Пуанты для дождя - Марина Порошина
Евгений Германович принялся за салаты, собрав в кулак все свои хорошие манеры, и все равно казался себе похожим на обжиравшегося на окне Тихона.
— Так вот. Звонит сегодня эта стерва… — голос рассказчицы звучал эпично, как «в некотором царстве, в некотором государстве». — Я ей и говорю: приходите, голубушка, если уж вам так хочется, забирайте.
— М-м-м? — проявил интерес Евгений Германович, орудуя вилкой, которую он с удовольствием заменил бы на ложку, но есть селедку под шубой ложкой в присутствии дамы было все же неловко.
— Она пришла, значит. Маруся еле ходит, на глазах помирает, облезлая, вся в лишаях, шесть слиплась. На хозяйку свою бывшую и не посмотрела, аж отвернулась — ну это-то она по Тише убивалась. Вот, говорю, хотите — берите. Но она заразная и весь ваш питомник вам перепортит. Вот и справка, говорю, от ветеринара. Она справку-то как увидела, аж вся перекосилась, да как давай орать! — Надежда Петровна даже зажмурилась от удовольствия, вспоминая эту сцену.
— И что? — Моцарт смог перестать жевать на минуту, так был заинтригован.
— А что? Поорала, судом погрозилась, что мы ее кошку угробили, плюнула и ушла. Все, наша теперь Маруся. Не докажет она ни-че-го. Я с адвокатом советовалась. Да вы зайки мои!
Зайки, наевшиеся от пуза, сползли с подоконника и подошли к ней с двух сторон — тереться об ноги и благодарить. Получивший передышку Евгений Германович расправился, наконец, с селедкой под шубой, выпил два стакана морса и смог перевести дух. Перевел и тут же приступил к расспросам более детальным. Надежда Петровна с удовольствием пересказала события еще раз. История вскрылась занимательная.
В пятницу днем, когда Надежа Петровна вернулась домой, злая, как фурия, волоча под мышкой Марусю и ее приданое, Пашка был дома. После того, как в прошлый раз сын дал ей умный и полезный совет, Надежда Петровна прониклась к нему уважением. Уважение подкрепилось еще и тем, что последние несколько месяцев Павел регулярно ходил на работу, вдруг стал без напоминаний платить коммуналку и покупать продукты, а пить перестал вовсе, только если пиво. Она выложила сыну все, как есть: кошку отдавать нет никакой возможности, а хозяйка грозится судом и кричит, что ее кошка стоит миллион, вот дура. Павел выслушал, подумал. И весомо так, по-мужски, сказал:
— Успокойся, мать. Придумаем что-нибудь для вашей кошки. Мы своих не выдаем.
Надежда Петровна едва не прослезилась от гордости за сына — мужик в доме, а она и не заметила. Точно, дура. Вечером в воскресенье он привел какую-то тетку, внешности вполне обыкновенной: серые глаза, русые волосы, щекастая (но зато с ямочками), кругленькая такая, невысокая, какая-то мягкая вся, на булочку похожая. Хотя может, потому кругленькая, что беременная, месяцев семь, прикинула на глаз Надежа Петровна. Павел объяснил, что Саша — ветеринарный врач. Пусть она Марусю посмотрит и даст им совет.
Александра взяла кошку в руки, ловко и аккуратно осмотрела, что-то ласково приговаривая, присвистнула и осторожно поставила на пол, как драгоценную статуэтку. Мать и сын посмотрели на нее с удивлением.
— Не повезло вам, — вздохнула Саша. — кошка эта, конечно, стоит не миллион, но тысяч двести точно.
Слушатели потеряли дар речи и вытаращились на Марусю так, будто у нее отросли рога или крылья.
— Если я не ошибаюсь, это порода као-мани. Раньше их держали только короли Тайланда и считали, что эта кошка притягивает удачу, богатство и долголетие в дом. И сейчас это очень редкая порода, в России их единицы, да и в мире не много. Я вообще не слышала, что у нас в Екатеринбурге као-мани есть.
— Санечка, а может, вы ошибаетесь? — жалобно спросила Надежда Петровна, убитая ее эрудицией.
— Нет, у вашей кошки все прямо по стандарту, и глаза совершенно особенные. Их еще называли кошками с алмазными глазами.
— А что разноцветные они у нее? Может, бракованная она? — искал варианты Павел.
— Нет, это часто бывает. На цену не влияет. Эти кошки даже в соревнованиях редко участвуют, им не с кем соревноваться, их просто показывают. Я вам больше скажу: она у вас еще и глухая, это недостаток породы, который часто встречается. И даже это на стоимости кошки не сказывается.
— Так она же все слышит! — не поверила Надежда Петровна. — И музыку любит! Германыч как играть, так она шасть на пианино и сидит, слушает!
— Она вибрацию ощущает, — пояснила Александра. — И за руками следит. Впрочем, Бетховен тоже сочинял музыку, потеряв слух. Может, Маруся у вас — кошачий Бетховен.
Она улыбнулась, на щеках образовались ямочки, Пашка глянул на нее и тоже заулыбался.
— Ага, Моцарт у нас уже есть. Нам только вот этого вот… как его… не хватало, — расстроилась Надежда Петровна.
— Саш, так что, ничего сделать нельзя? — пришел в себя Павел.
— Не знаю… Я уверена, что та женщина заплатила за кошку большие деньги, купила ее для разведения, рассчитывала заработать…
— Так отдавать, что ли? — едва не плакала Надежа Петровна, прижимая к себе кошку и отчаянно жалея глухую брошенную сиротинку, на которой злые люди собираются зарабатывать деньги. — Следила бы за своим добром, ворона! Может, ее вообще бы собаки порвали или машина переехала… А теперь отдать?!
— Давайте я подумаю. И вечером позвоню, — пообещала Александра, и Павел отправился провожать ее домой.
…Рассказчица взяла паузу и глотнула морса, как делают докладчики. Моцарт, забыв о еде, весь превратился в одно большое заинтересованное ухо. Коты нежились на полу в обнимку, дремали под журчание рассказа, как под звук водопада.
— Дальше-то что? — не выдержал Моцарт.
А дальше стало еще интереснее. Перед назначенной на понедельник встречей Павел опять привез Сашу. Надежда Петровна встретила гостью, как самого дорого родственника: теперь ей вдвойне не хотелось отдавать «бедную несчастную кису» какой-то наверняка злой и жадной тетке. И Саша принялась за дело. Она местами выбрила кошке шерсть, в нескольких местах намазала какой-то мазью, отчего оголенные участки кожи покраснели. Набрызгала на шерсть какой-то воды и высушила феном, шерсть на глазах слиплась и приобрела неопрятный вид. Маруся немедленно принялась чесаться, и вид стал у нее совершенно несчастный и больной. Саша сказала не волноваться: мазь безвредная, на шерсти — сахарный сироп. Зато кошка теперь похожа на лишайную, и если у той дамы свой питомник, то она не рискнет забирать кошку в таком состоянии. При первой возможности Марусю надо будет хорошенько вымыть, и все пройдет. Шерсть на оголенных местах отрастет, правда, выставки Марусе в ближайшее время не светят с таким макияжем. Да и вообще, если у нас все выгорит,
