раз, обсудить планы. Я подслушивала, добавляет она хитро. Но почти ничего не смогла разобрать.
Они вместе прикидывают. По их подсчетам, Маргарет разбросала тысячи крышечек, по всему городу. Дома у Герцогини Сэди просматривала газеты, следила за новостями по телевизору и в интернете – никаких подозрительных устройств, спрятанных в крышечках от бутылок, никто не находил. Все спокойно – по крайней мере, в городе. Если они что-то готовили, то пока не осуществили. Неделю за неделей оно зрело, неотвратимо, словно натягивалась пружина.
Что-то будет! – говорит Сэди.
Еще бы, вторит Чиж. Мама ничего не делает наполовину.
И Доми, по-моему, тоже.
Их взгляды встречаются.
Чиж, говорит Сэди, я точно знаю, после этого все переменится. После того, что они затеяли.
Они умолкают, пытаясь представить, какая жизнь настанет. Чиж вскакивает, кипя от нетерпения, ищет, куда выплеснуть избыток чувств.
Пойдем к воде, предлагает он.
Они шагают по тропинке к краю леса, и вот она, бухточка, – искрится на солнце, синеет до самого горизонта. Чиж подбирает камешек и кидает подальше в море. Плюх! – и вода заглатывает камешек залпом, и от него расходятся круги, бегут к берегу, к ногам Чижа. Правду говорила Герцогиня – куда ни глянь, никого, ни признака человеческого жилья, только серебряная гладь бухты, а со всех сторон густые деревья. С высоты, должно быть, кажется, будто это великан ткнул пальцем прямо у воды, и получилось отличное место для домика.
Никогда еще Чиж не был так далеко от людей. Сколько он себя помнит, рядом были люди – присматривались, прислушивались. Даже если их не видно, все равно знаешь, что они тут – за окном, за стеной, за углом. А здесь никого, и он, Чиж, чувствует себя гигантом. Вдруг Сэди ахает, и он тоже, спугнув с соседнего дерева стаю воробьев, – и вот оба уже бегут, визжат, месят ногами гальку, гоняют белок, пугают бархатистых бурундуков, что прячутся под корнями деревьев. Когда Чиж и Сэди, счастливые, падают без сил на песок, звенящая тишина, что обступает их, кажется им громче собственных голосов. В этот миг они и думать забыли о родителях. Они просто дети, за игрой.
Давай зайдем в воду, предлагает Сэди. По щиколотку, и все.
Сняв кроссовки, носки и закатав по колено джинсы, оба заходят в воду, и от их ног разбегаются небольшие мутные круги. Вода ледяная, но они не замечают холода. Здесь полно деревьев, есть где полазить, – не чахлые кустики вокруг школьной площадки, что пробиваются сквозь асфальт, а настоящие, высоченные деревья, даже Сэди не рискнула бы долезть до вершины.
Весь день они подмечают то одно, то другое: вот листок клевера, а на нем светлый узор, будто кто-то вывел тонкой кистью галочки. Вот семейка грибов с ярко-рыжими шляпками; вот нежные зеленоватые лишайники, прилегают к стволу дерева плотно, словно рыбья чешуя. Вот стройная молодая березка с такой густой кроной, что клонится к земле, согнулась почти в дугу, но живет, растет вопреки всему, тянет к свету зубчатые зеленые листья. Октябрь на исходе, скоро зима, а в лесу жизнь не замирает.
Близится вечер, но тут Сэди вскрикивает, и Чиж, подбежав, едва успевает увидеть, как по песку семенит маленький краб величиной с монету. Приглядевшись, Чиж замечает их всюду – они тут и там, даже не особо прячутся. Он не присматривался до сих пор, вот и не замечал. Чиж и Сэди пробуют ловить крабов – гоняются за ними по берегу, пытаются сгрести их в ладони, один даже хватает Сэди крохотными клешнями за палец, но в руки они не даются – прячутся в песчаные норки, меж камней, исчезают в воде.
Нужна куриная ножка, заявляет Сэди со знанием дела. И опускается на корточки. Без нее никак. На нее ловятся большие крабы, куда крупнее этих.
Она умолкает.
Мама однажды летом взяла меня с собой ловить крабов, продолжает Сэди после паузы. Привязываешь к леске куриную ногу, закидываешь в воду, а когда краб клюнет, тянешь леску на себя, по чуть-чуть, вытаскиваешь краба – и в сачок.
Чиж представляет, будто его родители, шлепая по мелководью, учат его ловить крабов. Оба смеются, как в прежние времена. Тянут леску с тяжелым уловом. Вдруг он спохватывается: сколько сейчас времени, чем занята мама, начала ли уже задуманное? В синем небе ни облака, но Чиж все равно вглядывается, крутит головой – не принесет ли ветром со стороны города клубы дыма.
Разве крабы курицу едят? – спрашивает он, отогнав непрошеные мысли, и Сэди кивает: они всеядные.
Мама мне рассказывала, продолжает Сэди, перекатываясь с пятки на носок, про то, что бывает в тех краях, где она росла. Примерно раз в год, ночью, много-много крабов выползает на сушу. То ли приливы-отливы на них действуют, то ли фаза луны, то ли что-то другое. Называется это «праздник». Встаешь среди ночи, идешь к морю, а их у берега тьма-тьмущая. Так и ползают, хоть голыми руками их собирай и таскай ведрами. Люди их грузовиками возили. Мама и вся ее родня – дядья, тетки, двоюродные братья-сестры –
