Неизвестен Автор - Без названия (Я вскочил с дивана)
Пол во всем доме Мечетова был грязный, липкий, будто измазанный пластилином. Жена не работала, Паша получал всего сто рублей, но жена по вечерам, и ночам в особенности, все-таки изловчилась добывать деньги! Продавала водку и вино, закупленные днем в червоточных очередях...
- Старший сын еще вроде бы - не дурак, что-то соображает! А младший бандит! Когда ему исполнится лет десять-двенадцать, - я убегу из дома! говаривал как-то безысходно и равнодушно Мечетов.
- Ты же ему сам внушаешь, что он бандит, каждый день по возможности повторяешь, напоминаешь, а он, ты смотри внимательно, присмотрись, Паша, слушает, и ему это уже начинает нравиться! Так и действительно он у тебя станет бандитом! - убеждал я безрезультатно Мечетова.
А вскоре его шестилетний сын залез и затащил с собою старшего брата в соседний дом: все там переломали, что-то пытались украсть...
Мечетов абсолютно не уделял времени воспитанию своих детей.
- Я писатель! - говорил он своей жене. - Тебе они нужны - воспитывай, а мне работать надо, хочешь, вообще уйду из дома!
И уходил частенько к своим родителям, которые тоже выпивали, и жене Мечетова ничего не оставалось, как смириться.
Писал Паша очень много и очень быстро...
Конечно же о высоком качестве говорить нельзя было, но количество основательно возвеличивалось в ранг качества: Мечетов сочинил около десятка романов, несколько повестей, тучу рассказов, бесчисленное множество стихов, поэм, статей...
Пока Паша не публиковался, было у него одно горе - жажда издаваться! Но как только Мечетов начал читать свою фамилию на страницах журналов и газет, сразу же пришли новые горести! Но такие коварные, неосознанные, неизвестно отчего и почему возникающие!
Если раньше конкретная цель - печататься - вызывала от своего невоплощения истошные боли в душе, раздражала, взрывала, звала и устремляла, то теперь...
Теперь происходило совершенно непонятное, и подозрения уже начинали вкрадчивую подозрительность свою вживлять в наболевшее сознание Паши.
- Что ты ноешь все время?! - укоряла Мечетова его жена. - Ложись и лежи, но прежде ноги попарь да горло пополоскай!
- Чума ты! - вопил Паша в ответ на жену. - Ты что, не видишь, идиотка, - я умираю: четвертый месяц уже ангина и бронхи как каменные! Простуда!
- Так я тебе и говорю, что лечиться надо, в постели полежать!
- Нет! Тут что-то не так! - озадачивался простуженный Паша. - Всю весну и теперь уже лето болею! Может, меня отравили? Слышишь?!
- Что?! - отозвалась жена.
- Я говорю, может, меня кто-нибудь отравил? А? Как ты думаешь?
- Дурак, кому ты нужен!
- А что, я вон у Капли был в прошлом году в гостях, съел у него тарелку борща - заболел живот и до сих пор вон побаливает!
- Так что, тебя Капля, по-твоему, отравил, что ли?! - расхохоталась жена.
- А что? Всякое может быть! - не очень-то уверенно проговорил Паша. Что ты смеешься?! - заорал он на развеселившуюся супругу. - Может, меня хотят убрать, может, я кому-то мешаю?!
- Ну и дурак же ты, Паш! Кому ты нужен, кроме меня!
- Кому нужен, кому нужен, - не знаю! - огрызнулся Мечетов на жену. И все-таки... - рассуждал он. - Я заболел простудой где-то в начале марта... А что же было в начале марта? Где я был, у кого, что делал?.. Ничего не помню!.. Хорошо... А какие события тогда, в начале марта, происходили?.. Ага! В начале марта вышел в свет журнал с подборкой моих стихов, я ходил за этим номером сам в редакцию. Так-так... Это уже дает основание что-то да вспомнить... В редакцию я ходил в среду... Посмотрим по календарю - среда, четвертое марта.
И понесло, и поехало, и потащило Пашу по следам воспоминаний: с кем виделся, у кого был в гостях, кто и что говорил, делал и тому подобная распутица воображения рисовала перед Мечетовым картины тех дней...
Дальше рассуждения Паши теряли какую-либо основательность и убедительность, ибо, самое главное, суть, с которой Паша так хорошо и догадливо начал свои рассуждения, была пренебрежительно отодвинута, забыта в стороне, она послужила лишь отправной точкой для бестолкового завихрения мозгов по поводу отравления! И только! А жаль! Ведь если бы Паша сообразил разлистнуть тот журнал, мартовский номер, где красовалась его подборка стихов, то он, присмотревшись повнимательнее и сопоставив кое-какие детали, верно бы смог определить, откуда сквознячок дует, поддерживая его продолжительную простуду!
Я прокручивал в Астрале заново картину Пашиных переживаний по поводу простуды и отравления, подразумеваемого последним.
Это мне хорошо было понимать и рассуждать за кулисами физического мира, у холодных кадров Астрала, рассуждать и правильно видеть сокровенность Пашиной простуды, а ему-то, каково ему!...
Да и как он, Паша Мечетов, мог расшифровать, хотя и пытался, тайну своей простуды, тайну публикаций!
