Интим не предлагать, или Новая жизнь бабушки Клавы - Лина Богданова
Взвесив все возможные для невмешательства причины, Тарасовна не стала дожидаться конца переполоха, а, прихватив сумку, поковыляла в сторону проспекта. До церкви приходилось добираться на троллейбусе. А потом два квартала пешком. Тут не до соседских катаклизмов, с собственными проблемами бы управиться.
— Ежели что, — оправдывалась старуха перед зудящей в подреберье совестью, — в свидетели пойду. Нужно будет, опознаю грабителя, женщина я смелая. Да и собака не для развлечений там оставлена, если вусмерть идиота не загрызет, так понадкусывает, чтобы впредь на рожон не пер. Ну и вор пошел — ни ума, ни фантазии, прости Господи! А ты страдай!
— Ну вот и все, а ты боялся! — Николай поднатужился и вытянул пса на свет Божий.
Тот подскочил. Истерично залаял. Тут же смолк. Смутился. Оглянулся вокруг. Оторопел. Средние звенья порушенного забора накрыли старый матрац. От будки осталась куча ломаных досок, покрытая сверху злополучным люком. Что делать? Кто виноват? Покосился на человека. Злоумышленник или спаситель? Карать или миловать? Уйти или остаться? И как жить дальше?
Вспомнил свою жизнь — до и после. Вильнул хвостом. Сделал шаг вперед. Замер. Взглянул в глаза Николаю. Снова вильнул…
— Не было бы счастья, да удачно все повернулось, — выдохнул тот. — Идем, что ли?
Пес вздохнул. Человек тоже.
— Ну райских кущ не обещаю. Манны небесной тоже. Но как-то будет. Есть у меня на примете подвал теплый. Один я там оставаться побаивался. Конкуренты и все такое. А на пару выдержим. Зато сухо и просторно. С едой теперь ноль проблем. Благодаря тебе, между прочим. Чего смотришь? Дело говорю: я прежде и не догадывался о подработках. А теперь — пол-улицы пройдешь — на обед наскребешь. Бабули за три охапки дров миску пирожков презентуют — вкуснятина. А косточку тебе забесплатно выдадут — куда им девать-то кости? Сами уж с десяток лет без зубов существуют. На борще и манной каше. Так что?
Николай отступил назад. Пес не двигался.
— Ну как знаешь. Неволить не буду. Ты теперь свободный художник. Хочешь — дом сторожишь. Хочешь — гуляешь. Физкульт-привет!
Он вышел на улицу. Оглянулся через плечо.
Пес внимательно следил за человеком. Прикидывал — как быть? За развал во дворе хозяйский сын три шкуры спустит. А тут — свобода. И сухой подвал. Новая жизнь соблазнительно поворачивалась в сознании то одним, то другим боком. Манила радужными перспективами.
За соседним забором завозился Булька. Мухтар вздохнул, оглянулся на хозяйский дом. Осторожно выбрался на дорогу. Неплохо. Сухо, по крайней мере. Подошел к Булькиному забору. Ткнулся в торчащий между штакетинами нос приятеля. Лизнул в знак приветствия. Хорошо!
— Ну что, Шарик, идем? — напомнил о себе освободитель.
— Будет плохо, — пообещал Мухтар-Шарик Бульке, — всегда вернуться смогу.
Приятель одобрительно хмыкнул.
— Будет плохо, всегда сможешь вернуться, — заверил пса человек. — Я лапы твои вылечу, а там уж как хочешь. Пошли уж. У меня два заказа до обеда. И вот еще…
Человек протянул псу колечко ливерной колбасы.
Шарик-Мухтар повел носом. Облизнулся: колбаса пахла упоительно. Взглянул на Бульку — от добра добра не ищут. Тот снова хмыкнул в знак одобрения.
Через минуты человек и собака двигались в сторону тупика, откуда уже доносилась знакомая песня: «Там живут — и песня в том порука, нерушимой дружною семьей…»
У Митрича день не заладился с самого утра. Бывает. Отзвонилась медсестра, извинилась, предупредила, что заболела и не сможет прийти.
— А мне что? — возмутился Митрич в трубку. — С голоду теперь пухнуть? Ты ж хлеба принести обещалась. И кефиру. Замену ищи! Чтоб как штык до обеда…
В ответ медсестра тоже позволила себе возмутиться. Больничный есть больничный. Сменщицу свою она пригласит, а насчет кефира с хлебом не уверена. В функционале дежурной сестры из поликлиники такой вид услуг не значился:
— Это я по собственной инициативе вам помогала, могли бы спасибо сказать, а не командовать.
— А еще сестрой милосердия значишься! — укорил строптивицу пациент. — Сама договаривайся, а не то жалобу настрочу, премии лишишься.
Он швырнул трубку мимо телефона. Выматерился. Завел патефон. Любимая песня не спасала от голодной смерти. А девица эта попалась на удивление ненадежная.
— Придется самому в свет выбираться, — пыхтел Митрич, надевая парадновыходные брюки поверх изгвазданных в каше и кефире байковых штанов. — Ох, боюсь, не доползу. Да и обмануть старика этим магазинеркам — только в радость. И что за народ пошел, сплошь лодыри и проходимцы.
С трудом передвигая ноги, он вышел на улицу и повернул к магазину. Сил хватило на два участка. Присел на лавочку отдохнуть. Холодно! Встал. Собрался продолжить поход. Куда там! Трость отъехала в сторону, ноги неловко заскользили по подмороженному асфальту. Разъехались безнадежно широко, и Митрич хряпнулся спиной о дорогу.
— Е-мое! — в глазах потемнело, в позвоночнике закололо, в сердце застучало.
И ведь не встать никак.
— Так до смерти долежишь, никто не поможет! — бесился от бессилья и ненависти Митрич. — Ну и народ пошел! Нету на вас, паразиты, мировой войны! Тогда бы посмотрел…
Он не закончил, неудобно зависнув между прошлым и будущим. Испуганно взвизгнул:
— Мама…
И был поднят неведомой силой на ноги.
— Ты чего? — рявкнул он на стоящего рядом человека. И замер: рядом с тем стоял огромный лохматый пес. Не ровен час, сожрет. Только этого не хватало! — Пса попридержи! Развели тут собак! Никакой управы на вас нету!
— На здоровье! — ухмыльнулся незнакомец, поглаживая собаку. — Домой, может, довести?
— Сам дойду! — не поддался на провокацию Митрич.
Повернулся, намереваясь удалиться на безопасное расстояние. И охнул от боли: правая нога, лишенная привычной опоры, отказывалась от выполнения непосредственных обязанностей.
— Да не бойтесь вы! — расхохотался хозяин собаки. — Мы не кусаемся! Правда, Шарик?
Пес вильнул хвостом и не сдвинулся с места.
— Палку подай, — проворчал Митрич, прикидывая — принять помощь или отказать. По всему выходило, что сам он до дома не доберется. И дернул нечистый выбраться в такую непогоду! Эх, была ни была! — А чего мне вас бояться? Чай не в лесу. У меня сын дома, он встретит. Ты меня до калитки доведи, а там уж сам справлюсь. Ой…
До калитки его тащили. Вернее, тащил мужик. А пес неторопливо семенил сзади.
— Еще в чем-то помочь? — спросил Николай, усаживая Митрича на лавочку у дверей.
— На магарыч надеешься? — проявил проницательность старик.
— Не заработал пока, — пожал плечами невозмутимый собеседник. — Я добрые дела за так совершаю. Время от