А дело было так...
ПРОСТУДА
Для того чтобы победить астральную шайку, а точнее - ее коллективную волю в Астрале, я должен был не спеша выяснить, как бы исподволь, со стороны подглядывать, созерцать, анализировать то, чем занималась эта преступная группа.
И все это терпение мое могло в какое-то единое мгновение вылиться в один-единственный долгожданный вывод-действие, который озарит мою душу знанием предмета, светом неприкосновенности, ибо то, что понятно, над тем уже не задумываешся, оно начинает восприниматься сразу, целиком, автоматически переходит в своеобразный рефлекс чувств и образов, мыслей, а значит это, понятое, больше не требует затора, траты энергии для овладения им! И тогда, тогда я вернусь в свое земное тело "автоматом" - как говорил мой наставник Иван.
Итак, постепенно приближался я к заветному выводу-действию, к свободе. И в этом начала мне активно помогать Екатерина!
Не знаю, что именно побуждало ее. Видимо, изрядно замусоренная, но все-таки сердечно ощутимая, природная человечность, врожденная чуткость чувств говорили в ней...
Таким образом, мне удалось побывать в Астрале актового зала кинотеатра на одной из магических церемоний астральной шайки Остапа Моисеевича...
А дело было так...
Остап Моисеевич, в образе все того же дьявола: с длинным хвостом, копытами вместо ног, с густой шерстью по всему телу, рогами и женской грудью, но с мужским половым членом, сосредоточенно восседал в ярко-красном кресле, за широко распростертым месяцеобразным столом, покрытым черным бархатом. Он восседал как раз посередине выпуклости стола, вплотную к ней, так, что острые углы стола были направлены от восседающего вперед, будто массивные рога!
Позади Остапа Моисеевича, метрах в двух, в таких же точно, словно кровавых, креслах, установленных в ряд, сидели, не шелохнувшись, будто манекены - все члены преступной группы.
В космической дали, на зеленом фоне появился перед неотрывным взором астральной шайки светлый квадрат, он немного пошатывался по сторонам и приближался, увеличиваясь тем самым в размерах...
И вот квадрат стал распознаваем в своей сути, он вырос уже в несколько выпуклый, огромной величины экран.
- Кто первый? - торжественно вопросил Остап Моисеевич, обращаясь к шайке, но не поворачиваясь к ней лицом.
- Надо убрать одного поэта! - воскликнула задорно Зоя Карловна и положила на левое плечо свою длинную, толстую косу, погладив ее.
- Мотив? - все так же, не поворачиваясь даже на голос библиотекарши, произнес дьявол.
- Если этот поэт прорвется на коллективную память, то многие наши потеряют авторитет, а следовательно, будет ущемлена наша власть, последствия непредсказуемы! - отрапортовала ведьма.
- Ясно! - согласился дьявол, но спросил еще: - А Созерцатель знает об этом?
- Да! - тут же, не задумываясь, подтвердила Зоя Карловна. - Это его собственное пожелание, посыл! - добавила она.
- Хорошо! Что там у этого поэта сейчас намечено из ближайших публикаций? - будто задал вопрос молчаливому экрану дьявольский магистр.
На экране появилась книга, она выглядела объемно, увеличенно.
Наблюдая за всем этим из своего астрального укрытия, я без труда прочел название книги: "Счастливый сон" - это был поэтический сборник на двенадцать авторов.
Заперелистывались страницы, и вот я прочел название очередной подборки стихов, имя ее автора - Игорь Золотов, "Память моя..." Затем начали перелистываться страницы самой подборки.
- Стоп! - оранул Магистр, страницы замерли. - Это то, что нам надо, уверенно сказал Остап Моисеевич.
И вот на экране - только одна страница: крупным текстом напечатано название стихотворения - "По кругу", а ниже названия - сам текст стихотворения.
Неожиданно первые две строки увеличились до размеров экрана, и я прочел их: "Передаем дыхание по кругу... Но жалко, что не все, и в том беда..."
Магистр, немного помедлив, громко прочел эти строки вслух, помолчал, прочел еще раз, но тише, как бы раздумывая, потом перечитал еще раз, врастяжку.
- Так, - сказал, заметно оживившись, дьявол. - Нам надо, всему тому, что дано этому поэту от Бога, - не дать воплотиться полностью, убрать его навсегда из поэтической среды!... Сделаем так, - подытожил магистр, - в слове "передаём" - опустим букву "ё", и тогда получится другое совершенно слово: "передам". А значит, не "Передаём дыхание по кругу...", а "Передам дыхание по кругу... Но жалко, что не всё, и в том беда..." Во второй строке "ё" в слове "всё" заменим на "е"! И получится: "Передам дыхание по кругу... Но жалко, что не все, и в том беда..." Отлично! В мире все есть энергия, и даже напечатанные буквы! Ха-ха! Пусть этот поэт и передаст дыхание "по кругу" - наши люди подхватят его с превеликим удовольствием! Он - уступит свое место в коллективной памяти, что ему суждено, не выполнит от Бога! Не правда ли, ребята?! - обратился Остап Моисеевич к членам своей шайки, все так же не поворачиваясь к ней лицом.
